Он проверил их скорость и направление, а также расстояние до дна. Глубина под ними достигала 120 метров, вполне достаточно для незаметно подкрадывающейся иранской подлодки. Но в такой близости от американцев его больше беспокоила вероятность воздушной атаки в случае, если их заподозрят в краже. Мельком взглянув на изображения с камер, он убедился, что «Орегон» выглядит в точности так, как и должен был: одна-единственная дымовая труба, с палубы убраны контейнеры. Буквы на корпусе снова составляли его настоящее имя, хотя на флагштоке все еще развевался панамский флаг. Вполне предусмотрительно, ведь иранцам не потребуется разрешения, чтобы высадиться на борт корабля под их же флагами. С камеры на одном из башенных кранов был виден танкер, с которым они пересеклись пару километров назад, и грузовое судно, дрейфовавшее в километре от них к северу.
— Хали, что на сонаре?
— Не считая помех от восьми кораблей в радиусе, которые компьютер уже заглушил, тут никого, кроме нас, невинных торговцев… — Он запнулся.
Хуан насторожился:
— Что-то еще? Любая мелочь важна.
— Где-то через минуту после того, как на Бендер-Аббасе стихли переговоры, была еще пара непонятных сигналов.
— И больше ничего?
— Тишина, — покачал головой Хали.
— А авианосцы или вертушки?
— Час назад в воздух поднимался самолет с авианосца к югу от нас, но пока никаких вестей от наших друзей на севере.
Кабрильо позволил себе чуток расслабиться. Что ж, все не так плохо. Может, и удастся выйти сухими из воды…
Едва эта мысль пришла ему в голову, как он услышал крик Хали:
— Контакт на сонаре! Азимут 95, 6400 метров. Торпеда в воде. Дьявол, да он поджидал нас в засаде!
До торпеды было больше шести километров — времени уклониться предостаточно. Хуан невозмутимо приказал:
— Отследи ее. Нужно узнать, куда она нацелена, прежде чем действовать.
— Контакт на сонаре! — снова завопил Касим. — Вторая торпеда, азимут и дальность те же. Выполняю экстраполирование. Первый снаряд нацелен на грузовое судно. Компьютер распознал «Сагу», она покинула Бендер-Аббас минут на двадцать раньше нас.
Круче некуда.
— Мы получили предупреждение от боевой группы авианосца, — продолжал Хали, — они слышали выстрелы и поднимают самолеты.
— Смотри-ка, ситуация накаляется! — осклабился Макс.
— И не говори, — пробормотал Хуан.
— Да ладно, — не унимался Касим, — еще контакт! Запустили третью торпеду. Похоже, они атакуют веером нас, «Сагу» и судно за нами, некий супертанкер «Петромакс» под названием «Эгги Джонстон».
Будь у них на хвосте только одна торпеда, Кабрильо с легкостью бы от нее отделался. Может, даже от двух, если бы удалось расположить судно между вторым снарядом и его мишенью. Но сразу три… Здесь он был бессилен. Какому-то из двух кораблей не избежать прямого попадания. И он ни в коем случае не собирается жертвовать доверху нагруженным нефтью супертанкером.
— Вы не поверите… — слабым голосом заявил Хали, — они запустили еще одну. Итого четыре торпеды в воде. Между первой и «Сагой» меньше пяти с половиной тысяч метров. Последняя движется заметно медленней остальных.
— Это на случай, если те промажут, — пояснил Макс. — Она закончит начатое.
Если какая-то из первых трех торпед промахнется или не взорвется, этот контрольный снаряд уничтожит цель. Кабрильо был прекрасно знаком с этой тактикой. А вот как защититься, не знал. Теперь он думал лишь о том, как им выбраться из Оманского залива живыми.
ГЛАВА 4
Теплоход «Золотой рассвет», Индийский океан
Бандит мертвой хваткой вцепился в горло Джани Даль, зажимая ей нос и рот. Она задыхалась, и чем отчаянней пыталась стряхнуть его с себя, тем сильнее становилась хватка. Вырвавшись на какое-то мгновение, ей удалось сделать спасительный вдох, не давший потерять сознание. Джани лягалась и изворачивалась, но все тщетно.
Еще чуть-чуть, и она лишится чувств, но Джани была беспомощна. Она словно тонула — хуже смерти и представить невозможно, когда страх парализует каждую клеточку тела и ледяная вода медленно, но верно заполняет легкие, но причиной ее смерти станет не вода, а лапы незнакомца.
Джани изо всех сил рванулась в последней безнадежной попытке спастись…
Хрипя и захлебываясь, она очнулась на койке, вскочила и тут же повалилась обратно. Прозрачная пластиковая канюля, подававшая кислород в легкие, обмоталась вокруг горла и душила ее как при приступе астмы, которой она страдала.
Все еще не отойдя от кошмаров, сопровождавших каждый приступ, Джани шарила по тумбочке в поисках ингалятора, едва осознавая, что до сих пор находится в госпитале корабля. Засунув мундштук в рот, она несколько раз нажала на клапан, впрыскивая вентолин как можно глубже в легкие.
С каждым вдохом становилось все легче, лекарство расширяло забитые дыхательные пути, позволяя вдыхать новую порцию. Джани устранила самые острые симптомы приступа, но сердце до сих пор бешено билось — то ли от кошмара, то ли от того, что один из концов канюли выскочил и кислород поступал лишь в одну ноздрю. Джани поправила пластиковую трубочку и тут же почувствовала разницу. Взглянув на мониторы, она увидела, как растут показатели кислорода. Она откинулась на подушку и укуталась в одеяло.
Вот уже третий день Джани была прикована к больничной койке, третий день умирала от скуки в четырех стенах, проклиная свои слабые легкие. Ее часто навещали друзья, но задерживаться тут надолго не хотел никто. И Джани их не винила. Кому охота смотреть на ее страдания? Она даже не позволяла медсестре менять постельное белье. Вряд ли она пахла розами.
Штора у ее койки отъехала в сторону. Джани не слышала, как доктор Пассман вошел в палату. Это был кардиохирург из Англии, лет шестидесяти. Он бросил работу сразу после развода с женой и пошел работать доктором на «Золотом рассвете» в поисках тишины и спокойствия, а также чтобы лишить бывшую жену алиментов.
— Я слышал крики, — сказал он, уделяя больше внимания мониторам, нежели пациентке.
— Очередной приступ. — Джани выдавила улыбку. — Уже третий день подряд. Кстати, этот был полегче. Кажется, я иду на поправку.
— Это уж позволь мне решать. — Он заботливо взглянул на нее. — Да ты вся синяя. У моей дочки хроническая астма, но чтобы так…
— Я привыкла. — Джани пожала плечами. — Первый приступ у меня был в пять лет, так что астма со мной почти всю жизнь.
— Кстати, у кого-то из родственников такое было?
— Ни братьев, ни сестер у меня нет, родители этим не болели, хотя мама как-то говорила, что у ее матери была астма в детстве.
Пассман кивнул:
— Это семейное. Чистый морской воздух должен был облегчить твое состояние.
— Я тоже так думала. Собственно, потому-то и устроилась на круизное судно. Ну и чтобы выбраться из унылого городка, где единственное развлечение — наблюдать за кораблями в порту.
— Скучаешь, наверное, по родителям?
— Я потеряла их два года назад, — тень грусти легла на ее личико, — в автокатастрофе.
— Мне жаль. Смотри-ка, ты розовеешь. — Пассман попытался сменить тему. — И дышать вроде легче.
— Так вы меня выпишете?
— Боюсь, нет, милая моя. Не нравятся мне твои легкие.
— Напоминать вам о сегодняшней вечеринке, я так понимаю, бесполезно? — с разочарованием спросила она. Если верить часам на противоположной стене, праздник начался лишь несколько часов назад.
Дискотека была единственной возможностью персоналу как следует оторваться, с тех пор как «Золотой рассвет» покинул Филиппины пару недель назад. Все с нетерпением ждали этого вечера: официанты, горничные и свободные от работы члены экипажа, который, по счастливой случайности, состоял в основном из чертовски привлекательных норвежцев. Кажется, даже кто-то из пассажиров собирался посетить мероприятие. Все только об этом и говорили.
— Именно так.
Дверь распахнулась, и в палату, благоухая духами, впорхнули Эльза и Карин, лучшие подружки Джани на «Золотом рассвете». Они были на пару лет старше ее, обе из Мюнхена и проработали здесь уже больше трех лет. Эльза была кондитером, а Карин работала в одну смену с Джани. Разодеты они были как павы. На Карин черное платье на бретельках, подчеркивающее пышную грудь, а на Эльзе — коктейльное платье, и, судя по отсутствию других полосок под облегающей тканью, больше ничего. На обеих были тонны макияжа.
— Ну как ты тут? — Не обращая внимания на Пассмана, Эльза присела на краешек койки Джани.
— Завидую.
— Ты не сможешь прийти? — Карин сердито уставилась на доктора, будто это была его вина.
Джани убрала мокрую челку со лба.
— Даже если и пошла бы, на вашем фоне у меня просто нет
шансов.
— Думаешь, Майклу понравится? — завертелась Карин.
— Еще как! — убедила подругу Эльза.
— Уверена, что он вообще придет? — Джани с радостью поддержала разговор, пытаясь забыть про боль в груди. Майкл — один из пассажиров, атлетически сложенный голубоглазый блондин из Калифорнии. Он слыл самым привлекательным парнем на корабле. Джани слышала, что между ним и Карин что-то было.
Карин смахнула мнимую пылинку с плеча.
— Он сам мне сказал.
— А тебя не смущает, что он респонсивист? — вмешался в разговор Пассман.
Карин бросила взгляд на доктора:
— Я росла с четырьмя братьями и тремя сестрами. Поверьте, без детей не так уж плохо.
— Респонсивизм — это не только детей не заводить, — заметил он.
Карин была уязвлена. Как смеет он думать, что она чего-то не знает об этой религии!
— Да, респонсивисты также оказывают огромную услугу человечеству, предоставляя возможность создавать семьи миллионам женщин Третьего мира и облегчая бремя, возложенное людьми на планету. В семидесятых, когда доктор Лайделл Купер основал это движение, на Земле было три миллиарда человек. Сейчас — вдвое больше, и темпы роста численности населения не замедляются. В данный момент в мире живет 10% людей за всю историю человечества.