Ион пожал плечами.
— Можешь, конечно. Но здесь немногие к нему ходят. Во всяком случае, не с этим. — Он кивнул на руки Эллен.
— Ну тогда мне точно нужно попробовать мазь Сабины… А ты не расскажешь немного о других людях здесь, на острове?
Лицо Иона тут же померкло.
— Со временем узнаешь, — безразлично произнес он.
«Не надо было мне спрашивать, — подумала Эллен. — Он из тех, кто сразу замыкается, когда кто-то проявляет любопытство».
Ион взял бинокль, лежавший на столе, и молча осмотрел его. Затем поднял к глазам и посмотрел в окно.
— Ну как, не сломался? — осторожно спросила Эллен.
— Да вроде нет.
16
То, что у Нильса имелся свой кабинет, было правдой — но с одной поправкой. Иногда казалось, что эта комнатушка — всего лишь пристройка к кабинету комиссара Нурдфельда. В любой момент тот мог открыть дверь между ними и зайти. Разумеется, Нильс не мог позволить себе столь же неожиданные визиты к комиссару — он стучал в дверь и ждал ответа. Иногда раздавалось приветливое «входите», иногда — ворчливое «не сейчас, Гуннарссон», а порой — неразборчивое мычание, означавшее что угодно.
Когда Нурдфельд был в благодушном настроении, он оставлял дверь между комнатами открытой и, пока работал, время от времени обращался к Нильсу. Если был обеспокоен или раздражен чем-то, вставал из-за стола и расхаживал взад-вперед, часто продолжая свои променады в комнату Нильса.
Дверь, все утро бывшая закрытой, сейчас распахнулась настежь.
— Гуннарссон, зайдите ко мне!
Нурдфельд постоял в дверях, махнул старшему констеблю и вернулся к своему письменному столу. Нильс поднялся и проследовал за ним. Комиссар указал ему на стул.
— Я изучил список карантинных охранников, — сказал он и постучал по бумаге, лежавшей перед ним на столе. — Всего их двенадцать; трое пенсионеры, остальные работают. Один из них, Оскар Модин, отбыл восьмимесячный тюремный срок за воровство; освобожден три года назад. Остальные судимы не были. Но Вильгельма Карлссона я не смог отыскать ни в одном регистре. Более того, с указанной датой рождения нет ни одного Вильгельма Карлссона во всей стране. Имя может быть фиктивным. — Нурдфельд убрал бумагу. — Но есть и хорошая новость — нашелся автомобиль Эдварда Викторссона.
— И где его нашли? В реке Севеон?
— Отнюдь. Он стоял возле ресторана «Лонгедраг». Сегодня позвонила госпожа Левгрен, метрдотель; она сообщила, что машину оставили там четвертого августа, то есть за день до того, как нашли Эдварда. Поезжайте, поговорите с ней. Через полчаса за вами заедут два констебля из отделения в Лоренсберге.
— Может быть, вон тот? — спросил констебль на пассажирском сиденье, когда они медленно проехали мимо ряда автомобилей перед рестораном «Лонгедраг».
— Во всяком случае, здесь это единственный «Хиллман», насколько я вижу, — произнес другой констебль, сидящий за рулем.
Автомобиль был черным или, может быть, темно-синим, и покрыт пленкой соли.
Полицейские припарковали свою машину прямо у лестницы, ведущей к ресторану. В центре города было безветренно, но здесь дул свежий ветер, и парусники, казалось, летели над серо-зеленым заливом.
На веранде сидели несколько посетителей, наслаждаясь сентябрьским солнцем, видом скалистого берега и моря внизу.
Нильс и констебли в форме едва успели выйти из полицейской машины, а госпожа Левгрен уже, торопясь, спускалась по лестнице.
— Ей, видно, не терпится нас встретить, — заметил Нильс.
Госпожа Левгрен была высокой стройной женщиной лет сорока с небольшим; волосы уложены в крепкие ровные волны, похожие на гофрированное железо.
— Будьте так любезны, припаркуйтесь с другой стороны ресторана, — попросила метрдотель, показывая пальцем. Говорила она запыхавшись и выглядела раздраженной.
Констебли посмотрели на другие автомобили, стоявшие вдоль стены набережной. Это было популярное место парковки как для посетителей ресторана, так и для тех, кто оставался сидеть внутри машины; особенно для влюбленных парочек на закате солнца. Сюда приезжали и в штормовую погоду — насладиться видом мощных волн, каскадами вздымавшихся над набережной, и брызгами морской воды, летящими на стекла автомобилей.
— Почему нам нельзя парковаться здесь? Другие же так делают, — удивился один из констеблей.
Проходившие мимо две дамы обернулись на них.
— Прошу вас, — сквозь зубы прошипела госпожа Левгрен. — Не понимаю, почему надо парковать полицейскую машину именно здесь. Выглядит так драматично… Я ведь звонила лишь насчет брошенного автомобиля! Вы не могли бы попросту забрать его отсюда и уехать?
— Конечно, госпожа Левгрен. Но сначала я хотел бы немного поговорить с вами, — сказал Нильс.
В торце веранды стоял молодой человек во флотской кепке. Он подался вперед, опершись на перила, и с любопытством поглядывал на них. Вскоре к нему присоединилось несколько других посетителей — посмотреть, что там интересного. Лицо госпожи Левгрен покрылось красными пятнами.
— Припаркуйтесь у заднего входа. Я вас там встречу, — коротко сказала она и поспешила обратно по лестнице.
Они снова расселись в автомобиле, объехали вокруг здания и припарковались рядом с грузовиком. Морские чайки, крича, летали вокруг мусорных ящиков. Констебли, заслонившись от ветра, закурили.
Задняя дверь погрузочной площадки была приоткрыта, и Нильс увидел через щель госпожу Левгрен, которая сделала ему знак подойти.
— Ну вот, — выдохнула она, закрывая дверь за ним. — Сюда, констебль.
Затем метрдотель провела его в маленький кабинетик и продолжила, поправляя «гофрированное железо» у себя на голове:
— В общем, я хотела бы поскорее избавиться от этого автомобиля. Он уже месяц стоит здесь, и никто, похоже, не собирается его забирать. Я позвонила в полицию, ведь он мог быть украден… Хотя сомневаюсь.
— Почему вы не думаете, что он украден?
— Потому что они не выглядели как похитители автомобилей.
— Кто?
— Те, кто в нем приехали.
— Значит, вы видели, кто приехал в машине? Как они выглядели?
— Один молодой и один постарше. Оба хорошо одеты. Во всяком случае, тот, что в возрасте. Тот, что помоложе, был слегка… пижонистый.
— Пижонистый?
— Да, в дорогой одежде… Помню, на шее у него был шелковый шарф.
— А пожилой? Можете описать его?
Госпожа Левгрен задумалась.
— Лет пятидесяти. Седоватый. С короткой бородкой и в очках с золотой оправой. Похож на врача.
— Почему вы решили, что он врач?
— Тот, что помоложе, называл его «доктор».
— У вас отличная память… Вы помните, как он был одет?
— Светлый костюм, шляпа… но ее он снял, когда зашел сюда.
— Значит, они зашли в ресторан?
— Да, они ужинали вместе.
— И вы уверены, что это было четвертого августа?
Госпожа Левгрен утвердительно кивнула.
— Во сколько?
— Было еще светло, светило солнце… Наверное, часов в шесть.
Нильс сделал пометки у себя в блокноте.
— Итак, они приехали сюда вместе в автомобиле. А как уехали?
Госпожа Левгрен развела руками.
— Понятия не имею. Может, с кем-то другим… Или на такси. А может быть, на трамвае.
— Вы видели, в какую сторону они пошли?
— Нет, на это я никогда не обращаю внимания. Когда посетители уже уплатили по счету, на них не смотришь. Если вы понимаете, что я хочу сказать, — добавила она извиняющимся тоном.
— Понятно. А кто из них платил?
— Тот, что постарше; но на чай почти ничего не дал.
— А после того, как они расплатились, вы ничего не припомните?
— Нет. Но я вспомнила о них на следующее утро, когда увидела, что автомобиль все еще стоит тут. Подумала, что они скоро придут и заберут его. Но он стоит вот уже целый месяц…
— Спасибо большое, госпожа Левгрен, — поблагодарил Нильс и поднялся. — Больше у меня нет вопросов.
— А автомобиль?
— Мы распорядимся, чтобы его забрали.
На ее лице появилось облегчение.
Без пяти минут пять Нильс и комиссар Нурдфельд появились в приемной доктора Кронборга. Они подождали несколько минут. Наконец последний на сегодня пациент — крупный, тучный господин — выплыл из кабинета доктора, на ходу неловко застегивая рубашку. Нурдфельд взялся за ручку двери, прежде чем мужчина успел ее закрыть, и вошел, сопровождаемый Нильсом.
Доктор поднял голову от письменного стола.
— Старший констебль Гуннарссон! — удивленно воскликнул он. — Мне казалось, мы с вами уже покончили с делами… А вы кто? — И оглядел комиссара Нурдфельда.
Тот представился.
— Я буду краток. Мы здесь в связи со смертью молодого человека. Похоже, вы были одним из последних, кто видел его в живых. А возможно, и последним.
Это было сказано наудачу, но они сразу поняли, что заход оказался верным. Доктор Кронборг выглядел так, будто в него попала ядовитая стрела. На секунду казалось, что он утратил контроль над мышцами лица. Подбородок опустился, глаза тупо смотрели в пустоту. Но тут же он резко тряхнул головой, приходя в себя.
— Я не совсем понимаю… Кто-то из моих пациентов был убит вскоре после визита ко мне?
— Не знаю, был ли он вашим пациентом, — ответил Нурдфельд. — Но у нас есть свидетель, который видел вас вместе в ресторане «Лонгедраг».
Доктор нахмурил лоб и задумался. Затем просиял.
— Ах, вы имеете в виду того молодого человека? Я уже не помню, как его зовут… Мы были не слишком близко знакомы.
— Его звали Эдвард Викторссон. Вы приехали в ресторан в его автомобиле и ужинали вместе, — напомнил Нильс.
Доктор быстро кивнул.
— Да, да, я помню… Присаживайтесь, я сейчас все объясню.
Нурдфельд взял себе стул для пациентов, ближайший к столу, и уселся. Нильс принес себе маленький стульчик в стиле рококо, стоявший у стены. Выглядел тот весьма хлипким, и Гуннарссон пристроился на нем со всей осторожностью.
— Я встретил его на большом приеме, — начал доктор Кронборг. — Он подошел ко мне, представился; рассказал, что интересуется сделками по покупке и продаже акций, но что в этом деле он новичок. Слышал где-то, что я разбираюсь в данной сфере и помогаю друзьям и знакомым советами. Это правда, я совершил несколько удачных операций с акциями и охотно делюсь опытом с теми, кого знаю. Но он был мне совершенно не знаком, так что я вежливо отказался. Однако он оказался очень настойчив и захотел пригласить меня на ужин в ресторан «Лонгедраг». Чтобы закончить с его приставаниями, я согласился. На следующий день он заехал за мной, и мы поехали в ресторан.