— За мной остановки не будет. Я человек сговорчивый.
— Да, Николай Павлович, и человек вы хороший, и работник отличный — вас можно любить. Только разница в летах уж очень большая. Ведь десять лет! — шутливо сказала Татьяна Николаевна.
— Василий Андреевич Жуковский, будучи стариком, женился на юной девушке, — полушутя-полусерьезно проговорил Николай Павлович.
— Впрочем, годы — это дело десятое. На них можно бы и не обращать внимания, если бы вы не были пенсионером, — протяжно произнесла она последнее слово. — Слово-то какое страшное для молодой девушки. Кто ваш муж? Пен-си-о-нер!
Учителя расхохотались.
Николай Павлович встал, заходил по комнате и с оттенком шутки сказал:
— Ну и закон! Что он сделал с цветущим молодым человеком? Хоть петицию подавай Михаилу Ивановичу об отмене этого закона.
ЧУДЕСНЫЙ ПОЧТАЛЬОН
Стоял хороший осенний день. Чистое полярное небо, как шатер огромной яранги, прикрывало Чукотскую землю. С запада дул легкий ветерок, и на юг большими стаями тянулись утки. Давящая тишина Севера нарушалась лишь шумом пролетавших уток да криками и свистом детворы. По окончании уроков часть учеников играла на волейбольной площадке, другие находились на берегу моря, где над косой всегда по неизменному маршруту утки совершали свой перелет.
И едва на горизонте показывались утки, как ученики ложились на гальку и зорко следили за их приближением. Как только утки подлетали, дети вскакивали, поднимался невероятный крик, шум, свист, и напуганная стая, словно падая вниз, пролетала прямо над головами.
В этот момент в воздух взвивались эплякатеты[47], брошенные ребятами. Крылья утки запутывались среди ремешков, и под тяжестью пяти моржовых зубов она стремительно падала, сильно ударяясь о землю.
— Есть одна авария! — кричал какой-нибудь карапуз.
Затем все стремглав неслись к пойманной птице. Ребята быстро распутывали ей крылья, а утка, глядя испуганными глазами, пыталась вырваться и улететь вслед за стаей.
Вместе с ребятами бегала и Тает-Хема. На ее шее болталась связка металлических занумерованных трубочек с коротенькой надписью: «Москва». Тает-Хема занималась кольцеванием птиц. Если утка не сильно разбивалась, девочка прикрепляла ей на лапку алюминиевое колечко и пускала на свободу.
Но что это такое? Упала утка, а на ее ножке уже есть колечко! Ребята сгрудились около птицы, глаза их блестят. С крайним любопытством на лицах они рассматривают эту необыкновенную путешественницу. На изящном колечке надпись: «Манила, 742».
Тает-Хема чувствует себя героиней дня и с удивлением разглядывает колечко. Она знает, что его нужно снять и записать число, месяц и место, где поймана эта утка. Ее воображению рисуется, что где-то в далекой-далекой стране вот так же рассматривается и ее колечко. Тает-Хема тщательно осмотрела пленницу, записала в книжечку чужестранную надпись и забыла даже снять манильское кольцо. Она взяла московское колечко и пристегнула его на вторую ножку. С сильно бьющимся сердцем утка вырвалась из рук. Тает-Хема приподняла ее и пустила на волю. Какая интересная почта!
Утка отлетела немного и села на море, невдалеке от берега.
— Эх ты! Человек с печенкой вместо сердца. Навешала ей грузов и думаешь — она должна лететь? Может быть, ей еще лететь тысячу километров? Вот тебе к пяткам подвесить по кило и заставить бегать, — с укоризной сказал один из учеников.
Но Тает-Хема не отрываясь следит за уткой. Она молча стоит и смотрит, смотрит на нее. Утка плавает, ныряет и, вероятно, пробует освободиться от приобретения с Чукотской земли.
Тает-Хема сорвалась с места и побежала к морю. За ней все ребята. Они бросают в утку камешки. Она ныряет, и ребята долго ищут ее глазами. Наконец, утка показывается на поверхности воды, взлетает, берет направление на юг и быстро удаляется.
Ученики напряженно смотрят ей вслед. Куда она полетела? Никто не знает. Может быть, обратно в Манилу? Может быть, ее убьет какой-нибудь краснокожий или чернокожий человек и будет так же рассматривать кольца? Вот бы оказаться в такой момент около него и сказать: «А ты знаешь, товарищ, ведь это московское колечко повесила я! Я! Тает-Хема с Чукотки! Комсорг чукотской школы!»
Задумавшись, она долго стоит и размышляет о колечке, которое совсем недавно висело у нее на шее, а теперь вот летит куда-то, в неизвестную страну.
— А ты говоришь — навешала грузов! Понимать надо. Ведь алюминий легкий, как бумага. Видишь, как полетела?
— Сесть бы сейчас на самолет, да и лететь все время за ней, следить, где она будет садиться, — сказал кто-то из ребят.
— Не к чему летать. И так узнают, по кольцам, — сказал Ктуге и предложил ребятам поискать на карте Манилу.
Эту мысль подхватили, и ватага ребят бросилась к школе.
АНДРЕЙ АНДРЕЙ
На море показался вельбот. Он шел к культбазе с развевающимся за кормой красным флажком.
— Андрей Андрей! — крикнул кто-то из учеников. Начальник пограничного пункта Андрей Андреевич Горин на Чукотку прибыл лет пять тому назад. На побережье не было человека, который бы не знал его. И как его не знать? Ведь Андрей Андрей — так звали его чукчи — был «зятем чукотского народа». Он женился на чукотской красавице, сердце которой полонил тем, что, встретившись однажды с белым медведем, на удивление всему народу, убил его из каймильхера[48]. Тушу этого медведя девушка чукчанка разделывала с особым удовольствием. Рядом сидел на китовом позвонке Андрей Андреевич, любовался, с каким проворством девушка разделывала медведя, прислушивался к звонкому ее голосу, а затем это необычное знакомство закончилось женитьбой.
Теперь у Андрея Андреевича было трое очаровательных ребят. Самая маленькая, белобрысая девочка Нинель, похожая на отца, еще не умела говорить по-русски, и с ней Андрей Андреевич ворковал по-чукотски.
Андрей Андреевич был типичным северным человеком. Кажется, он умел делать все, начиная от починки обуви, кладки печей и кончая приемом родов. На своих двенадцати прекрасных псах он в пургу мог ехать без проводника. Летом на моторке он часто разъезжал один и, когда попадал в крепкий шторм, получал от этого, как он говорил, чистое наслаждение. В хорошую погоду, при командировках на дальнее расстояние, Андрей Андреевич садился в самолет и, сам управляя им, парил в чукотских просторах. Это был человек-непоседа. Он все время в движении. Но особенно Андрей Андреевич любил приезжать в школу. Старших учеников он считал своими лучшими друзьями. Они тоже любили его и по старой привычке звали «Андрей Андрей», как и все чукчи.
Вельбот не дошел еще до берега, а Андрей Андреевич густым басом уже кричал:
— Здорово, ребятишки!
— Здравствуй, Андрей Андрей! — в один голос отвечали ученики.
Он выходил на берег, и все спешили поздороваться с ним.
— Что это, Тает-Хема, ты навесила такое некрасивое ожерелье? — спрашивает он.
Ребята хохочут. Кто-то говорит:
— Она нацепляет на хвост уткам колечки, и они летят тогда прямо в Москву.
— Ах, вот что! — тянет Андрей Андреевич и смеется вместе со всеми.
— Адрес такой на ногу надевает: Москва, дом номер сто или двести.
Но Тает-Хема не обращает внимания на насмешки и говорит:
— Андрей Андрей! Ты сегодня нарядный и красивый какой!
— Молодцом, значит, выгляжу? — шутя и подмигивая, спрашивает он. — Не все же мне в кухлянке да торбазах ходить.
— На праздник, что ли, Андрей Андрей, едешь куда? — спрашивает Ктуге.
— На праздник, на праздник. У-у, какой праздник!
И, подняв палец, он таинственно говорит:
— Секретное сообщение имею для вас.
Он стоит, плотно окруженный учениками, обхватив их руками.
— А вы чертовски хорошие ребята, — говорит он. — За это расскажу вам секрет.
Ребята плотней прижимаются к нему.
— Радиотелеграмму мне прислал американский капитан. Выхлопотали американцы в Москве разрешение на экскурсию в Арктику, посмотреть место, где погиб «Челюскин». Так и значится у них: конечный маршрут экскурсии — место гибели «Челюскина».
— Андрей Андрей, он ведь погиб на воде. Вода там, больше ничего не увидишь.
— Ну, пускай воду и смотрят. Жалко, что ли?..
— Она же везде одинаковая, — смеется кто-то. — Разве у американских берегов нет такой воды?
— Откуда у них такая вода? Была бы, так зачем им ехать сюда? Так вот, ребятишки, скоро они будут здесь. Вам тоже рекомендую принарядиться, — и Андрей Андреевич лукаво подмигнул.
АМЕРИКАНСКИЕ ГОСТИ
Через час в залив вошел огромный американский пароход «Виктория». На берег сошло около двухсот американцев. Это были самые разнообразные люди: служащие железнодорожных компаний, учителя, старые девы из машинописных бюро и еле передвигающиеся, богато разодетые старушки — тещи банкиров из Фриско.
Все они столпились на берегу, окружив жителей культбазы, и оживленно разговаривали «на пальцах».
Один молодой американец с возбужденными глазами, размахивая шляпой, говорил, по-видимому, что-то особенно интересное. Приседая и энергично жестикулируя, он рассказывал о только что закончившемся перелете через Северный полюс.
— Мистер Чкалофф, мистер Громофф Америк — пууфф!
Изображая полет самолета, он делал такие резкие движения, что все сторонились его.
А в это время группа молодых моряков зашла в школу. Увидев пианино, один из них сел к нему и заиграл американский фокстрот. В зале неожиданно начались танцы. К Тает-Хеме подскочил высокий американец в морском кителе и, протягивая ей руки, что-то сказал, видимо приглашая танцевать. Тает-Хема покачала головой и пальцем указала на Лену.
А Лена сгорала от нетерпения и желания потанцевать с настоящим американцем.
Турист подошел к ней и, протянув руки, пригласил.
В этот момент от радости глаза Лены затуманились, и она, забыв все на свете, не чувствовала своих ног, танцуя с застывшей улыбкой.