С ним ничего не сделаешь. А узник глядит на прокурора с улыбкой. «Нет, – говорит он весело, – ничего не сделаешь».
Прокурор у себя дома.
– И что же ты сделал? – спрашивает жена.
– Неужели ты не…
– Что?
– Ты прав. Ничего не сделаешь.
С каждым новым процессом прокурор свирепствует все больше. От каждого обвиняемого он ждет унижения. Но ничего не происходит. Они покорны.
Наконец он начинает действовать слишком жестоко. Он сбивается с пути. Впадает в ересь. Его приговаривают к смерти. И тут все возвращается на круги своя. Впереди свобода. Он даст прокурору пощечину. Повторяется прежняя сцена. Но он не улыбается; вот перед ним лицо прокурора. «Нет ли у вас каких-нибудь желаний…»
Он глядит на прокурора. Нет, говорит он. Действуйте.
Предел бунтарского сознания: согласиться на самоубийство, чтобы не стать сообщником всеобщего убийства.
Светские развлечения можно выносить только по долгу дружбы.
Костер: «В этом втором периоде меня поражало, как мало знал я о ней в первом периоде, хотя она навсегда вошла в мою жизнь и озарила ее своим светом».
Там же: «Я рисовал ее в своем воображении. Я знал, что утром образ существа, встреченного накануне, и зыбкая прелесть первых признаний внезапно предстают в новом свете и вчерашний невнятный хмель сменяется солнечной радостью, рожденной чистейшей из побед».
Шар. Глыба спокойствия, обломок неведомой катастрофы.
У меня есть две-три страсти, которые можно счесть предосудительными, которые я считаю таковыми и от которых стараюсь избавиться волевым усилием. Иногда мне это удается.
Макс Жакоб: «Хорошая память – залог раннего опыта». Отложить все дела и развивать память.
– Недолговечность и жестокость – следствия лени.
– Не презирайте ни мелких людишек, ни великих людей (важно для меня).
Роман. Возвращение из лагеря. Он приезжает, немного оправившийся, он тяжело дышит, но твердо стоит на своем. «Я удовлетворю ваше любопытство раз и навсегда. Но потом вы оставите меня в покое». Дальше – холодный отчет.
Напр. Я вышел оттуда.
Речь жесткая, гладкая. На этот раз уже без нюансов.
Я хотел бы покурить. Первая затяжка. Он оборачивается и улыбается.
Простите меня, говорит он с тем же спокойным и замкнутым видом.
И больше никогда к этому не возвращается. Он ведет самый заурядный образ жизни. Только одно: он не спит со своей женой. А когда она начинает выяснять отношения, кричит: «Все человеческое мне отвратительно».
Программа на февраль – июнь.
1) Веревка.
2) Бунтующий человек.
Подготовить три тома эссе:
1) Литература. Предисловие – Минотавр + Прометей в аду +
Изгнанничество Елены + Города Алжира + …
2) Критика. Предисловие – Шамфор + Разум и эшафот +
Агриппа д’Обинье + Предисловие к Итальянским хроникам +
Комментарии к «Дон Жуану» + Жан Гренье.
3) Политика. Предисловие – Десять передовиц + Разум и отвага + Ни палачей, ни жертв + Ответ д’Астье + Почему Испания?
+ Художник и свобода.
18 – 28 февраля: Закончить первую редакцию «Веревки».
Март – апрель: Закончить первую редакцию «Бунтующего человека».
Май: Эссе.
Июнь: Перечитать «Веревку» и «Б.Ч.».
Вставать рано. Душ до завтрака.
Ни одной сигареты до полудня.
Упорный труд. Упорство одолевает слабости.
Портреты. Она глядит из-под вуали во все свои прекрасные глаза. Спокойная, немного тяжелая красота. Внезапно заговаривает, и губы тут же кривятся, складываясь в параллелограмм. Она некрасива. Светская женщина.
С ним говорят. Он говорит. Внезапно взгляд его делается отсутствующим, он договаривает фразу, по инерции продолжая смотреть на вас, но думая уже о чем-то другом. Дамский угодник.
Последние слова Карла Герхарда, который был врачом Гиммлера (и знал о Дахау):
«Я сожалею, что в мире еще осталась несправедливость».
Отдаваться может лишь тот, кто владеет собой. Бывает, что отдаются, чтобы избавиться от собственного ничтожества. Дать можно только то, что имеешь. Стать хозяином самому себе – и лишь после этого сдаться.
X.: «Это случилось в тот год, когда у меня был перитонит».
«Это было сразу после моего прободения…» и проч., и проч. Утробный календарь.
«Процесс». Как подумаешь о том неповторимом, что таится в благородном сердце, о том, как много знает великодушный человек; сколько раз он одерживал победы в борьбе с самим собой и с жестокостью судьбы; и как вспомнишь, что довольно трех служителей правосудия, чтобы…
В мире, где никто не верит в существование греха, обязанности проповедника берет на себя художник. Но речи священника достигали цели оттого, что были подкреплены его собственным примером. Следовательно, художник пытается стать примером для других. За что его расстреливают или высылают за границу, к его великому негодованию. К тому же добродетели нельзя выучиться так же быстро, как стрельбе из пулемета. Борьба тут неравная.
После убийства Александра II Исполнительный комитет обратился к Александру III:
«Мы лучше, чем кто-либо другой, понимаем, как печальна гибель стольких талантов, такой энергии – на деле разрушения…»
«Мирная идейная борьба сменит насилие, которое противно нам более, чем Вашим слугам, и которое практикуется нами только из печальной необходимости».
См. любопытное показание Рысакова, готового служить осведомителем ради спасения собственной жизни. Но он оправдывает себя. [ «Знаменитые судебные процессы в России», с. 137].
Лейтенант Шмидт: «Смерть моя все довершит, и дело, за которое я принял казнь, пребудет безупречным и совершенным».
Г.: Эти губы, изъязвленные грязным наслаждением.
Бунт. Глава о том, что такое казаться (себе и другим). Дендизм – движущая сила многих деяний, вплоть до революционных.
До тех пор, пока человек не совладал с желанием, он не совладал ни с чем. Меж тем ему почти никогда не удается совладать с ним.
Винавер. В конечном счете писатель несет ответственность за то, что он делает для общества. Но он должен (и это область, где ему следует держаться очень скромно, быть очень нетребовательным) не знать поначалу о своей ответственности, не ведать, пока он пишет, об условиях, на которых он подрядился служить обществу, – должен рисковать.
Эссе. Введение. К чему отвергать доносительство, полицию и т.д. …если мы не христиане и не марксисты. У нас для этого недостает ценностных ориентиров. Пока мы не отыщем ценностной основы, мы будем вынуждены выбирать добро (если мы выбираем его) наугад. До этих пор добродетель будет вне закона.
Первый цикл. Во всех моих книгах, начиная с первых («Бракосочетания») и кончая «Веревкой» и «Бунтующим человеком», я стремился к безличности (всякий раз на свой лад). Позже я смогу говорить от своего имени.
Меня привлекают люди великодушные – и только они. Но сам я не великодушен.
Предисловие к сборнику статей. «Среди прочего я сожалею о том, что слишком многим жертвовал ради объективности. Подчас объективность – слабость. Сегодня все разъяснилось, и следует называть концентрационное концентрационным, даже если речь идет о социализме. В определенном смысле я никогда больше не стану церемониться».
Я принуждал себя к объективности, чуждой моей природе. Все оттого, что я не доверял свободе.
Желябов, подготовивший убийство Александра II и арестованный за двое суток до покушения, требует, чтобы его казнили одновременно с Рысаковым, метнувшим бомбу.
«Только трусостью правительства можно было бы объяснить одну виселицу, а не две».
Зыбин, непревзойденный дешифровщик охранки, оставлен на той же должности в ГПУ. То же. Комиссаров, сотрудник охранки и организатор погромов, переходит на службу в ЧК. «Уйти в подполье» (на нелегальное положение).
«Террористические акты должны быть тщательно подготовлены. Моральную ответственность берет на себя партия. Это сообщит героическим бойцам необходимое спокойствие духа».
Азеф – могила 10 466 на кладбище в берлинском предместье.
За несколько дней до покушения на Плеве он «намекает» на опасность начальнику охранки Лопухину и просит вознаграждения. Он выдает южных террористов, чтобы развязать руки петербургским. Плеве погибает; Азеф так и сказал: «Опасность грозит вам с другой стороны (не от Гершуни)».
Начальник Зубатов. Защищал обвиняемого перед поддельной следственной комиссией. И превращал его в осведомителя.
Девяти из десяти революционеров ремесло осведомителя приходилось по вкусу.
Революция 1905 г. началась с забастовки рабочих одной из московских типографий, которые требовали, чтобы при сдельной оплате точки и запятые считались за буквы.
Санкт-Петербургский совет в 1905 г. призывает к забастовке с требованием «Долой смертную казнь!».
При Московской коммуне на Трубной площади перед развалинами здания, разрушенного при артиллерийском обстреле, была выставлена тарелка с куском человеческой плоти и надписью, гласившей: «Внесите свою лепту в помощь пострадавшим».