— Он не приглашал вас, это вы платили, — напомнил Нурдфельд.
— Да, я не хотел быть у него в долгу. И подчеркнул, что мои советы — лишь советы, а не гарантии.
— Но послушайте, доктор, — встрял Нильс, — Эдвард Викторссон вряд ли был вам незнаком.
Доктор, все время сидевший лицом к комиссару Нурдфельду, раздраженно взглянул на старшего констебля.
— Что вы имеете в виду?
— Вы рассказывали мне о семействе Викторссон, когда мы вместе были на острове. И, должно быть, встречали Эдварда, прежде чем тот перебрался в город.
Доктор Кронборг удивленно поднял брови.
— Так он, значит, из той семьи Викторссонов? Вы уверены?.. Да, что-то знакомое в нем было… Но у меня нет никаких ясных воспоминаний о детях Викторссонов. Они покинули остров подростками.
— А он не упоминал, что знает вас?
— Нет, — твердо ответил доктор.
— Как он вел себя во время ужина в ресторане? Был обеспокоен, чего-то опасался? — спросил Нурдфельд.
— Ничуть. Он много болтал, но в основном ни о чем. Хвастался. Подавал себя как бизнесмена, но я так и не понял, чем он занимается.
— А после ужина? Что было потом? — Нурдфельд, подавшись вперед, с любопытством смотрел на доктора.
— Ничего особенного. Мы распрощались и поехали домой.
— Вы распрощались?
— Да. Задумывалось так, что он отвезет меня домой на своей машине. Но когда мы вышли, он увидел компанию, гуляющую на пирсе, — веселые, нарядные и слегка подвыпившие люди, которых он, очевидно, знал. Они поболтали с ним и предложили присоединиться к ним на вечеринке, происходившей где-то на вилле неподалеку. Меня тоже позвали, но я отказался. Он ушел с теми людьми, а я поехал домой на трамвае. Вот и все. — Он замолчал; вид у него был обеспокоенный. — Значит, сын Викторссонов плохо кончил?
— Вы не знаете, что это были за люди? — продолжал Нурдфельд, не реагируя на риторический вопрос доктора. — Или где находится эта вилла? Упоминались ли какие-нибудь имена?
Доктор покачал головой.
— Сколько их было? Женщины или мужчины?
— Шесть-семь человек; и мужчины, и женщины… мужчин, мне кажется, было больше. Я не обратил на них особого внимания — просто подвыпившая компания. Он ушел с ними, и я, по правде говоря, почувствовал облегчение, потому что устал от него. С тех пор я о нем не вспоминал.
— Вы ему верите? — спросил Нильс, когда они снова стояли на улице.
— Если он врет, то делает это хорошо, — ответил Нурдфельд.
Они шли по тротуару, Нильс вел рядом свой велосипед. Липы уже пожелтели — лето выдалось сухим.
— Доктор лечит также персонал на острове, верно? Он мог узнать Эдварда, — напомнил Нильс.
— Это не обязательно. Эдварду было шестнадцать, когда он уехал. Мальчишка, вероятно, не пересекался с доктором, если был здоров. Когда они встретились на приеме, ему было двадцать восемь, и он изо всех сил старался выглядеть как бизнесмен и светский лев.
— Но Эдвард, должно быть, узнал доктора, не так ли?
Нурдфельд остановился зажечь сигару.
— Да, — коротко согласился он. Затем затянулся несколько раз, пока не удовлетворился тягой, и выдохнул дым. — Да, должно быть.
Они продолжили свой путь.
— Значит, следующий след — это вилла в районе «Лонгедрага»?
— Да.
— Но мы не знаем какая.
— Не знаем. Но там была шумная вечеринка. Кто-то должен был что-то слышать или видеть.
17
Бронсхольмен, 7 сентября 1925 г.
Дорогой старший констебль!
Что ты можешь быть лаконичен, мне известно. Но одна-единственная строка в ответ на два письма средней длины — это почти бессовестно. Ты вообще недостоин моих следующих рапортов… Впрочем, вот тебе, по крайней мере, еще один.
Я начинаю находить общий язык с Ионом, сыном фру Ланге. Сначала я чуть не угробила его — он поскользнулся на мыльной воде, когда я мыла мансардную лестницу. У него проблемы с ходьбой после какого-то происшествия, и я боялась, что он станет калекой после того, как загремел, а меня немедленно отошлют домой. Но его больше всего беспокоил бинокль. Впрочем, и он, и бинокль остались без повреждений, и все закончилось кофепитием на кухне.
Теперь я знаю, почему Ион все время ходит по острову и почему у него на шее висит бинокль. Он наблюдает за птицами. Ему, должно быть, непросто передвигаться здесь с больной ногой. Ты и сам знаешь, какой здесь ландшафт: утесы, ущелья, поросшие вереском пригорки и топкие луга у берега. Всего несколько протоптанных тропинок — и я не думаю, что птицы живут именно рядом с ними.
Ну как, констеблю стало интереснее? Человек с биноклем! «А смотрит ли он на самом деле на птиц?» — наверняка подумаешь ты. Как ассистент детектива я, естественно, рассуждала в том же ключе — и сделала вид, что интересуюсь островными пернатыми. Это оказалось правильной темой — он тут же стал разговорчивым, а глаза его заблестели, вместо того чтобы оставаться, как обычно, угрюмыми и полными неприязни. И да, он действительно интересуется птицами и много знает о них. Какие породы здесь водятся, когда прилетают по весне, где откладывают яйца и прочее. Кроме того, он подписан на журнал орнитологов — это я знаю потому, что Артур протянул ему таковой, вынув из своей почтовой сумки.
Кроме птиц, есть еще кое-что, способное зажечь его глаза, — Мэрта. Но тут надо подбираться осторожно. Мне кажется, он скучает по ней. А его неприязнь ко мне объясняется тем, что я заняла ее место. Я спросила, были ли они друзьями, но ответ не получила. Думаю, это влюбленность на расстоянии.
Во всяком случае, я рада, что немного сблизилась с Ионом и что сегодня у нас был разговор о птицах. Это вообще единственный разговор, что случился у меня здесь с момента приезда. Я пробовала говорить с Катрин, женщиной, чей дом находится по соседству, но она не слишком общительна. А когда я вчера попробовала поболтать с ее двойняшками, она позвала их и заперла дверь.
У меня такое чувство, что я здесь не пользуюсь симпатией. Причины следующие: 1. Я не Мэрта; 2. Я не родилась на острове; 3. Раз я по собственной воле приехала сюда, то, должно быть, сделала нечто столь отвратительное, что мне не место на материке.
Да, еще одно. Ты просил меня узнать, нет ли среди персонала не местных. Кроме меня, есть один — это охранник по имени Оскар Модин, его зовут Модде. Говорят, он сидел в тюрьме и перебрался сюда потому, что в городе никто не хотел брать его на работу. Так что он может быть интересной личностью. Я присмотрюсь к нему. Выглядит он довольно непритязательно и отнюдь не как прожженный злодей, но кто знает…
На этот раз достаточно. А я ожидаю от тебя ответ приличной длины!
Твой много работающий, кислый, как уксус, ассистент
18
Фру Ланге казалась удивленной, когда Ион спросил, нельзя ли ему взять Эллен с собой понаблюдать за птицами. Эллен показалось, что в ней борются противоречивые чувства: нежелание отпустить подчиненную для ее собственного удовольствия; стыд за собственного сына, занимавшегося этими глупостями вместо того, чтобы работать; радость оттого, что ее ни на что не годный и одинокий сын, похоже, нашел себе друга.
Наконец, она разрешила им идти безмолвным кивком.
Теперь они продвигались между утесами по южной стороне острова — Эллен в пальто и шляпе колокольчиком, а Ион в толстом вязаном свитере.
Она восхищалась его упорством, когда он подтягивал свою больную левую ногу. Бинокль раскачивался из стороны в сторону, колотя его по животу, он тяжело дышал на подъемах. Эллен подавляла в себе импульс взять его под руку.
Ион показал пальцем на стайку турпанов, лежавших, лениво покачиваясь в мелкой зыби; все были самцы. Он протянул ей бинокль, чтобы она могла рассмотреть этих элегантных созданий цвета черного бархата с белым обводом вокруг глаз, как у Клеопатры. Было ветрено и прохладно, но птицы, похоже, наслаждались погодой — просто лежали в хорошей компании, позволяя морю качать себя на гигантских качелях, пока ветер ворошил их перья.
— Какие красивые, — заметила Эллен.
— И умные, — добавил Ион. — Их самки не кладут яйца здесь, как чайки и гаги, — их-то гнезда все время опустошают. Удивительно, что чайки и гаги еще существуют, ведь люди приходят и забирают их яйца. Просто свинство, как с ними обращаются…
В подтверждение того, что он сказал, на скалу прямо над ними села чайка, запрокинула голову и жалуясь, закричала в небо.
— «Вор, вор!» — кричит она. — Слышишь?
Эллен засмеялась, но замолкла, увидев выражение лица Иона. Тот не шутил — он разозлился.
— Свинство, — зашипел он. — Свинство! — Развернулся и, прихрамывая, пошел обратно.
Эллен двинулась за ним. Она попыталась снова разговорить Иона о жизни птиц на острове, но он отвечал односложно. Девушка направила бинокль на небольшой утес у берега, где сидели несколько самок гаг и чистили перышки.
— У тебя отличный бинокль, — заметила она. — Должно быть, дорогой.
По какой-то причине это замечание разозлило Иона еще больше. Фыркнув, он забрал у нее бинокль и продолжил идти, сжав челюсти.
Расщелины скал поросли приморской армерией и другими цветами, колышущимися от ветра. Эллен попыталась перевести разговор на растения вместо птиц. Это его немного растопило. Ион, казалось, знал названия всего, что они видели. Внезапно он остановился, заговорщицки прищурил глаза и сказал:
— Хочешь посмотреть на мой сад?
— Конечно, — удивленно ответила Эллен.
Она думала, что Ион повернет назад к зеленой полосе острова, где находились домишки персонала; но он, напротив, пошел дальше, к горной его части. Двигался он быстрее, нетерпеливее и прерывисто дышал. Было ясно, что юноша уже бывал здесь много раз — он выбирал более ровные участки пути и избегал трещин и перепадов высот.
— Стой тут, — внезапно приказал Ион. — Не ходи, пока я тебе не крикну.