Она стояла, отвернувшись,
И свет был на балконе гадок,
Я всё смотрел на этот плёс,
Что находился между лопаток!
В нем грелось озеро на солнце, река бесшумная текла,
Туда бы приоткрыть оконце и в гладь закинуть удила!
Сухие губы пахли элем, что я припёр, пришедши в гости,
Она так туго обнимала, что чуть мне не сломала кости!
– Можно снова воды?
– Блич, ну, ты издеваешься? Если да, то вначале заплати – за издевательства обслуживают по тройному счёту!
– Я просто хочу пить.
– А фиг тебе! Ни капли не получишь, пока я не узнаю, с чего вы начали! А потом вас застукали, да? Ну, признайся, что застукали. Вот почему ты такой зашоренный.
Бличу ничего не оставалось, как закончить историю. Сказать, что конец разочаровал слушательницу, значит, ничего не сказать.
Но я собрался! Вытер слюни! И ей сказал весьма учтиво,
Что не нуждаюсь в поклонении и удовольствиях сортирных!
Она слегка приобалдела, сказав потом, что я забавный,
Затем добавила – «дурак», «чтоб чресла выросли с кулак»,
«чтобы тебя предали жестко».
– Ты обещала воды, – напомнил Блич.
Пока Блич пил маленькими глотками, Эрет ходила из угла в угол. Она была уверена, что это ещё не всё.
– Ага, значит, я не первая, кого ты прокатил. Ну, и какова была месть? Ты дал пощёчину? Рассказал трактирщику про распутства дочки?
Блич грустно улыбнулся и сказал очень-очень тихо:
А я лишь понял мозгом костным и каждой клеточкою тела,
Что не хочу ей сделать больно…[1]
Настала долгая пауза. Расскажи Блич, что отрезал оскорблённой распутнице за её проклятия голову, Эрет была бы меньше ошарашена. Девушке явно был незнаком принцип не отвечать злым на злое.
– То, что я пишу стихи, мой самый большой секрет. Надеюсь, никто никогда не догадается спросить, чтобы я не был вынужден говорить правду. Или промолчать, что равносильно признанию.
– Мне понравилось.
– Мне приятно. Мой стиль особый. Я люблю сильные метафоры вперемешку с откровенно слабыми рифмами.
– Ты как-то учёно сказал, я не поняла. А вот стихотворение, наоборот, простое, весёлое и понятное. Чувствуется… мм… ну это… в общем, чувствуется, что писал человек, а не словоблуд.
– Ну, сколько можно, Эрет? Сколько раз объяснять, я не человек.
– Всё время забываю. Слушай, а если она была красивая, то почему нет, Блич?
Блич пожал плечами. Задумался.
– Может, потому, что я её не любил.
– Тебе сколько лет?
– Какая разница?
– Мне – есть разница.
Эрет села позади Блича, обняла его и положила голову на спину. Некоторое время она сидела задумавшись, а потом потёрлась щекой и сказала:
– Блич, давай сделаем всё-таки это. Я буду с тобой целоваться, Блич. Ты знаешь, как мы редко целуемся? Мы соглашаемся на плётки, цепи, калёное железо, но целуемся, только когда сами хотим. Я хочу, Блич.
Блич накрыл её сцепленные на его груди ладони своей ладонью. Он весь дрожал. Ему было очень нелегко отвечать отказом, но именно это он и сделал.
– …Пойми, я не хочу, чтобы девушка была со мной за деньги, тем более в мой первый раз. Олэ уже заплатил. Значит, это будет за деньги. Понимаешь меня? Если да, то не обнимай больше, пожалуйста.
Эрет послушно отстранилась.
Много праздников в разных странах видела за годы скитаний Фейли, но никогда страннице не было так весело, как в ночь на Святого Гло в герцогстве Блейрон. Может, потому, что раньше толком не выходило ничего праздновать: профессор не хотел, чтоб они лишний раз появлялись на улице.
Подростки успели как раз к началу торжеств.
Пробила полночь. Толпа на площади считала удары часов вместе со священником и дружно рявкнула «Добра и Любви!», когда святой отец сбросил с башни первую партию ленточек мира – отрезки ткани особого цвета, один из символов Святого Гло. Эти ленточки люди со смехом нацепляли друг дружке на грудь.
Вторым символом праздника значились Одуванчик и Сердечко. Одуванчик Святой Гло назначил символом Доброты, а Сердечко, как известно, символизирует Любовь. Эти изображения – кто пришил на одежду, кто носил в виде флага, а кто просто нарисовал на лице.
Заметив, что у двух детей нет никаких символов, мужчины и женщины со смехом поймали их и достали краски. Герт и Фейли не оказали сопротивления. Они понимали, что проштрафились, и с благодарностью принимали наказание. Через две минуты на щеках подростков оказались сердечко (на левой) и одуванчик (на правой).
Повсюду стояли столы, ломившиеся от еды и напитков. Каждый подходил и брал, что хотел. Кто-то танцевал, кто-то горланил песни. Но все бросали свои дела, когда священник кричал «Добра и Любви». Тогда, ответив «С Днём Святого Гло!», люди кидались обнимать того, кто стоит ближе всех.
Вдоволь насладившись танцами, поучаствовав в нескольких конкурсах и даже один выиграв, наобнимавшись с сотней разных людей, насытив желудки, мальчик и девочка вспомнили, зачем шли, и покинули площадь.
Им встретился Кай. На плечах вампира повисли сразу три пьяные девушки.
– О, Герт, о, Фейли! С Днём Святого Гло!
– Любви и Добра! – хором ответили счастливые подростки.
– А вы молодцы! Сумели-таки обмануть нашего надсмотрщика. Но куда спешите? Впереди ещё столько конкурсов.
– Нам надо… побыть вдвоём.
– Понимаю, Герт, понимаю, – сказал Кай и подмигнул.
Девочка-тень и её спутник вышли к полуразрушенному крутому мосту. Герт рассказал, что таким крутым этот мост строили, чтобы под ним проходила мачта «Речного Крокодила» – самого мощного судна в истории. Потом «Речного Крокодила» сожгли, герцога убили, а мост разрушили. Спустя двести лет другой герцог злодейски сбросил здесь в реку своего сына. С тех пор сюда никто не ходит, ибо призрак невинно убиенного так и не успокоился. А жаль. Говорят, герцог оставляет какой-то дар каждое утро на мосту, но взять его с собой сможет только самая чистая и добрая душа. Впрочем, в дары духов Герт всё равно не верит, но знает от папы волшебные слова, после которых привидение пропускает посетителей.
– А откуда твой отец их узнал?
– Случайно. Подслушал разговоры пьяного волшебника. Идём, Фейли.
Фейли очень испугалась призрака, но волшебные слова подействовали, и покойный герцог вежливо уступил дорогу.
Девочка-тень и её поклонник сели на мост, свесили ноги и взялись за руки. Отсюда открывался чудесный вид на город, сверкавший праздничными огнями. Музыка торжеств придавала особую ценность их уединению. В городе, где всё население высыпало на улицы, найти местечко только для двоих – изысканный дар.
Вдруг Герту пришло в голову, что он может прямо сейчас увести Фейли и тем спасти. Да, она давала клятву не убегать, но какой с неё спрос, если кто-то уведёт её силой?
И Фейли словно увидела его мысли. Никакого колдовства – лица влюблённых поклонников для умных девушек как открытые книги.
– Нет, Герт. Он всё равно найдёт меня. И потом, Блич. Как его бросить? Давай просто наслаждаться этой ночью.
Герт кивнул.
Они сидели до самого утра, болтая ногами и любуясь городом и рекой. Никаких разговоров, только её рука, сжатая в его руке. И счастье, непонятное для позабывших детство и юность, счастье.
Только раз их уединение прервала огромная летучая мышь. Дети сразу поняли, кто это. Кай отсалютовал Фейли и Герту крыльями и улетел по своим вампирским делам.
Когда пропели петухи, подростки стали свидетелями волнующего, хоть и зловещего зрелища, как призрак растворяется в воздухе, исчезает, чтобы вновь возникнуть следующей ночью.
Не сговариваясь, Фейли и Герт поняли, что и им пора покинуть мост.
– …А кошку? Нет, кошка уже была. Зайца! Заяц точно не был! Здорово, Блич, как же здорово!
Эрет захлопала в ладоши, совсем как ребёнок.
Блич ещё полчаса показывал, на что способна его тень, заставляя её принимать самые различные образы, пока Эрет это не наскучило. Забыв про обещание, она снова обняла подростка и даже поцеловала в щёку.
– Спасибо, Блич! Я никогда так не веселилась. Кочергой мне по спине, как же стыдно, что я тебя обижала. Ну, что мне сделать для тебя, чтоб совесть не грызла? Ну, давай ты меня хотя бы потрогаешь! Трогай, где хочешь и хоть до утра. Нет? Ну, придумай тогда сам что-нибудь.
Блич молчал. Эрет с тяжёлым вздохом прекратила его обнимать и прислушалась.
– О, начали праздновать Святого Гло. Лет в десять это был мой любимый праздник. И в одиннадцать. А в тринадцать… в тринадцать я уже работала. Эх, хоть бы краешком глаза взглянуть на площадь.
– А когда ты последний раз была на улице?
– В четырнадцать. То есть лет шесть как уже. Кукушонок не выпускает девочек из борделя. Даже на прогулку, даже на рынок. Его можно понять – к нам такие люди ходят…
– Это невозможно понять! Это чудовищно!
– Это выгода, мальчик. Она правит людьми.
– Как хорошо, что я не человек.
– А по мне ты человек самый настоящий. Люди просто забыли это, каково быть настоящим человеком.
– Здесь нет окон… Шесть лет ты не видела ни солнца, ни луны?
– Что луна? Я не видела Дня Святого Гло. Ах, что это за праздник! В этот день, понимаешь, веришь в лучшее. Веришь в людей. А Кукушонок даже подарков на Святого Гло не делает. Но ничего. Завтра кое-кто придёт, отметить годовщину, и тогда я вопрос ребром поставлю. Или забирает меня из борделя, или…
Эрет легла на кровать, свернувшись калачиком. Блич погладил её по голове. Она с готовностью приняла ласку.
– У меня дурные предчувствия. Не подумай, не ведьма я. Просто… кошмарные сны. Где меня душат. Он где-то рядом. Я зову его на помощь, а мой любовник меня не слышит. Как грустно, что нет способа избавиться от кошмаров.
– Почему? Есть.
Эрет с изумлением узнала, что тень таких, как Блич, обладает чудесными свойствами. Она закаляет клинки и учит ткань отражать свет. А если лечь спать головой в тени Блича, то тебе будут сниться только хорошие и добрые сны.