Чумная Полли и маскарад — страница 15 из 56

Проверив свои догадки на крыше, дело Полли она легко забудет, хотя странное отношение к случившемуся у местного лер-мэра не могло не настораживать. Зато будет больше времени на расследование убийства Стеллы. Вик еще помнила ее слова: «Я навестила всех его знакомых и друзей – его никто не видел». Так что некий Элайджа Кларк, незнакомый Стелле, не может не настораживать. Томасу же лучше об этом не знать – не будет отговаривать и переживать. Просто надо быть чуть-чуть осторожнее, чем обычно, и держаться подальше от дела Полли. Пожалуй, даже снимки с фиксаторов гогглов она распечатает в Олфинбурге.

Да. Так она и поступит. Полли – Храму, дело Стеллы – себе. Это важнее.

Глава 9Инквизитор

Дрейк стоял, прислонившись плечом к медленно остывающей каминной трубе, и сосредоточенно грыз леденец-трость. Клонило в сон, несмотря на выпитый кофе, – день Дрейка начался слишком рано. По телу расползалась не слишком приятная усталость. Работы еще предстояло много, время поджимало, а результатов было ноль. Гордиться было нечем.

С крыши доходного дома Денев площадь Танцующих струй видна как на ладони. Сейчас она была почти пуста – не то что этой ночью. Полицейские еще на рассвете на дирижаблях вывезли все тела, следственные действия были завершены. Последние эксперты уехали час назад. Пожарные смывали кровь с мостовой. Вода с журчанием уходила в дождевую канализацию – никто не увидит, никого не потревожит странно розовая вода. Кто-то уже сворачивал брандспойты и убирал насосы. Дворники мерно подметали ближайшие улочки, готовя площадь к вечернему веселью. Клерки из мэрии собирали в мешки многочисленные игрушки, лежащие у фонтана, которые принесли обитатели ближайших домов. Считается, что только игрушками можно откупиться от Полли.

И никому не было дела до погибших тут. Только мраморные ангелы в фонтане оплакивали загубленные души. Алчность, сребролюбие и аморализм давно поселились в Аквилите. Траура не будет. Город не узнает о случившемся. В газетах лишь напишут о неприятном инциденте, не более того.

Городской совет уже лихорадочно думал, как вернуть в городскую казну потраченные на выплату компенсации деньги. Когда Дрейк на рассвете осматривал тела погибших, адер Теодор шепнул ему, что на ночном совещании было решено устроить бал Королевы Аквилиты. Корону за определенную мзду вручат нужной девушке, если ее родственники вовремя подсуетятся. Вырученные за корону деньги пойдут на покрытие дефицита после выплаты компенсации, если не осядут в карманах нужных людей. В Аквилите это часто случается. Большие деньги портят людей.

Дрейк крепко сжал челюсти. Аквилита и ее нравы были ему не по душе. Леденец хрустнул в зубах, ломаясь, и Дрейк сунул в рот остатки сладкой трости. Не чревоугодие, конечно, но тяга к сладкому – тоже в какой-то степени грех. Пожалуй, единственный грех, от которого Дрейк не собирался отказываться. И от гордыни тоже. Считать, что за тобой водится лишь один грех, – это гордыня и есть. Дрейк захрустел остатками леденца, брызнувшего вкусом сладкой клубники с кислинкой лимона. Забавный вкус. Единственное хорошее, что с ним случилось за этот долгий день. Надо будет наведаться в лавку сладостей и купить себе еще леденцов.

День не спешил заканчиваться. Он начался часа в два ночи, когда Дрейка вырвал из сна звонок адера Теодора – его храм как раз выходил на площадь Танцующих струй. Потом вслед за адером телефонировал владыка Венсан. Последним, когда Дрейк уже спешил к стоящему под парами мобилю, позвонил владыка Джастин из храма реформистов Тальмы.

Ему пришлось опуститься до общения с Дрейком по одной простой причине – его инквизитор отец Корнелий не успевал вовремя приехать в Аквилиту. Даже дирижабль доставил бы его к вечеру, не раньше, поскольку дирижабли не летают через Серую долину – слишком опасно. Отказывать владыке Джастину в помощи Дрейк не стал, ведь боги у них общие. Но даже не это главное. Понятие справедливости – одно на всех в этом мире.

Он полночи добирался до Аквилиты, а потом сразу же принялся за расследование – нельзя подвергать веру в Храм и богов недоверию. В мире вовсю поднимается учение агностицизма, а от него до атеизма один шаг. Жаль, что боги, даруя миру свое дыхание – то, что простые люди называют магией, а ученые – эфиром или информационным полем, – не подарили каждому способность видеть его. Иначе сомнений в существовании богов не было бы.

Вот как раз сейчас серый, хватающий языками боли сердца прохожих эфир волновался и бунтовал на площади Танцующих струй. Надо будет попросить адера Теодора провести службу и успокоить встревоженное дыхание богов на площади. Ни к чему новые жертвы.

Дрейк выпрямился, похлопал себя по карманам в надежде на самый последний леденец, который, конечно же, не нашелся, и решил, что его отдых подошел к концу, надо возвращаться к службе.

Он вновь прокрутил в голове показания очевидцев, которых успел опросить и на месте, и в ближайших больницах. Все сходились в одном – Полли летела высоко над площадью со стороны телефонной станции. К сожалению, куда именно летела Полли, никто точно сказать не мог – тогда уже началась давка, и людям было не до этого. Адер Теодор тоже был свидетелем лишь начала полета, в чем признался, покраснев не хуже помидора, – тяжко каяться инквизитору в грехе праздности и тяге к обычным человеческим слабостям вроде танцев. Бедняга Теодор всерьез верил, что именно любовь к каталю приведет его к суду Сокрушителя. Пришлось отпустить ему грехи прямо посреди опроса о полете Полли. И ни одного снимка, ни одного четкого описания Полли. Она летела высоко на фоне черного неба, и испуганным людям было некогда к ней присматриваться. А ведь в музее сохранились ее прижизненные портреты. Людям было не до того, они пытались выжить.

Дрейк никогда не сталкивался с призраком Полли. Его назначили в Аквилиту чуть больше года назад, но он сильно сомневался, что Полли – та самая ужасная Полли, держащая в страхе Аквилиту, ищущая своих родителей и готовая обрушить чуму на город, – летела ровно, не опускаясь вниз, не ища безмасочников, не заглядывая в глаза и не спрашивая никого про родителей. Это не походило на поведение призрака, озабоченного поисками, – уж этих он встречал на своем пути. Обеспокоенных, уставших, злых, потерявших надежду, желающих одного – найти свою цель и упокоиться. Интересно, Полли какая из призраков-поисковиков? Озлобленная или уставшая? Хотя глава инквизиции адер Нолан в корне не был согласен с Дрейком, называя Полли призраком-проклятием. Вот только такие призраки не ищут родителей…

Мужчина посмотрел на телефонную станцию, которая располагается с другой стороны площади. Это высокое здание с монструозной антенной, от которой, как щупальца осьминога, расползаются во все стороны телефонные провода, закрывающие небо над площадью. Только узкие улочки-выходы с площади не опутаны проводами. Полицейские дирижабли дежурят именно там, поэтому они не сразу смогли прийти на помощь.

Дрейка волновал один вопрос, который не давал покоя и владыкам: явление Полли этой ночью – мистификация или нет? Он лично перед Вечным карнавалом обновил печати на всех оставшихся входах в катакомбы, а их всего три на всю Аквилиту. И его печати были не из тех, что сами слетают. Дрейк по прибытии в город первым делом объехал все входы и проверил печати – все были целы. Вот только никогда нельзя упускать из вида возможность появления новых входов.

Страх чумы витает над Аквилитой, смешиваясь с алчностью. В катакомбах под городом скрыты сокровища пятивековой давности. Всегда найдется человек, в котором жажда наживы побеждает страх перед чумой. Вдобавок, нередки в Аквилите землетрясения, трещины после них могут достигать не только катакомб, но и более поздних штолен. В горах Аквилиты до чумы чего только не добывали – мрамор, известняк, гранит, кремнезем… Это сейчас все шахты закрыты, а входы в них завалены – чума выбиралась и из них. Смертельным бациллам все равно, был бы сквозняк, разносящий их.

То, что печати не сорваны, не означает, что эта Полли – мистификация. А вот странный полет…

Глаза Дрейка вновь уперлись в телефонную станцию. Тут тысячи, если не десятки тысяч проводов, по которым умелый акробат может пролететь над площадью. Даже веревки натягивать не надо. Пора искать материальные признаки Полли, и чем быстрее он разберется в случившемся, тем лучше.

Храм в любом случае обвинят в халатности, если Полли вырвалась из катакомб, или в специальной мистификации, чтобы закрыть Вечный карнавал. Владыка реформистов только вчера произнес очередную гневную речь о недопустимости карнавала в Аквилите. И тут эта мистификация… Ситуацию можно вывернуть как угодно, смотря кто больше заплатит газетчикам в стремлении довести до читателей свою версию происходящего. В чем-то лер-мэр, накладывая запрет на сообщения о случившемся, даже прав.

Надо работать. Надо искать следы Полли. Сейчас эфир не может показать следы призрака – слишком он был встревожен многочисленными смертями, – а значит, работать придется по старинке, роя носом землю.

Со стороны пожарной лестницы донеслись шаги и голоса. Дрейк нахмурился и чуть подался назад, скрываясь за каминной трубой, – пословица, что преступников тянет на место преступления, неспроста родилась. Быть может, мистификаторы Полли вернулись, чтобы проверить, не остались ли улики на крыше?

– Том, как ты себя чувствуешь? – послышался женский, высокий, довольно красивый голос.

Дрейк чуть подался из-за трубы. Говорящая и сама будет красива, если вылечить ее малокровие – слишком бледна, с болезненно-восковидной кожей, на которой живы только веснушки. Тонкие губы, классический нос, интересные глаза. Одежда странная, явно с чужого плеча: мешковатые брюки, рыбацкий свитер с ярким рисунком и распахнутая кожаная куртка на меху. Течение эфира неправильное. В норме он обтекает запечатанную, но здесь… явно сорвана печать – эфир проникает в девушку. Маг или нет? Дрейк знал: не каждая женщина с сорванной печатью – маг, не каждая женщина-маг – ведьма. Уж с ведьмами он сталкивался. Одна из встреч закончилась плачевно для него – луной в храмовом госпитале и ранней сединой. И назначением в Аквилиту. Дрейк прищурился. Неужели это та самая Виктория Ренар, на которую этим утром поступил донос? Секретарь еще спешно докладывал, что, судя по всему, девушке недолго осталось.