– Это Полли бродит, ищет себе жертву. Никогда в ночи не ходите без маски, если не хотите уйти вслед за Полли!
Вик криво улыбнулась – ни дня без лже-Полли. Вот и сейчас они столкнулась. Эван чуть наклонил голову и прошептал:
– Это не она.
– Откуда ты знаешь?
Вик заглянула ему прямо в глаза. Сейчас в них отражались вспышки фейерверка. Он охотно пояснил:
– Не тянет эфиром. Это скорее фонарь, движущийся по веревкам.
Вик повернулась в сторону кормы. Это странно – видеть еще что-то, кроме привычного.
– А как для тебя выглядит город?
Эван все так же еле слышно ответил:
– Он весь объят мягким сиянием эфира. Где-то эфир спокоен, где-то бурлит, где-то радует душу. Маги, как звезды, сияют, и механиты тоже.
– А потенцозем? Он виден в эфире?
Вик спросила быстрее, чем подумала. Вот зачем ставить Эвана в неудобное положение?!
– Он дает устойчивое сияние. Но нет, его я не вижу.
– Катакомбы?
Вик заставила Эвана всмотреться в нее. Он словно решал, можно ли ей доверять. Она смутилась, повернулась к берегу и стала рассматривать бродячий огонек.
– Должны же где-то его прятать перед тем, как перевозить… куда-то.
Эван молчал, и Вик не выдержала – ей потом будет стыдно, если она что-то утаит, и это приведет к беде.
– Ты не знаешь, Эван… В городе кто-то усиленно пытался заставить власти объявить карантин, убеждая, что Полли бродит среди людей и что в городе ходит чума. – Вик уперлась взглядом в волны и все же сказала: – Кто-то знает, что ты тут. Знает и хочет тебя остановить. – Она подняла глаза на Эвана. – Будь осторожен, прошу…
– Я… Спасибо, Вик, за предупреждение… И прости, что не могу тебе ничего рассказать.
Вик грустно улыбнулась, все понимая:
– Тайна, да?
Он качнул головой.
– И не твоя.
Эван мрачно сказал:
– Мною и нашей с тобой поездкой просто воспользовались, Виктория. Я давал клятву. Я служу стране и королю. Я не мог возразить.
– Надо было выбрать Даду. Или Грейден.
– Думаю, ты и там нашла бы неприятности.
Она рассмеялась:
– Хорошего же ты обо мне мнения!
– Хорошего. Очень хорошего мнения.
Эван улыбнулся самыми уголками губ, и его улыбка была дороже сотни улыбок Томаса – хотя бы потому, что Эван редко улыбался. Она рассмеялась. Эван наклонился к ней и мягко сказал:
– Не волнуйся.
От него несло гарью как никогда.
– Я не могу не волноваться. Я знаю, что кто-то сделал все, чтобы тебя не пустили сюда. Знаю, что кому-то ты поперек глотки, и ничего не могу сделать. Ничего! Просто потому, что не вижу всю ситуацию, не понимаю ее. Есть только какие-то обрывки. Когда и откуда тебя ударят, я не знаю. У меня нехорошие предчувствия. И я не могу их полностью списать на свою болезнь.
– Вик, я справлюсь. Буду тебя предупреждать о всех своих встречах, хорошо? И меня страхует Роб. Роб – ищейка. Он всю Аквилиту перероет, но найдет необходимое.
– Эван, я тоже разберу Аквилиту по камешкам, если что.
– Спасибо, солнышко. Главное – не пропади сама. Я очень за тебя волнуюсь.
Она улыбнулась:
– Почему?
– Потому что за тобой не ходит Роб, тебя никто не страхует… Пока в планах у меня только беседа с одним из детективов Особого отдела Аквилиты. Не знаю, что он хочет предложить, но готов его выслушать. А в полдень поедем с тобой в лес Танцующих деревьев или на мост Сокрушителя.
– Мост Сокрушителя! – спешно выбрала Вик.
– Ого! Я что-то должен знать?
– Там погиб нер Бин, забыл? Это такая возможность все осмотреть самим!
– Как скажешь, – легко согласился Эван.
Пароход стал огибать Поля памяти. Откуда-то с кормы донесся новый крик:
– В городе что-то горит!
Вик оглянулась. Пламя вздымалось вверх у самой границы Полей памяти, высоко в горах.
– Это или музей, или библиотека…
Эван вместо всех слов прижал ее к себе, пряча в объятиях.
В ту ночь до своей кровати Брок так и не добрался.
Уже когда он покидал библиотеку, его нагнала записка от Сореля – он требовал, чтобы тот срочно проверил «объект номер один». Такая смешная шифровка, как будто никто не поймет, что может быть объектом номер один в Аквилите! Брок потер уставшие глаза – в них словно песка насыпали, а впереди бессонная тяжелая ночь.
Он испепелил эфиром записку, в которой секретарь лер-мэра сообщал, что в госпитале орелиток – первый умерший в этом году то ли от инфлюэнцы, то ли от респираторно-фебрильного синдрома. Или от чумы, как боялся лер-мэр. Пришлось тащиться обратно в отдел, надеть противочумный костюм и спуститься в катакомбы – вход расположен прямо под отделом.
Храм об этом не знал, но Брок полагал, что и полиция знает не о всех входах – Храм тоже умеет хранить свои секреты, а уж оставить за собой мелкую калитку к Полли… Даже сомневаться не стоит – такая тайная дверь есть и у Храма. Может, даже у обеих ветвей – у дореформаторов и реформаторов.
Идти было далеко, идти было тяжело – плотный костюм затруднял движения, не позволяя телу дышать. Очень скоро белье отсырело от пота и стало натирать. Хорошо еще, что чем глубже спускался Брок, тем холоднее становилось. Даже при наличии ключа к ловушке, удерживающей Полли на одном месте, Брок чувствовал, как эфир сопротивляется и не пускает его, путая дорогу. Стены вокруг сияли мертвым светом проклятия. Пот лил градом, стекла противогаза запотели, снизив обзор. Хотелось одного – стащить резиновую маску, вдохнуть воздух полной грудью, но нельзя – он еще не выжил из ума. Он не принесет в город чуму. Приходилось терпеть и тащить в руках тяжелый груз.
Полли была все там же, где ее заперли сто лет назад. Небольшой закуток в катакомбах, который домом можно назвать с большой натяжкой. Ей не оставили ничего – ни личных вещей, ни игрушек, ни фонаря. Лер-мэр возмущался – зачем призраку кровать, стул или игрушки? Она призрак, ей ничего не нужно!
Брок с усилием преодолел последний барьер. Эфир раскалился докрасна и гудел, как рой шершней.
Она сидела все там же, где и в прошлый раз. На холодном каменном полу, в темноте и холоде, она баюкала старую-престарую куклу. Брок присел на корточки перед девочкой. Она его не видела – он был в маске. Так даже лучше. Со стороны он, наверное, походил на чудовище: резиновая маска, стекла вместо глаз, длинный хобот на месте носа и рта, тяжелый резиновый костюм. Он поставил перед девочкой большую коробку с конструктором, которую не раз за дорогу проклял – уж слишком тяжелая.
Кто-то из горожан так откупился от Полли на площади Танцующих струй. Пока игрушки не растащили по домам клерки, Брок забрал коробку с деревянными детальками – у его племянника был такой. Может, новая игрушка надолго отвлечет Полли от безысходности ее существования. Плотный кокон предсмертных проклятий окутывал Полли с головы до ног. Она не хотела проклинать город, но умирающие рядом с ней решили иначе, и теперь с этим ничего не поделать. Они спокойно ушли к богам, а девочке теперь страдать веками в одиночестве. Ни один ребенок такого не заслужил. Ни один, даже самый пропащий человек.
Тонкие руки осторожно прикоснулись к коробке и открыли крышку. Полли робко улыбнулась, увидев странные детальки, из которых можно построить город. Призрачные пальцы скользили по неожиданному богатству, боясь его взять.
– Ну же, не бойся! – старательно ласково сказал Брок.
Может, и хорошо, что его голос она тоже не слышала – его исказила маска. Только невозможно так существовать – вечно одна, а все вокруг прячутся за масками. Наверное, Полли страшно в те редкие случаи, когда ей удается покинуть свою ловушку и побродить по пустому, мертвому для нее городу.
Брок взял несколько деталек из коробки и собрал самый простой домик. Полли захлопала в ладоши, когда Брок убрал руку и домик стал ей заметен. Она перевернула коробку вверх дном и принялась перебирать детальки, тихо вздыхая и радуясь каждой яркой мелочи. Брок встал и подумал, что надо будет купить еще один конструктор – деталей было мало, чтобы прожить вечность.
Он пошел прочь. Больше для Полли он ничего не мог сделать.
У него было еще одно крайне важное дело, которое надо сделать до выхода на службу. Он достал карту и при свете налобного фонарика на потенцитовой батарее стал рассматривать ее. Теперь надо быть очень внимательным, чтобы не заплутать. Катакомбы и штольни опасны. Тут можно годами ходить и не найти выхода.
Он шел и шел, спускаясь все глубже и глубже. Ноги гудели от усталости, хотелось пить, а часы показывали, что времени у него совсем мало, его могут хватиться в любой момент.
Упершись в очередной раз в стену – была его третья попытка пройти по карте, – он прорычал:
– Убью-ю-ю!!! Просто возьму и убью!
Он долго стоял, прислонившись головой к холодному камню, и унимал злость. Не та карта! Карта не та! В который раз он напомнил себе никогда не связываться с непрофессионалами. Никогда больше!
Он закрыл глаза. Попробовать в четвертый раз? Вдруг повезет… Или уже вернуться назад – мимо Полли, к свету и обычным обязанностям.
Его сегодня Хейг еще ждет. Знать бы еще, что забрала со стола Бина его невеста…
Злость все продолжала кипеть в нем. Поднимаясь по ступеням в дезинфекционную камеру, замирая под душем из карболки, стаскивая с себя противочумный костюм, отмывая себя до скрипа кожи в дивизионной душевой, отчего многочисленные шрамы на теле покраснели, натягивая белье и опостылевший мундир, он повторял: «Никогда больше! Только в этот раз! В последний раз!»
В последний раз…
Он побрился в уборной, зачесал мокрые волосы назад, посмотрел в зеркало, откуда на него поглядел злой уставший мужчина.
– Рыжие – бесстыжие, – напомнил он себе.
Утро обещало быть отвратным. Его ждали пять допросов, и ответ «не знаю» его бы не устроил. Ему нужно было имя.
Он вошел в допросную, куда уже привели шутника в чумном костюме, отодвинул в сторону игравшего хорошего полицейского Кейджа и рыкнул на задержанного, вольготно сидящего за столом – парень знал, что, кроме статьи за хулиганство в худшем случае, ему ничего не грозит: