— Это ничего, Лена. Я задушил его на всякий случай, чтобы он не открутил ногу и не убежал. Вдруг Гаймелькот задержится где-нибудь? А теперь мы сообщим ему.
— Это что, обычай, что ли, у вас такой? — недовольно проговорила Лена.
— Да, обычай, — ответил Ктуге.
Вскоре луна померкла, и только редкие звезды освещали им путь. Спустился мрак на землю, ветер усилился. Лена с беспокойством посмотрела кругом. Она крепко вцепилась в обочины нарты, опасаясь вылететь. Вдруг Ктуге оставит ее здесь, в этой мрачной, снежной пустыне, одну? Она отвернулась от встречного ветра и плотно прижалась спиной к спине Ктуге. Он смотрел вперед, она — назад.
— Лена, пурга! — крикнул Ктуге.
Она встала на колени и ухватилась за его шею. Она хотела что-нибудь разглядеть впереди, но ветер со снегом больно бил в лицо и валил ее. С волнением она спросила:
— Темно, Ктуге. Мы заблудимся?
— Нет, не заблудимся, — спокойно ответил он, поглядывая вперед.
— А если заблудимся, мы пропадем, замерзнем!
— Нет, не пропадем. Собаки хорошо знают, куда везти. Ведь они бегут домой.
— А ты сам знаешь, куда ехать?
— И я знаю.
Лена плотней прижалась к нему и еще крепче вцепилась в нарту. Воображение рисовало картины, как они вдвоем замерзают. Собаки убежали одни, а они плетутся по снегу пешком, борясь с разыгравшейся пургой.
«Наверно, не знает он, куда ехать. И как тут узнаешь, когда ни шиша не видно», — подумала она.
— Крепче держись, Лена! Наверно, скоро с горы будем ехать! — крикнул Ктуге.
«Какая гора, когда едем по ровному месту?» — подумала она, и беспокойные мысли еще больше овладели ею.
Но скоро она почувствовала, как нарта действительно помчалась вниз по крутому склону. Ктуге усиленно стал тормозить.
«А ведь и правда гора! Значит, он знает, — радостно подумала она. — Только бы не вывалиться из нарты».
Не более часа они проехали в пурге, но Лене казалось, что они едут целую вечность. Теперь собаки плелись в гору.
И когда они поднялись вверх, Ктуге остановил упряжку.
— Лена, смотри — культбаза! — крикнул он.
— Где, где? — вскочила она, вся запорошенная снегом.
— Вон, видишь свет?
— Может быть, это звезда? — разочарованно спросила она.
— Звезды бывают на небе, а на земле что-то я никогда их не видел! — со смехом сказал Ктуге.
— Правда, Ктуге, культбаза?
— Да ведь это же лампочка, которая висит на ветряке. Ты забыла?
— Ой, какой ты хороший, Ктуге! Поехали скорей! А то у меня уже печенки начинают отмерзать!
В школе охотников ждали с нетерпением, но без волнения за их судьбу. В самом деле, кто же будет беспокоиться, что Ктуге может заблудиться здесь? Такая мысль никому и в голову не придет.
В светлом зале собрались все ученики. Ктуге им рассказывал о песцовых следах, о признаках набега зверя, о песце Гаймелькота. Все слушали с захватывающим интересом.
— В следующий раз поедут другие. По очереди будем ездить! — крикнул кто-то из ребят.
— Знаете что, ребята, — сказала Лена, — я ведь сама ставила капкан. Ктуге сказал, что я хорошо, на «отлично» поставила капкан.
— Да, это правильно, — подтвердил он.
— А когда мы ехали туда, я из винчестера застрелила куропатку. Видели, на кухне лежит? Голову жалко только. Пуля отшибла.
— Карэм! Карэм! — послышались возгласы недоверия.
— Вот вам и карэм! Спросите у Ктуге. Ведь правильно я говорю, Ктуге?
— Да, правильно, — серьезным тоном и в первый раз в жизни соврал Ктуге.
ШАХМАТНЫЙ ДЕБЮТ
Доктор Модест Леонидович, заложив руки за спину, ходил по длинному больничному коридору. Он вслух о чем-то рассуждал и изредка жестикулировал.
Чукчи, служащие больницы, отлично уже знали, что это значит: доктор придумывал для них новую работу. В выходные дни они старались не попадаться ему на глаза.
Больничный завхоз Чими сидел на верхней ступеньке лестницы, ведшей из коридора на чердак.
Притаившись, он посматривал на доктора, не решаясь слезть. Чими думал: «Сказать сегодня или подождать до завтра?»
Вдруг сам доктор заметил его и, вскинув голову, спросил:
— Ты что, Чими, забрался наверх и сидишь гам, как петух?
— Снегу много, товарищ доктор, на чердаке, — ответил он.
— Что ты мне ерунду говоришь? Разве над чердаком нет крыши?
— Крыша есть, но в гвоздевую дырочку, которую я раньше не заметил, вчерашняя пурга нанесла большой сугроб.
— Да что ты, батенька мой! Не хватил ли ты лишнего? В гвоздевую дырочку… и сугроб, да еще большой!
— Правильно, товарищ доктор, я говорю. Посмотри сам.
Чими скрылся через чердачный люк и, выглянув, стал звать доктора, помахивая рукой.
Модест Леонидович, тяжело переступая по лесенке, влез на чердак.
— Что за дьявольщина! Откуда же это? — глядя на сугроб, удивился доктор.
— Вот через эту дырочку. Я спичкой ее заткнул.
— Не может быть! — удивился доктор. — Тут возов десять снега будет. Он и потолок провалит у нас. Гм! Да почему же раньше этого не было? — размышлял доктор.
— Ветер такой товарищ доктор, как раз под дырочку пришелся.
— Надо сегодня же вычистить.
— Выходной нынче, товарищ доктор.
— Вот какой ты хитрец, Чими! Помнишь, когда тебе привезли велосипед, ты три дня подряд катался на нем до одурения, и я тебе ни слова не сказал. А теперь, видишь, чуть потолок не трещит, а ты говоришь о выходном.
— Товарищ доктор, очень выходной особенный.
— Почему особенный?
— Пять нарт пограничников приехали в школу. В шахматы будут играть. Их шесть человек, учителей трое, да сколько учеников! Всего человек пятнадцать. И все они будут играть против одного Таграя.
— Давно они приехали?
— Нет, столы только расставляют в один ряд.
— Что же ты молчал до сих пор? Ну ладно, снег оставим до вечера.
Не сказав больше ни слова, доктор поспешил вниз. Он торопливо слез по лестнице, на ходу сбросил халат, схватил кожанку и вбежал к себе в комнату.
С шахматами подмышкой доктор чуть не бежал в школу. Войдя в зал, он увидел Андрея Андреевича и, страшно рассерженный, обрушился на него:
— Что же это за безобразие, Андрей Андрей?
— Вы, доктор, в сердцах-то даже по-чукотски стали звать меня, — засмеялся Андрей Андреевич.
— Да как же! Моя идея этот одновременный сеанс — и вдруг не сказать мне!
— Доктор, мы хотели…
— Что там — хотели, хотели! — перебил он. — Извините, но это просто свинство.
— Модест Леонидович, вот смотрите, вам стол приготовлен. Сейчас хотели посылать за вами.
— А! В таком случае прошу прощенья!
Классные ученические столики стояли в ряд во всю длину зала. Участники игры садились на свои места. Здесь были пограничники, учителя, ученики и даже один малыш из второго класса, который со всей серьезностью расставлял фигуры на своей доске.
Кругом, затаив дыхание, стояли зрители.
Таграй глядел на шахматистов и заметно волновался. Правда, каждого из них в отдельности он обыгрывал, но теперь все вместе они представлялись ему большой силой.
Доктор сел за крайний столик. Он расставил фигуры, встал с поднятой рукой и сказал:
— Внимание, товарищи! Я должен сделать маленькое разъяснение. Дело в том, что это очень сложная игра. Это высший класс игры. Здесь требуется абсолютное соблюдение правил. Ни разговоров, ни вздохов — тут ничего не должно быть. Что касается зрителей, то они должны набрать в рот воды и молчать, как скалы.
Такое серьезное вступление доктора всех парализовало. Все так насторожились, будто ждали, что сейчас произойдет нечто самое удивительное. А Таграй стал волноваться еще больше. Казалось, он не находил себе места. Он то сидел в сторонке, то вставал и проходил мимо столов своих многочисленных противников.
К нему подошла Татьяна Николаевна и шепнула:
— Ты не волнуйся, Таграй. Не будешь волноваться — обязательно выиграешь.
— Итак, товарищи, чтобы я не слышал в зале ни одного слова. Начинай, Таграй, с меня, — и доктор сделал ход е-2 — е-4.
Таграй ответил и пошел по длинному ряду, быстро отвечая на первые ходы противников. Но вот он остановился против красноармейца и задумался. Ход был необычный. Подумав, Таграй передвинул фигуру.
— Прошу извинения! — встал доктор. — Очень важное упущение. — И, обратившись к Таграю, он сказал вразумительно: — Ты, Таграй, можешь не спешить. Думай сколько тебе угодно.
— Хорошо, — спокойно ответил тот и сделал ход на докторской доске.
В зале стояла полная тишина, только слышались легкие постукивания фигур да шаги Таграя. Игра шла у него хорошо, и он успокоился. Вскоре он подошел к самому малолетнему партнеру, сделал ход и сказал:
— Мат!
Игроки оглянулись и увидели побежденного малыша. Он откинулся всем корпусом назад. Словно от испуга, у него открылся рот, а рука закинулась на затылок. Выйдя из оцепенения, мальчик вскочил и побежал из зала. Стоявшие здесь ученики зажали себе рты и ринулись за малышом в сени, чтобы вволю там насмеяться.
Игра продолжалась. Таграй остановился против доски Андрея Андреевича, наклонился над ней, подумал и, улыбнувшись, сказал:
— Вот здесь у меня был конь.
— Вот он, Таграй, у меня в руке, — сказал Андрей Андреевич. — Я хотел проверить: помнишь ты или нет?
— Я должен был им делать мат. Вот так, — сказал Таграй.
Андрей Андреевич молча пожал руку Таграю.
Таграй пошел дальше.
— Доктор, вы еще не сделали хода? — спросил он.
Модест Леонидович оторвался от доски, снял очки, поднял голову, глядя в упор на Таграя, и сказал ему строго:
— Я имею право думать, Таграй. И прошу вас, — он назвал его впервые на вы, — меня не торопить. Эта игра на размышлении основана.
— Хорошо, хорошо! Я подожду.
Доктор углубился в размышления и вскоре сделал ход.
Подойдя к Николаю Павловичу, Таграй передвинул фигуру и объявил противнику мат.
— Благодарю вас, Таграй, — сказал тот, поднимаясь со своего места.