Он сорвался с места и побежал.
Красноармеец поднял собак и, приготовив упряжку, сел с остолом в руках на нарту.
Кругом него стояли ученики.
— Слушаются тебя собаки? — спросил кто-то из учеников.
— Еще как! И остолом тормозить не нужно. Только слово скажу — и сразу останавливаются.
— А давно ты научился управлять ими?
— У нас, в Орловской области, с малолетства ездят на них, — шутя заметил он.
— Там у вас, должно быть, другие собаки?
— Такие же, на четырех ногах.
— Кони на четырех ногах у них, — подал голос ученик, стоявший сзади.
Подбежал Таграй. Он взглянул на упряжку и весело сказал:
— Давай, я буду управлять собаками.
— Не полагается, товарищ Таграй, — ответил пограничник. И, желая смягчить свои слова, добавил: — Садитесь, садитесь.
Нарта побежала мимо больницы.
— Тагам, тагам! До свидания, доктор! — крикнул Таграй и помахал рукой.
Доктор стоял на крыльце и тоже махал. Он смотрел вслед убегавшей нарте и думал:
«Вот черт! Увез все же парня. Летчика готовить! Да из такого пария я бы лучше доктора сделал!»
Домб пограничников расположились у самого берега моря. Виднелись мачты радиостанции и красный флаг, развевающийся по ветру.
Часовой с винтовкой в руках пропустил нарту и вновь зашагал по скрипучему снегу.
Упряжка подбежала к небольшому домику Андрея Андреевича Горина, стоявшему в стороне, и остановилась.
— Здорово, Таграй! — встретил его Андрей Андреевич. — Приехал?
— Приехал, товарищ начальник! — сказал Таграй, по-военному отдавая честь.
Небольшой кабинет Андрея Андреевича был прост. Здесь стоял письменный стол, несколько стульев. Над столом висел портрет Сталина; пол закрывала огромная шкура белого медведя «собственного производства», как говорил о ней Андрей Андреевич; на одной из стен висела карта Чукотского округа. Карта настолько большая, что на ней были все населенные пункты, все бухточки, заливчики, самые незначительные речушки и ручьи.
Таграй засмотрелся на карту.
— Вот она какая, Чукотка! — воскликнул он. — У нас в школе карты, на которых вся Чукотка со спичечную коробку.
— Понравилась?
— Да. А что означают, Андрей Андрей, эти линии — зеленые, красные, черные?
— Это мои маршруты, Таграй, по которым я летал. Сам для интереса вычертил. Вроде самолетная дорога. Вот смотри — прямая дорога в Чаун, на реку Амгуэму, а это — дорога в хребты.
— Андрей Андрей, ты же всю Чукотку облетал!
— Конечно. На собаках попробуй столько объехать. Научишься летать — и ты везде побываешь.
— Только, Андрей Андрей, я, наверно, не научусь, — с сомнением сказал Таграй.
— Я тебе дам «не научусь»! Попробуй, не научись!
Таграй довольно засмеялся.
Андрей Андреевич взял телефонную трубку.
— Как у вас там с обедом? Давно готово? Ну хорошо.
— Никогда не говорил я по телефону. Можно и голос узнать? — спросил Таграй.
— Конечно. Вижу я по твоим глазам, что охота тебе поговорить по телефону.
— Правильно, Андрей Андрей. Ведь интересно!
— Ну ладно. Вон видишь тот дом — столовую? Там же и красный уголок. Беги, оттуда поговоришь со мной. Я вызову тебя.
Таграй убежал.
Андрей Андреевич подошел к телефону:
— Дежурный, сейчас придет к вам Таграй. Дайте ему трубку поговорить со мной. Да нет! Просто для интереса: ему хочется поговорить со мной по телефону.
Андрей Андреевич стоял около телефона и, приложив трубку к уху, тихо смеялся.
— Я слушаю! Таграй? Здравствуй, здравствуй, Таграй. Узнал, говоришь? Близко? Все равно рядом? Вот видишь, как удобно… Что, что? Вот чудак, зачем же мы будем еще разговаривать по телефону, когда я сейчас приду и поговорим без телефона? Нет, нет, Таграй. Мы и так запоздали с обедом. Дисциплину нарушать нельзя. До свидания, до свидания.
За большим обеденным столом сидели бойцы. Красноармеец-повар подавал обед.
— У вас — как в школе-интернате, — сказал Таграй.
— Да, да. И занятия идут у нас каждый день. Садись рядом со мной, — предложил Андрей Андреевич.
Таграй сел, с любопытством присматриваясь ко всему.
— Товарищ Таграй, как же это вы проиграли партию нашему Смирнову? — спросил один из бойцов.
— Нельзя Красную Армию обыгрывать! — смеясь, ответил Таграй.
— А начальника зачем обыграли?
— Начальника — это по дружбе, — вмешался Андрей Андреевич.
Пообедав, Горин вместе с Таграем пошли в красный уголок. Судя по тому, что здесь стояла классная доска, здесь проводились занятия с бойцами.
Андрей Андреевич сел за стол и стал раскладывать какие-то чертежи и перелистывать книгу.
— Ну, Таграй, стенгазету после почитаешь. Иди сюда. Мы сейчас побеседуем.
И он рассказал Таграю, как они будут заниматься теорией, как потом перейдут к занятиям на практике.
— Что такое самолет? — начал Андрей Андреевич. — Взять, например, всякий живой организм. Что в нем самое главное? Сердце. А у самолета что самое главное? Самое главное…
— Мотор, — подсказал Таграй.
— Ну, правильно. Моторы бывают разные, как разные бывают и яранги. Есть рульмоторы, моторы на шкунах, авиационные моторы. Есть большие, есть маленькие. Одни сделаны прочно, другие — менее прочно, а в общем они все как-то по-одинаковому сделаны, что-то имеют общее между собой.
— Принцип один и тот же, — вставил Таграй.
Андрей Андреевич усмехнулся и сказал:
— Ты меня, Таграй, извини. Я все забываю, что ты имеешь семь классов образования. Я и начинаю поэтому так издалека. Ведь я сам такого образования не имею. Раньше нас не баловали образованием. Примерно в твоем возрасте я больше учился волам хвосты крутить.
— Как крутить?
— Ну, пастухом был. А с тобой мы быстро пройдем. Вот день прибавится, посветлей будет — и за штурвал сядем.
Таграй недоверчиво поглядывал на Андрея Андреевича и думал: «Неужели я научусь летать?»
Они долго говорили об авиационных моторах. И Горин видел, что основу мотора Таграй знает.
— Мотор шкуны я на «отлично» изучил, Андрей Андрей. Сам мотористов летом готовил и приучал к чистоте в работе с машиной.
Андрей Андреевич перешел к несущим плоскостям — крыльям. В разговоре появились слова: ажурные ребра — нервюры, продольные балки — лонжероны, хвостовое оперение и так далее, и так далее.
— Андрей Андрей, а эту книжку ты мне не дашь домой?
— Учебник этот? Пожалуй, возьми.
— Я скажу товарищам, что взял почитать про самолет.
— Становись! — послышалась команда с улицы.
Таграй подбежал к окну. Человек двадцать бойцов на лыжах становились в ряд.
— Что такое? Куда они отправляются?
— Лыжная вылазка сегодня. Тренировочный пробег.
— Вот бы и мне с ними побежать!
— Нет, Таграй. Алек — жена моя — очень просила привести тебя. Пойдем ко мне, кстати, посмотришь и моих карапузов. Ох, и орлы! — похвалился Андрей Андреевич. — Хочешь — по-чукотски, хочешь — по-русски разговаривают!
В квартире Горина вместо ковров лежали пушистые оленьи шкуры. Жена его играла с детьми. На полу валялось множество игрушек. Старший сын стоял около матери и, как видно, собирался затеять какую-то игру.
— Какомэй, Таграй! — вскочила Алек. — Здравствуй! — добавила она по-русски.
— Видишь, какое огромное семейство, — не без гордости проговорил отец.
Он тут же схватил на руки смеющегося черноглазого сына и спросил:
— Играете?
— Мотор заводил, — сказала жена, глядя на мужа и сына.
— А, мотор! Ну-ка, заведи еще, а мы посмотрим.
Он опустил сына на пол, мать села с ним рядом, и мальчик, несколько смущенный, поглядывал на Таграя. Затем, посмотрев на отца, мальчик протянул руки к голове матери, воображая, что это диск рульмотора. Он сделал руками резкое движение, будто шнуром заводил рульмотор.
— Че-че-че! — зачихала Алек, как «чихает» мотор при запуске.
Мальчик немедленно взялся за нос матери. Но «мотор» остановился. Мальчик снова заводил и быстро хватался за нос матери до тех пор, пока «мотор-мамаша» не стала чечекать минуты три подряд.
— Вот видишь, Таграй! Теперь мотор пошел, — сказал Горин.
Таграй захохотал, а Андрей Андреевич сел на пол и попросил:
— А ну, заведи меня!
Польщенный похвалой, мальчик тем же способом начал «заводить» отца. Андрей Андреевич долго играл с сыном-мотористом, жена любовалась ими с нескрываемой радостью. Таграй смотрел на свою соплеменницу Алек, одетую в очень хорошее платье, веселую, красивую.
Андрей Андреевич встал.
— Очень хороший обычай есть у чукчей, — сказал он. — Зайдет гость — и сразу его угощают чаем. А вот она у меня забыла этот обычай.
— Амынь какомэй! — вскрикнула Алек и, взмахнув руками, бросилась в кухню.
— Красивая у тебя жена, Андрей Андрей. И на чукчанку не похожа.
— Ничего подобного. Очень похожа… Ты побудь здесь, Таграй. Я сам пойду приготовлю чай. Ведь ей хочется поговорить с тобой.
Таграй подошел к столу, на котором лежали тетради и книги.
— Это кто так пишет? — спросил он по-чукотски вошедшую Алек.
— Я, — ответила она, обнажив в улыбке свои белые зубы. — Учусь я, Таграй. Андрей заставил учиться. Говорит, нельзя не учиться.
— Правильно он говорит.
— Русский язык почти весь выучила, — и она заговорила по-русски.
— Он, оказывается, и учитель хороший? — удивился Таграй.
После ужина был вечер самодеятельности. Играла гармошка. Красноармейцы пели, плясали, не думая о том, что они находятся среди снегов Арктики, за полтора десятка тысяч километров от своих родных нолей.
Впрочем, пограничники вообще настолько привыкали к Северу и так успевали полюбить его, что, когда подходил срок демобилизации, многие оставались работать в различных северных хозяйственных организациях. Они как вольнонаемные работали здесь года два-три и уезжали домой. Но Север манил. И, побывав дома, многие снова возвращались.
Красноармейский вечер закончился поздно ночью. Таграй не скоро уснул. Сколько новых впечатлений за один день! Он лежал в квартире Андрея Андреевича с открытыми глазами и прислушивался к завыванию пурги.