Полин была безутешна. Или старалась казаться такой.
– Полин…
– Да, прекрасная лера?
– Прости меня. Прости город. Прости родителей. Не злись на всех нас.
– Я не злюсь, прекрасная лера. Вам не за что просить прощения. Только не уходите… Или, если уйдете за край, возьмите меня с собой! Я больше не могу оставаться тут…
Было страшно. Вик сейчас поверит ей, заберет ее вместе с проклятием, а Полли вырвется из ловушки и убьет всех – такую возможность нельзя исключать. Нельзя же?.. Неуверенная, что это выход (еще можно было собраться с силами и ударить эфиром в самое сердце проклятия, в самое сердце Полин, что гарантированно убьет и Полин, и саму Вик), она спросила:
– Полин, хочешь жить со мной?
– Лера?..
– У меня есть комната… – Вик вспомнила про ремонт и исправилась: – несколько комнат в далеком-далеком городе. Я заберу тебя отсюда. Ты будешь жить…
Полин тут же предложила:
– Я умею быстро бегать – я могу разносить записки! Могу ходить за покупками – я сильная, могу много унести в корзине! Могу убирать и мыть полы, умею чистить камины! Лера, вы не пожалеете – только заберите меня отсюда!
Вик встала и твердо сказала:
– Ничего не нужно, все это умею делать я сама. Просто собирай вещи – и пойдем.
Только бы это не стало самой страшной ошибкой Вик в этой жизни! Но бросать Полин здесь – тоже не выход. Никто не должен веками прозябать в темноте и одиночестве.
Полин принялась спешно закидывать конструктор в коробку, а потом вскочила с пола.
– Прекрасная лера, мне ничего не нужно, правда-правда-правда! Только не умирайте и не бросайте меня…
– Не брошу, Полин. Мы станем маленькой семьей – ты и я. Я не уверена, что из меня выйдет хороший родитель, но старшая сестра – точно… Ну что, пошли домой?
Она подала Полин свою руку. И как только Полли вложила свои призрачные пальцы в ладонь Вик, с тихим шелестом спало проклятие, заставив Вик выругаться. Она мысленно застонала: «Проклятый ты гений, Пьетро Ваннуччи! Можно было прямым текстом на картине написать: “Заберите ребенка, дайте ей второй шанс, станьте ее семьей вместо бросивших ее родителей!”».
– Лера? – тихонько напомнила о себе Полин.
Она теперь сияла тихим белым светом чистой души.
– Меня зовут Вик… И у меня к тебе все же будет одна небольшая просьба.
Ей же еще Эвана сейчас искать. А о Полли позаботится Дрейк.
– Найдешь в городе больницу, а в ней – Томаса Дейла. Найдешь его и сядешь напротив, глядя в глаза. Минут пять посмотришь, чтобы он точно прочувствовал, что нельзя воплощать в жизнь чужие страхи. А потом просто скажешь: «Чума ушла».
– Лера?..
Вик вздохнула.
– Впрочем, ладно, забудь. Нельзя так ни с кем шутить… Пойдем, я познакомлю тебя с одним хорошим человеком. Он тоже очень хотел познакомиться с тобой.
Вот только адер Дрейк знакомиться уже ни с кем не мог. Он сидел на полу, опираясь спиной на холодную склизкую стену и еле дыша. Стоило Вик и Полли шагнуть за пределы защитного плетения, как он улыбнулся и вздохнул.
– Я обещал… удержать…
И умер…
Вик рухнула на колени возле него.
– Ты обещал! Ты обещал не умирать ради меня! И кто вообще умирает, когда чума побеждена?!
Она положила руки ему на грудь – с Томом сработало, сработает и с Дрейком. Просто не может не сработать. Эфир потек с ее пальцев.
– Индюк ты надутый!
Откуда-то сбоку донеслось:
– Отпусти… И я селезень, а не индюк.
Вик повернула голову на голос и не смогла понять, что происходит – перед глазами все расплывалось.
– Дрейк?..
Он сиял, держа такую же сияющую Полли за руку.
– Мы пойдем. Я провожу Полли.
Вик, продолжая вливать эфир в тело Дрейка, прокричала – сейчас она была не в силах держать эмоции под контролем:
– Никуда вы не пойдете! Я обещала Полли дом!
– У нее есть дом – на небесах.
– Ну и иди туда сам, а ребенка не тронь! Полин – моя! Она еще Дейла должна напугать! Полли, держи этого селезня! Крепко держи, не отпускай!.. Я сейчас… Я что-нибудь придумаю… Правда, придумаю.
Дрейк, под ногами которого уже раскрылся Колодец, сияющий белым светом, напомнил:
– Вик, тебе еще Эвана искать. Я знал, на что шел. И ухожу в хорошей компании.
– Ты идиот, Дрейк.
– Вик, слышишь?
– Что я должна слышать?!
Из носа капала кровь, расплывалась на его белом сюртуке, из глаз катились слезы, и сейчас она хотела слышать одно – стук сердца Дрейка.
– Прошу, вернись, Дрейк… Пусть я не бабушка, как Вифания, но ты обещал помогать мне, учить меня…
– Не обещал, Вик… Слышишь? Что-то едет…
Она уткнулась лбом в его некогда белоснежный сюртук.
– Плевать. Вернись, пожалуйста. Я куплю тебе все леденцы мира… Ты не должен умирать. Я умираю, этого более чем достаточно.
Дрейк мягко сказал:
– Вик, сюда едут контрабандисты… Или кто-то еще. Вставай, тебе надо уходить. Тут очень опасно. Ты не вооружена.
Она заставила себя встать и строго посмотрела на Полли:
– Не смей его отпускать.
Полин послушно кивнула.
– Легкой дороги вам… Не отпускай Дрейка, Полли, с ним не страшно.
Из-за угла выехал странный уродливый парогрузовик со срезанной кабиной – так делают в паровозах метро, чтобы стекло в кабине не запотевало. За рулем этого чудовища стояла мелкая фигура в противочумном костюме (Вик сомневалась, что от чумы поможет противогаз), а на срезанном кузове, превращенном в платформу, рядом с еще одним человеком в противочумном костюме лежал закутанный в одеяло, почему-то связанный, со слипшимися от крови волосами… Эван. Эван, которого она не может потерять!
Она чуть не потеряла Тома. Потеряла Дрейка и Полин. Она не может позволить себе потерять еще кого-то, тем более Эвана! Только не его! А Кларк убивает без жалости.
Констеблям Олфинбурга не положено оружие. Им выдается только дубинка. И привычного механита нет. Зато есть эфир. Много эфира. Руки, и так налитые им, потяжелели. Эфир в них потемнел, стал чернильно-черным, с яркими алыми искорками. Она остановит преступников, чего бы это ей ни стоило. Стало безумно жарко. Она вся налилась эфиром, она стала им. Ради страны и короля!.. Нет, ради Эвана – плевать на короля!
Где-то вдалеке закричал Дрейк:
– Вик, нет! Эмоции под контроль! Тебе нельзя!..
Сейчас ей можно все. Все, чтобы защитить Эвана от Кларка, который убивает не раздумывая. Все, чтобы остановить преступников. Ей все равно, что в результате она потеряет себя – главное, что она не потеряет Эвана.
И она обязана выполнить задание – не допустить контрабанды потенцозема в Вернию.
Страх и ярость – странная гремучая смесь эмоций – одолели ее. Кто бы ни прятался за противогазами, они не люди. Им никто не давал права распоряжаться чужими жизнями.
С платформы, крича на ходу: «Гони не останавливаясь, Малыш!» – спрыгнул мужчина в противочумном костюме. Коротышка в кабине обернулся и крикнул:
– Жабер, будь осторожен!
– План Б! Езжай!
Жабер сдернул с себя противогаз. Им оказался Мюрай, хотя Вик ждала Кларка. Все же физиогномика не лжет, зеленые глаза – всегда признак зла.
Кажется, это была последняя небезумная мысль Вик… Или уже безумная?
Мюрай выхватил на бегу кинжал, и эфир сам сорвался с рук Вик. Силовой шторм уже было не остановить. Мюрай подпрыгнул вверх, оттолкнулся ногами от эфирного шара и взлетел еще выше, чтобы приземлиться прямо перед Вик. Эфир вырвался из-под ее контроля, он бил из нее во все стороны черными болезненными языками – в Дрейка, в Мюрая, куда-то в стены, в свод пещеры, в потенцозем, в Эвана…
Последнего удар эфира выгнул дугой и заставил орать от боли. Мир Вик сузился только до бледного лица Эвана, закушенной губы, синюшных век, его стона и черных языков эфира, убивающих его. Это отрезвило Вик. Она не убьет Эвана из-за собственной невозможности держать эфир под контролем. Она не убьет его, она удержит эфир в себе, она сможет. Пусть эфир разорвет ее на части, пусть ей будет больно – она маг, она не убьет даже этого проклятого Мюрая. Пусть сегодня Тальма проиграет, но Эван будет жить, она его не убьет своими же руками. И Мюрай – не Кларк. С Мюраем у Эвана будет шанс, если она его даст, если она сейчас обуздает силовой шторм, который сама и породила. Где-то далеко визжала Полли. Где-то далеко рушились камни и что-то взрывалось. Где-то далеко, шурша шинами, уносился прочь паромобиль. Где-то далеко Мюрай схватил ее за руку и кинжалом вспорол ей ладонь. Где-то далеко ее забрызгало чьей-то кровью. Ее это не касалось. Она старательно обуздывала гнев, ярость, боль, страх и эфир, она пыталась остановить бурю… Вернее, шторм. Лежа на холодном мокром камне, она пыталась не заорать от боли, скручивающей ее, подчиняющей, ломающей. Она не помнила, как и когда упала. Эфир – часть ее. Она обуздает себя и его. Нерисс с детства учат держать чувства под контролем.
Кто-то дернул ее за руку, заставляя встать. Кто-то с зелеными глазами что-то орал ей в лицо. Кто-то требовал, чтобы она отпустила эфир, чтобы не пыталась удержать его в себе. Эван сказал, что она маг, пока помнит, что чужая жизнь важнее. Она не ведьма. И пусть эфир сжирает сейчас ее, уничтожая память и разум. Она маг. Она…
– Искала меня? Я Жабер! Жабер – это я!
Вик застонала. Эта сволочь все же была в ее номере. Эта зеленоглазая сволочь копалась в дневнике Бина. Эта рыжая тварь нашла карту.
– В меня! Эфир направляй в меня! Да что с тобой не так, Ренар?! Давай в меня!
Мюрай окровавленными ладонями сжал ее голову, заставляя смотреть на него.
– Не сделаешь – Эвану конец! Дрейку конец! Тальме конец! Давай! Ну же!
Он не был инквизитором, который выдержит силовой шторм.
– Доверься! Хоть на миг, на один удар сердца! Доверься мне, прошу!
И она ударила, не в силах терпеть боль. Силовой шторм сломал ее, вновь вырвался и забрал с собой боль. Прежде чем ее глаза закрылись, она видела, как Мюрай засиял от эфира, крича в свод. С его рук во все стороны летел эфир – в беззащитную Полин, в уже умершего Дрейка, впервые поддавшегося греху гордыни и проигравшего ему, в Эвана, которого с силой скинуло с платформы и, кажется, сильно приложило о камни, и в свод, погребающий паромобиль с вагонетками под грудами камней. Кажется, Малышу не повезло выбраться.