Бунт. Глава I. Нравственность существует. Безнравственно христианство. Определение нравственности в противовес интеллектуальному рационализму и божественному иррационализму.
Глава X. Заговор как нравственная ценность.
Роман.
Та, которая все упустила по рассеянности: «А ведь я любила его всей душой».
– Значит, – говорит священник, – этого было недостаточно.
Воскресенье 24 сентября 1944 года. Письмо.
Роман: «Ночь признаний, слез и поцелуев. Постель, влажная от слез, пота и любви. Предел надрыва».
Роман. Прекрасное существо. И все ему всё прощают.
Те, кто любят всех женщин, движутся к абстракции. Вопреки очевидности, они воспаряют над миром. Ибо им неинтересны частности, отдельные случаи. Человек, чуждающийся всякой идеи и всякой абстракции, истинно отчаявшийся, предан одной женщине. Из упрямства он хранит верность этому единственному лицу, хотя оно и не может удовлетворить всех его притязаний.
Декабрь. Сердце полно мрака и печали.
«Чума». Находясь в разлуке, они переписываются, и он находит верный тон и сберегает свою любовь. Победа языка и умения писать.
Оправдание искусства: настоящее произведение искусства помогает быть искренним, укрепляет сообщество людей и проч.
Я не верю в безнадежные поступки. Я верю только в поступки обоснованные. Но я думаю, что обосновать поступок не так уж трудно.
Против тоталитаризма можно возражать только с позиций религии или морали. Если этот мир бессмыслен, они правы. Я не могу признать их правоту. Значит…
Это мы создаем Бога. А не он нас. Вот вся история христианства. Ибо у нас нет иного способа создать Бога, кроме как стать им.
Роман о Справедливости.
В конце. Бедная и больная мать:
– Я спокойна за тебя, Жан. Ты умница.
– Нет, мама, это не так. Я часто ошибался и не всегда был справедлив. Пожалуй, только одно…
– Конечно.
– Только одно: я ни разу не предал вас. Всю жизнь я хранил вам верность.
– Ты хороший сын, Жан. Я знаю, ты очень хороший сын.
– Спасибо, мама.
– Нет, это я говорю тебе спасибо. Будь таким всегда.
Человек не станет свободным, пока не преодолеет страха смерти. Но не с помощью самоубийства. Нельзя преодолеть, сдавшись. Суметь умереть, глядя смерти в глаза, без горечи.
Героизм и святость, второстепенные добродетели. Но нужно доказать, что ты ими обладаешь.
Роман о справедливости. Мятежник совершает поступок, зная, что в ответ на него будут убиты невинные заложники… А позже подписывает приказ о помиловании писателя, которого презирает.
Репутация. Ее создают вам посредственности, и вы делите ее с посредственностями и негодяями.
Помилование?
Мы должны служить справедливости, потому что существование наше устроено несправедливо, должны умножать, взращивать счастье и радость, потому что мир наш несчастен. Сходным образом мы не должны приговаривать к смерти, раз уж мы сами приговорены к ней.
Врач, враг Бога: он борется со смертью.
«Чума». Риэ говорит, что был врагом Бога, потому что боролся со смертью, и что быть врагом Бога его ремесло. Он говорит еще, что, пытаясь спасти Панлу, он одновременно хотел доказать священнику, что тот не прав и что, соглашаясь быть спасенным, он признает, что может оказаться неправым. Панлу отвечал ему только одно: что в конце концов он окажется прав, ибо, без сомнения, умрет, а Риэ возразил на это: главное – не смиряться и бороться до конца.
Смысл моего творчества: такое множество людей лишены благодати. Как жить без благодати? Нужно приложить усилия и сделать то, чего никогда не делало христианство: заняться проклятыми.
Классицизм – это подавление страстей. В великие эпохи страсти были индивидуальными. Сегодня они коллективны. Нужно подавлять коллективные страсти, точнее, придавать им форму. Но они истощают того, кем овладевают. Вот почему большая часть современных книг – репортажи, а не произведения искусства.
Ответ: если нельзя сделать все разом, надо от всего отказаться. Что это значит? Сегодня нам нужно больше силы и воли, чем прежде. Мы добьемся своего. Грядущий великий классик будет победителем, не имеющим равных.
Роман о справедливости.
Тип, который был под судом или под подозрением, а после (во имя единения) переходит на сторону революционеров (Комм.) и ему сразу же дают задание, посылая его на верную смерть. Он соглашается выполнить задание, потому что таков порядок. И гибнет.
То же. Тип, который искренне проповедует единомыслие. Его бесконечное одиночество в финале.
То же. Мы убиваем самых дерзких из них. Они убили самых дерзких из нас. Остаются чиновники и подонки. Вот что значит иметь убеждения.
«Чума». Глава об усталости.
Бунт. Свобода – это право не лгать. Это верно и в социальном плане (подчиненный и начальник), и в плане нравственном.
Исправленное творение. История отложенного самоубийства.
«Чума». «Вещи, стонущие в разлуке».
Этот тип (инспектор Национальной службы железных дорог) живет только железными дорогами.
Чиновник НСЖД живет на пленкообразной поверхности материи.
Кузен М.В. Он собирает воздушные шары (фарфор, трубки, пресс-папье, чернильницы и проч.).
Вселенский роман. Танк, который разворачивается и ползет, как сороконожка.
Боб идет в наступление летом, на равнине. Его каска покрыта ботвой дикой редьки и сорной травой.
Исправленное творение.
Танк, который разворачивается и отбивается, как сороконожка.
Боб летом, на нормандской равнине. Его каска покрыта сорной травой и ботвой дикой редьки.
Ср. в «Таймс» доклад английской комиссии о зверствах.
Испанский журналист де Сузи (достать его текст) – дети со смехом показывают ему трупы.
Целый час – острый нож в сердце.
Весь день разговоры о том, будут ли вечером давать молочный суп, от которого ночью приходится несколько раз бегать на двор. О том, что ватерклозеты в ста метрах от дома, что ночью холодно и проч.
Женщины из лагеря, попав в Швейцарию, хохочут при виде похорон: «Вот как здесь обходятся с покойниками».
Жаклина.
Два четырнадцатилетних мальчика-поляка, которых заставили сжечь дом, где были их родители. С четырнадцати до семнадцати лет в Бухенвальде.
Консьержка гестапо, занимающего два этажа в доме на улице Помп. Утром она убирает комнаты, где пытают. «Я никогда не вмешиваюсь в дела моих жильцов».
Жаклина возвращается из Кёнигсберга в Равенсбрюк – сто километров пешком. В большой палатке, разделенной подпорками на четыре отсека. Женщин столько, что они могут спать прямо на земле, только тесно прижавшись одна к другой. Дизентерия. Ватерклозеты в сотне метров. Но приходится перешагивать через тела и наступать на них. Привыкают и к этому.
Всемирный аспект диалога политики и морали. Против этого конгломерата огромных сил – [нрзб.].
X. – заключенная, вышла на свободу с татуировкой: в течение года служила в лагере СС в…
Доказательство. Что абстракция – зло. Она порождает войны, пытки, жестокость и проч. Спрашивается: как люди сохраняют абстрактный подход перед лицом физического зла – идеологию перед лицом пытки, производимой во имя этой же идеологии.
Христианство. Вы были бы жестоко наказаны, если бы мы приняли ваши постулаты. Ибо в этом случае мы бы не знали жалости.
Сад. Вскрытие произведено Галлем: «Череп, подобный всем старческим черепам. Шишки отцовской нежности и любви к детям развиты сверх меры».
Сад о г-же де Лафайет: «Изъясняясь более лаконично, она становится более трогательной».
Преклонение Сада перед Руссо и Ричардсоном, которые научили его, «что не только торжество добродетели может тронуть читателя».
То же. «Познать человеческое сердце» можно только в несчастье и в путешествиях.
То же. Человек XVIII века: «Когда, по примеру Титанов, он осмеливается поднять свою дерзкую руку на само небо и, вооруженный страстями, не страшится объявить войну тем, перед кем трепетал».
Бунт. В конечном счете политика порождает партии, которые препятствуют общению (сообщничеству).
– И само творение. Что делать? У бунтаря меньше всего шансов устранить сообщников. Но они будут устранены.
Глубокое отвращение ко всякому обществу. Соблазн спастись бегством и смириться с упадком своей эпохи. Одиночество приносит мне счастье. Но одновременно и ощущение, что упадок начинается с той минуты, когда ты с ним смиряешься. И приходится оставаться – чтобы человек оставался на должной высоте, чтобы не способствовать его падению. Однако отвращение, отвращение до тошноты, вызываемое этой людской разобщенностью.
Общение. Затруднено для человека, потому что он не может выйти за границы известного ему круга лиц. Все остальное для него абстракция. Человек