– Что ж я раньше… тупой я осёл! У нас же люди гибнут!
Догадавшись, что собирается сделать Найрус, Фейли встала на его пути.
– Нет, профессор.
– Фейли, мы обязаны выпустить беса! Он перебьёт всех, не думай о нём, как о простом ребёнке. Не за него надо бояться, а за них!
Фейли заколебалась.
– Верь мне, девочка моя, как верила раньше.
Фейли отступила. Но выпустить беса не удалось. Воспользовавшись моментом, серый маг схватил алебарду и просунул между прутьев.
– Что? Купился? Какая Алебарда Ярости, в помине не было такого заклятия! Немедля говори, где бумаги, или я проколю бесовской череп – девчонка привязалась к Морэ, она не простит тебе его гибели.
– Опомнись, Лигер! Идёт бой!
– Мне-то что? Мы не в одной лодке. На мне накидка мага, никто не осмелится тронуть меня! Решайся, Найрус! – Лигер стрельнул глазами в сторону настенных часов. – Даю тебе пять минут на раздумье.
Тем временем на крыше в бою двух латников настала патовая ситуация. Раз пять или шесть меч неизвестного воина врезался в доспехи Райнеса, но ни один удар даже не погнул брони. А вот Райнес знал, что его оружием вполне можно прорубить или продавить латы. Но толку от этого знания, если противник вообще не позволяет в себя попасть?
Там, где бессильно мастерство, приходит на помощь случай. На одну секунду противник потерял равновесие, споткнувшись о торчащий кусок черепицы, и Райнес обрушил свою секиру, метясь в голову. Увы, мечник успел подставить плечо. Секира прорубила сталь и, судя по выступившей крови, пробила и гамбезон. Но глубокой раны противник не получил, иначе бы не смог, дёрнув плечом, легко обезоружить Райнеса. Обнажив кинжал, рыцарь бросился в ближний бой, но мечник первым перехватил своё оружие за лезвие и приёмом полумеч ударил под забрало.
Последней мыслью рыцаря было сожаление, что одно дело с подонком Солбаром останется незавершённым. Райнес умер, так и не узнав, что с черепицей был не случай, а тактическая хитрость противника. Латник бандитов знал, что успеет подставить наплечник, и готов был рисковать целостностью плеча в надежде обезоружить врага.
Воин сотворил знамение Света над мёртвым телом. Не потому, что был очень религиозен. А просто из уважения к мужественному противнику.
– Ты убил его! Ты убил… он был настоящим рыцарем!
Герт после долгой возни наконец смог заколоть третьего Боевого Кота в своём послужном списке и теперь намеревался с тем же оружием, штатным кинжалом стражи, идти на воина в латах. Безумие? Нет, юность.
Трещал огонь (крыша кое-где ещё горела), дул ветер, воин молча ждал, когда мальчик подойдёт достаточно близко.
– Кто бы ты ни был, ты никто по сравнению с ним. Но он умер… а ты жив. Почему? Почему такая несправедливость!
Герт бросился на латника, латник, почти не глядя, ударил его ножнами по голове. Знакомыми Герту ножнами, с сорока восемью зарубками.
С этого удара началось знакомство Олэ с сыном горшечника, этим ударом и продолжилось кровавой ночью.
Меченосец склонился над оглушённым подростком и зло сказал:
– Герт, три раза ты встаёшь на моём пути, и три раза я тебя жалею. Но терпение лопнуло. В следующий раз я тебя убью.
На второй этаж Олэ спустился, как раз когда Безбородый приканчивал последнего Ястреба.
– Что? Плохие латы ребята подогнали? – спросил Ракка, показав на прорубленный наплечник.
– Видали и получше. Но здесь просто противник был достойный, – ответил мечник. – Вы нашли Воина Чести?
– Воин Чести, видно, обгадился со страха! – захохотал Атаман.
– Он не знает страха, – расстроил Ракку Меченосец и двинулся по коридору.
Путь преградил фехтовальщик Пера, но его меч не причинил вреда латам. Олэ вошёл в ближний бой и пробил висок бойцу с длинным пером на охотничьей шляпе навершием меча. Алебарда следующего противника могла бы причинить серьёзный урон, если бы противник ей лучше владел. Перерубив древко, Олэ сократил дистанцию с уколом, и молодой стражник отошёл в мир иной.
– Воин Чести! Я же говорил, что у нас будет второй поединок! Теперь я тоже в латах, вот, правда, в полных, в отличие от твоих, но всё равно честнее, чем в гроте. Где ты? Твой противник ждёт тебя!
Выломав дверь, за которой, судя по шуму, явно были люди, Олэ оказался в комнате Фейли.
Он ещё не снял забрала, но по ножнам с зарубками профессор и Фейли его узнали.
– Меченосец… ты же… ты же в Башне Смертников!.. Девочка моя, уходи через окно, я задержу его!
– Я не брошу Морэ.
Морэ?!
При виде мальчика ноги воина подкосились, а руки стали ватными. Но не настолько, чтобы не наказать серого мага, вздумавшего угрожать ребёнку.
Лигер был уверен, что успеет поразить Морэ в ответ на любое опасное движение в свою сторону. Он явно переоценил собственную реакцию. Выпустив алебарду, окровавленный маг упал на пол. Был бы Меченосец в полной силе, Лигер бы оказался рассечен от плеча до бедра, но слабеющей рукой Олэ смог только ранить мага.
Профессор хотел заколоть Меченосца кинжалом, но был отброшен пинком подоспевшего Ракки. Ударившись затылком о стену, он впал в короткое беспамятство.
– Какая удача, старший стражи! – Атаман со смехом воткнул в пол топор и достал нож. – Нет, здесь топором слишком мало удовольствия!
Олэ зашатался и упал на колени. Снял шлем, чтобы было легче дышать. Забыв про старшего стражи, Безбородый схватил за плечо Меченосца.
– Э, браток, ты в порядке? Браток, да ты как стрелу в позвоночник схватил.
Нет, молодой атаман, не в позвоночник, а в сердце. И не стрелу, а многим хуже. Постыдные воспоминания.
– Так она не убила его… она обещала его убить, но не убила…
Она и не должна была. Он, как мужчина, обязан был умертвить отпрыска. Его проклятие сделало сына бесом. Но он сбежал, струсил, взял с дочери королевского следопыта клятву избавиться от маленького убийцы самой, а себе дал клятву спать отныне только с продажными. С ними можно не опасаться населить мир бесами – специальные врачи-палачи не дают таким девушкам рожать.
– Папа!
Морэ протянул руки сквозь прутья клетки и улыбнулся – бесята чувствуют родную кровь. Теперь Фейли стало ясно, почему им с Гертом казалось знакомым его лицо.
– Он сказал мне папа? Он… говорит? Он теперь говорит?
Никогда Фейли не думала, что ей доведётся увидеть слёзы в глазах сурового мечника.
– Да, он говорит, и только благодаря мне! Моя тень лечит его Бешенство, дарует ему разум! Ты, лицемер, истреблял мой народ, обвиняя в одной угрозе, а сам принёс другую. Знаешь, сколько людей уже убил твой сын?! Что будешь делать, охотник? Выбор за тобой. Убьёшь меня и Морэ? Говорят, страшно живётся на этом свете сыноубийцам. Убьёшь меня и оставишь Морэ жить? Без меня он так и останется бесом. Может, хватит уже крови, охотник? Хватит того выбора, где кому-то всегда приходится умирать! Сделай выбор, где все остаются жить! Да, мы – Угроза, да, Морэ – угроза, но кто, если рассудить, не угроза? Кто поручится за любого человека, что он никогда никого не убьёт, даже на пьяную голову, не соблазнится украсть, не заболеет по глупости чем-то и не заразит полгорода? Оставь в покое меня, Блича, дядю, мой народ, и взамен получишь настоящего сына! С которым можно ходить на рыбалку и играть в мяч, что-то обсуждать и чем-то делиться. А не безумного мычащего зверька.
– Что она бормочет, браток? – спросил охотника Безбородый. – Какие-то бесы, какие-то тени, говорит, что малец твой сын… Тронутая, что ли?
– Она племянница Воина Чести, – безучастно ответил Олэ.
– Что ж раньше язык в одном месте держал? Считай, Воин Чести у нас в кармане!
Бандит потёр руки, выдернул топор и крикнул понемногу приходившему в себя Найрусу:
– Эй, ты, старший. Передашь Гулле, что или он будет паинькой, или девочка познает Ночь Девяти.
Фейли сняла замок с бесовой ловушки, но освобождённый бесёнок не успел ничего сделать в защиту девочки-тени. Отец взял его за руку, и Морэ не посмел вырваться.
А затем Олэ наклонился и поцеловал Морэ в лоб. Мальчик сразу же впал в оцепенение.
– Прости, Морэ. Я ещё не готов. Не готов сделать выбор. Позже.
Поцелуй отца (или матери). Единственная возможность для родителей беса, которые не знают, как собирать бесову ловушку, обезопасить мир от своего сына или дочери на то время, пока они не могут находиться рядом. Вот только есть один минус у такого способа.
– Сними с него Поцелуй отца, Олэ! Он же умрёт с голода, если ты не вернёшься! А ты не вернёшься!
– Прости, Фейли, но я ещё не готов. Не готов сделать выбор.
Безбородый с вырывающейся от него девочкой и Меченосец, на ходу надевая шлем, вышли из комнаты и спустились на первый этаж. Там вовсю кипела битва между новыми прорвавшимися гвардейцами и уцелевшими защитниками дома. Двое стражников заметили, что племянницу предводителя взяли в плен, и бросились её освобождать. Олэ в три взмаха меча убил их. У дверей встретил раненный в плечо вольный фехтовальщик. На него у охотника ушло чуть больше времени.
Его рукам вернулась твёрдость. Его глаза под забралом шлема опять были сухи. Он снова был готов убивать.
Оказавшись на улице, Безбородый скомандовал:
– Ребят, отступаем!
Их не пытались преследовать. В суматохе боя большинство стражников не заметили, что бандиты уходят не с пустыми руками. И только когда по ушам ударил девичий крик, они поняли, что отстояли дом, но проиграли бой.
– Спасите, кто-нибудь!
– Фейли! Фейли, любимая!
Рискуя поломать все кости, Герт спрыгнул с крыши, но ему повезло – он приземлился на трупы Диких Котов. Спотыкаясь на каждом шагу, превозмогая боль в голове, стараясь не обращать внимания на шум в ушах, подросток попытался догнать бандитов, увозящих ту, которую обещал защищать, но через полста ярдов потерял сознание.
Случилось худшее: малышка Лу почти не умела плавать. Ставрог зря дежурил в ожидании, когда Блич выберется на берег. Тяжёлая супруга тащила подростка на дно даже вернее кольчуги.