— Ну, выглядел он не менее человечно, чем я — может, даже более.
— Возможно, так и было, но он, разумеется, модифицировал свое тело, чтобы работать с этими существами. Это могло понадобиться для ведения дел изо дня в день...
— Каких еще дел — воровства мозгов?
— Задумайся на секунду: мы знаем, что они проникли в ООН, и чутье подсказывает, что мы найдем их и в других местах. Судя по скорости, с которой они работают, у них явно большая, отлично интегрированная сеть операций и методов, гораздо более гибкая, чем у нас.
— Тут пять миллионов людей, Феликс, пятьдесят разных государств. Я видел только двоих этих сверхлюдей.
— Верно. Но говорят, что на каждую крысу, которую ты видишь на скотном дворе, еще сотня где-то прячется. — Он казался почти радостным. — Мы сами по себе, Джон. Нам нельзя звать на помощь.
— И что нам делать? Мы отсиживаемся под тридцатью метрами укрепленного бетона с большим запасом еды, выпивки и кассет с три-Дэ фильмами, — но с таким же успехом мы могли бы сидеть в клетке.
Феликс поднял руку.
— У нас есть ресурсы, Джон. Это убежище было спроектировано, чтобы вмещать в себя самый полный набор современных устройств для определенных направлений исследований и тестов. Мы кое-что узнали об этих существах — они не подозревают, что нам известно. Я уверен, они ломают голову над твоими непонятными появлениями и внезапными исчезновениями ничуть не меньше, чем мы пытаемся понять их возможности. Мой яд убил одного, от остальных ты ускользнул. Теперь мы кое-что знаем о природе врага и можем начать разрабатывать методы противодействия.
— Вдвоем?
— Я вовсе не имел ввиду, что враг контролирует все, Джон. В этом нет необходимости. Пара ковбоев может управлять довольно большим стадом скота...
— Зачем нами вообще управлять? Не проще ли окружить нас, вырезать мозги и так и оставить?
— На это есть масса причин. Охрана природных ресурсов, легкость добычи... и, возможно, мы не такие уж и безобидные, если знаем, что происходит. Скот иногда тоже может затоптать насмерть...
— Так... И что нам делать?
— Покинем Тамбулу. Вернемся в Америку, свяжемся с парой людей, которых знаем лично. От Барнетта, например, я бы держался подальше, но есть с десяток надежных человек. Потом мы создадим организацию по борьбе с чудовищами, вооружимся, раздобудем оборудование и затем... ну, там посмотрим.
— И как нам выбраться из Тамбулы? Кажется, в этом пункте наш план и разваливается.
— Боюсь, никто не увидит, как наш старый друг Брэвэй покидает эти берега, — с серьезным видом сказал Феликс. — Думаю, ему придется исчезнуть точно так же, как врачу ООН майору де Салле, а Г.Д. Браун, арендовавший тот же дом, пропадет через пару дней.
— За фальшивой бородой и коричневыми контактными линзами?
— Обойдемся без таких грубых методов, мой дорогой друг. — Феликс радостно потирал руки, собираясь претворить свои планы в жизнь. — Ты пройдешь полный курс того, на что мне не хотели давать подопытных свинок... до этого момента. У тебя будет иной цвет волос — саморегенерирующийся, — другой цвет глаз с новым рисунком сетчатки, а также измененный в пределах пяти сантиметров рост, новые отпечатки пальцев и слепок зубов...
— Ничего из этого мне не поможет, если какой-нибудь любопытный таможенник решит покопаться в моих грязных носках и найдет это ухо. А это наша единственная улика.
— Не бойся, Джон. Ты не останешься без средств защиты. — У Феликса в глазах появился радостный блеск. — Ты не просто станешь другим человеком, — я снабжу тебя ЛУКом. — Если на тебя налетит генерал Джулиус, просто сломаешь его пополам и пойдешь дальше.
Глава шестая
Я сидел на краю деревянного стула и слушал тихое гудение у себя в голове.
— Скажи мне, когда звук прекратится, — сказал Феликс.
Его голос, казалось, шел издалека, хотя я видел его в метре от себя, но через какую-то мглу, напомнившую мне о фотографии, снятой через марлю. Гудение стало еще тише и вскоре совсем пропало.
Я нажал на выключатель в руке. Размытый Феликс кивнул.
— Хорошо, Джон. Теперь попробуй пройдись — надо проверить, как работают твои новые мышцы.
Я расслабил мускулы, раньше отвечавшие за движения ушами, тем самым вернув моему слуху нормальную чувствительность. Затем попытался встать и подпрыгнул на метр.
— Полегче, Джон. — Феликс вышел из кабинки с пятисантиметровыми стенами из бронепласта. — Нас точно схватят, если будешь скакать, как кенгуру. Помни, чему я тебя учил.
Я с трудом удерживал равновесие, будто у меня к ботинкам были привязаны пружины.
— Я помню, — ответил я. — Боль отлично помогает все запоминать.
— Когда времени в обрез, это лучший способ.
— Каковы результаты теста?
— Очень даже неплохие. Ты держал семь сотых микробел на протяжении тридцати тысяч циклов. Как зрение?
— Словно бреюсь с запотевшим зеркалом. Я все еще вижу только черное и белое.
— Через некоторое время начнешь различать цвета. Твой зрительный центр тридцать лет привыкал к обычным шести цветами, он не может за одну ночь перестроиться на ультрафиолетовый спектр.
— А я не могу привыкнуть к ощущению, что вешу два грамма, черт побери! Я хожу на цыпочках, как босой парикмахер по горячему тротуару.
Феликс ухмыльнулся так, будто я сделал ему комплимент.
— Вообще-то, сейчас ты весишь почти сто пятьдесят килограммов. Я добавил еще пять слоев хромаллоя в скелетную решетку. Твой организм хорошо это воспринял. Я приделаю еще одну сеть на девятую зону, закрывающую трапециевидные, дельтовидные и широчайшие мышцы...
— Терпимость моего обмена веществ нельзя приравнивать к терпимости управления, — вставил я. — Последние шесть недель были кошмаром вивисекциониста. Теперь у меня шрамов больше, чем у вождя племени Шенди, а мои нервы стоят дыбом и покачиваются, как зачарованные змеи. Я уже готов послать все к черту и попробовать, как есть.
— Мы уже почти закончили, — серьезно кивнул Феликс. — Знаю, было трудно, но смысл в том, чтобы сделать все по высшему разряду.
— Я не понимаю, почему у меня не болит все тело, — проворчал я. — Меня резали, долбили и пилили, как тушу коровы в колледже мясников. Думаю, ты меня накачал по самую макушку, так что вместе с остальными странными ощущениями, такая ерунда, как банка неокаина, могла остаться незамеченной.
— Нет никакого наркоза, только гипноз, старина.
— Отлично. С каждым днем и во всех смыслах я все меньше похож на самого себя, да? — Я сделал вдох, скорее, по привычке, чем по нужде, кислородные баллончики, установленные под нижним краем грудной клетки, были заряжены больше, чем наполовину, я мог бы продержаться на них еще пару часов, если бы понадобилось. — Я знаю, мы в ужасной ситуации и лучше плыть с улыбками и под всеми знаменами, чем просто сидеть и жаловаться друг другу на то, как все плохо. Но я готов действовать.
Феликс копался в бумагах, не обращая на меня внимания.
— Конечно, старик. Ворчи, сколько влезет, — отсутствующе сказал он. — Главное, не переборщи с дружелюбием и не хлопни меня по спине. Я все еще сделан из плоти и крови. А теперь мне надо проверить твои показатели...
Я закрыл рот и подошел к огромной куче кабелей и металлических брусьев, выглядящей, как взорвавшаяся велосипедная фабрика.
— Сначала сила хвата.
Я поудобнее взялся за пухлую рукоятку, слегка сжал ее, чтобы почувствовать ее, затем сдавил со всей силы. Я услышал скрип среди множества рычагов, затем металл в руке смялся, как кусок картона.
Я разжал кисть.
— Прости, Феликс, но какого черта ты делаешь эти штуки из алюминия...
— Это специальная сталь пятимиллиметровой толщины, штампованная холодным методом, — осматривая сломанный прибор, сказал Феликс. — Теперь измерим силу ног.
Я подошел к конструкции с толстой горизонтальной балкой. Затем согнул ноги и подлез плечами под балку со стуком металла о дерево, встал поудобнее и медленно выпрямил ноги. Нагрузка на плечи казалась не очень большой, как при носке рюкзака средней тяжести. Я полностью распрямился, затем встал на цыпочки, уже борясь с практически недвижимым весом.
— Достаточно, Джон, — сказал Феликс. — Думаю, можно считать ты прошел тест на грубую силу. Больше тысячи трехсот килограмм — как небольшой автомобиль — и, судя по всему, это еще не предел.
— Можно было добавить еще пару кило. — Я размял плечи. — Подушка помогла, но она было недостаточно толстой.
— Подушка была пятисантиметровой дубовой доской. — Феликс взглянул на меня, закусив нижнюю губу. — Как жаль, что я не могу отвезти тебя на следующую конференцию по миоэлектронике. Парочке противных ученых пришлось бы забрать назад все слова своих двухчасовых речей про то, что это невозможно.
Я прошелся по комнате вперед-назад, стараясь не подпрыгивать при каждом шаге.
— Феликс, ты сказал, что мы начнем на следующей неделе, чтобы разрезы успели зажить. Давай не будем тратить столько времени. Я уже готов. Ты бывал в городе каждый день и не заметил признаков странной активности. Тревога стихла.
— Как по мне, так она стихла чертовски быстро, — выпалил Феликс. — Все слишком спокойно. По крайней мере, кто-то должен был проверить дом. Как ты помнишь, предыдущий арендатор, мое альтер эго, написал отчет о пропавших людях и ранах на голове. Но сюда никто не приезжал. Кроме первых двух дней, в газетах не было ничего, и смею утверждать, что и об этом не сказали бы ни слова, если бы толпа зевак не увидела, как ты убил Джулиуса.
— Послушай, Феликс, у меня в зубах столько микротроники, что я боюсь есть все, что тверже спагетти, а в теле столько сервоприводов, что хватило бы на целую автоматическую кухню. Давай пропустим остальную часть программы и займемся делом. Пусть теперь у меня суставы из нержавеющей стали, но внутри я остался прежним. Меня все это страшно нервирует. Я хочу знать, чем занимаются эти адские псы.
— Сколько сейчас времени? — внезапно спросил Феликс.