— Откройте.
Мартелл спешно ввел пароль. Раздался звуковой сигнал, и крышка приподнялась. Внутри лежала папка толщиной около восьми сантиметров. Ковач протянул руку, забрав у Мартелла файл. Он быстренько пробежался глазами по страницам. Там были списки имен, кораблей, портов, расписания, краткие биографии всех членов экипажа. Непосвященному эти данные ничего бы не сказали. Указанные даты наступят в совсем недалеком будущем.
— Закройте сейф, — рассеянно произнес Ковач, пролистывая папку.
Мартелл повиновался, опуская ящичек обратно в тайник и захлопывая люк.
— Печать потом поставлю.
Ковач вспыхнул.
— Ладно-ладно, можно и сейчас, — беспечно пожал плечами Гил. Воск хранился в его столе, а печатью являлось выданное ему в колледже кольцо, которое он носил не снимая. Пару минут спустя ковер снова лежал на полу и мебель стояла на своих местах.
— Кайл Хэнли что-то знал об этом?
— Нет, я уже сказал Тому. Хэнли пробыл здесь совсем недолго. Машины он видел, но про план знать ну никак не мог.
Его легкомысленный тон заставил Ковача насторожиться. Между ними будто пробежал холодок. Гил уже принял решение. Как только серб уйдет, он тут же отправится домой, прихватит пару вещичек и сядет на первый самолет до Цюриха, где и хранился его банковский счет.
— Ну, до него могли дойти слухи… — добавил он.
— Какие еще слухи, Мартелл?
Гилу ой как не понравился его взгляд.
— Да так, детишки болтают что-то о «Золотом рассвете». Большое дело…
Ковач начал выходить из себя.
— Вы хоть знаете, что случилось с этим кораблем?
— He-а, здесь запрещено смотреть новости и выходить в Интернет. А что, что-то не так?
Ковач припомнил слова мистера Сэверенса сегодня утром: «Делай, что считаешь нужным». Теперь ясно, что он имел в виду.
— Мистер Сэверенс не очень-то вам доверяет.
— Да как вы смеете! Он доверил мне управление лагерем и воспитание новых членов, — возмутился Мартелл. — Мне он доверяет не меньше, чем вам.
— Да нет, мистер Мартелл, не в этом дело. Видите ли, два дня назад я принимал участие в некоем эксперименте на «Золотом рассвете». О, это было просто восхитительно. Все на судне погибли смертью, которая не приснилась бы мне в худших моих кошмарах.
— Ч-что?! — вскричал Мартелл, ошеломленный одновременно шокирующей новостью и тем, с каким благоговением Ковач говорил о ней, будто обсуждая прекрасное произведение искусства.
— Мертвы. Все до единого. А судно пошло ко дну. Я заблокировал мостик перед тем, как выпустить вирус, и никто не смог даже позвать на помощь. Вирус охватил корабль как лесной пожар. Перебил всех меньше чем за час. Всех, от мала до велика. Они не могли сопротивляться.
Гил обошел свой стол, будто прячась от услышанного за барьером. Рука потянулась к телефону.
— Я звоню Тому. Это чушь какая-то.
— Да пожалуйста. Дерзайте.
Рука Мартелла так и зависла над трубкой. Он понимал, что Том подтвердит каждое слово этого бандита. В голове пронеслось две мысли. Первая, что он начинает сходить с ума. Вторая: живым он из кабинета не выйдет.
— А что же вам рассказал об операции мистер Сэверенс? — поинтересовался Ковач.
Заговори ему зубы, лихорадочно думал Мартелл. Под столешницей находилась кнопка вызова секретаря. Ковач и пальцем к нему не притронется при свидетелях.
— Он сказал… э-э… что наши ученые на Филиппинах разработали вирус, поражающий как мужскую, так и женскую репродуктивную систему. Сказал, что трое из десяти зараженных становятся стерильными и уже никогда не пополнят население Земли, и даже искусственное оплодотворение не поможет. Суть в том, чтобы выпускать этот вирус на круизных кораблях, где все, ясное дело, окажутся в ловушке и подвергнутся его воздействию.
— Это лишь часть плана.
— Так, а в чем же остальная?
Да где же эта баба?..
— Про воздействие вируса вы все верно сказали, но кое-чего не знаете, — с торжествующей улыбкой заявил Ковач. — Видите ли, вирус этот крайне заразен на протяжении еще четырех месяцев после поражения носителя, причем симптомы выявить невозможно. С помощью нескольких крейсеров он рас пространится по всему миру, поражая миллионы и миллионы людей, пока на Земле не останется ни одного здорового человека. На практике пятеро из вышеупомянутых десяти не смогут размножаться, после того как вирус сделает свое дело. Суть не в том, чтобы не позволить паре тысяч пассажиров иметь детей, а в том, чтобы обесплодить полмира.
Ноги Гила подкосились, и он рухнул в кресло. Он открывал и закрывал рот, но слова не желали выходить. Последние три минуты казались страшным сном. «Золотой рассвет»… Он ведь был знаком с сотней, нет, с двумя сотнями людей на этом корабле. А теперь этот изверг сообщает ему, что два года он потратил на воплощение плана по стерилизации трех миллиардов человек.
Его бы не волновало бесплодие пары тысяч пассажиров крейсеров. Да, это печально, но такова жизнь, да и к тому же скольких сирот они осчастливили бы… И как он не догадался, что за этим планом стоит нечто куда более грандиозное! Как еще доктор Купер писал в «Мы размножаемся до смерти»:
«Пожалуй, величайшее перераспределение богатства в истории человечества произошло после эпидемии “черной смерти”, унесшей треть населения Европы. Земли были распределены по-новому, что обеспечило высший уровень жизни не только феодалов, но и их вассалов и в результате расчистило дорогу Возрождению и привело к мировому доминированию Европы».
— Мы просто воплотили слова доктора Купера, — с гордостью заявил Ковач.
Гулкое эхо его голоса еще долго отдавалось в зияющей дыре в груди Мартелла, где когда-то находилась душа.
На секунду Гилу показалось, что за столом он в безопасности, но он недооценил мощь Зелимира. С легкостью, будто это была картонная коробка, тот толкнул его на Мартелла, придавив к стене. Тот разинул рот, пытаясь позвать на помощь. Ковач замешкался, и глава респонсивистов успел хрипло гаркнуть, прежде чем получить прямой удар в кадык. Глаза вылезли из орбит, и он отчаянно глотал воздух.
Ковач огляделся в поисках чего-то, чтобы инсценировать самоубийство, и тут на глаза ему попались висевшие на стене фотографии. Он посмотрел на изображенные на них лица и сразу понял, кого выбрать. Пока Мартелл корчился, Зелимир подошел к фото Донны Скай.
Что-то слишком худощавой она была, но заставить всех поверить, что Мартелл на нее запал, не проблема. Он стянул фотографию со стены и аккуратно вытащил ее из рамки. Затем разбил стекло о край стола и подобрал самый крупный и острый осколок, длиной не меньше двенадцати сантиметров. Одной рукой крепко схватив руку Мартелла, стараясь не переборщить, чтобы не оставить синяка, он поднес импровизированный кинжал к его запястью.
Стекло пронзило плоть, как губку, и темная кровь заструилась из раны, заливая стол и пол. Гил изо всех сил сопротивлялся, барахтаясь в кресле, но мощный серб был ему не по зубам. Мартелл лишь издавал кряхтящие звуки, неслышимые за стенами кабинета. Мало-помалу движения его стали заторможенными и плохо координируемыми, и в конце концов он обмяк.
Стараясь не оставить кровавых следов, Ковач отодвинул стол на место. Затем приподнял бездыханное тело Мартелла и перевернул стул, усаживая того так, чтобы синяк на горле касался его деревянной спинки. Коронер решит, что он ударился, теряя сознание от потери крови. Осталось лишь положить фотографию Донны Скай, будто это была последняя вещь, на которую самоубийца смотрел перед смертью.
Когда Ковач закрывал за собой дверь кабинета, секретарь Мартелла вошла через главный вход. В руках она держала дамскую сумочку и чашку кофе. На вид около шестидесяти, безвкусно окрашенные волосы, пара десятков лишних килограммов.
— О, здрасте, мистер Ковач, — приветливо улыбнулась она.
Имени ее он не помнил, так что ограничился простым:
— Мистер Мартелл у себя. Вы же понимаете, он крайне расстроен случившимся.
— Ужас, ужас.
— Это точно, — угрюмо кивнул Ковач. В кармане завибрировал телефон. — Он просил не беспокоить его сегодня. Ни под каким видом.
— Вы ведь узнаете, кто это сделал? Вы вернете парнишку?
— За этим мистер Сэверенс меня и позвал.
Патриция, точно. Патриция Огденбург, вот как ее звали. Ковач взглянул на экран телефона. Запрос от Тома. Они уже говорили утром, значит, случилось что-то серьезное. Он сунул мобильник обратно в карман.
Патриция взглянула ему прямо в глаза.
— Вы уж простите за резкость, но знаете, многие тут вас побаиваются. — Не получив ответа, она продолжила: — Я думаю, вы так же суровы, каким кажетесь, но вы еще и чрезвычайно добрый и заботливый человек. Вы в полной мере осознаете свой общественный долг, и с вами приятно находиться вместе. Люди слепы, они не хотят замечать, сколько пользы мы приносим. Я рада, что вы нас оберегаете. Храни вас Бог, Зелимир Ковач. — Она хихикнула. — Вы покраснели. Кажется, я вас смутила.
— Вы очень милы, — ответил Ковач.
— Ну, раз краснеете, значит, я права.
О, ты даже не представляешь, как жестоко ошибаешься, злорадно думал Ковач, покидая здание.
ГЛАВА 17
Отель представлял собой старое шестиэтажное здание недалеко от Колизея. Их номер занимал едва ли не четверть верхнего этажа, стены опоясывал балкон из кованого железа.
Кайл был все еще заторможен из-за лекарств, но, толкая его кресло-каталку, Макс слышал бормотание, а значит, он будет в сознании уже через час или два.
— Здравствуйте, — послышался голос из номера.
— День добрый, — ответил Макс. — Доктор Дженнер?
— Он самый.
Дженнер вышел в фойе из гостиной. На нем были черный костюм в едва различимую полоску и белый шелковый свитер. Макс также заметил на его как-то неестественно выгнутых руках кожаные перчатки.
Определить возраст психиатра с точностью он не мог. Лысины заметно не было, лишь пара седых прожилок. У глаз и рта виднелись следы морщин, но их, казалось, разгладили хирургическим путем. С его-то заработком Дженнер мог позволить себе лучших пластических хирургов в мире, и тем не менее на его лице остался след довольно коряво проделанных операций.