Они находились у северной оконечности острова, где утесы обрывались в воду.
— Почему? — спросила Эллен.
Но Ион уже ушел в направлении пригнутых ветром зарослей боярышника. Казалось, он забрел прямо в колючий кустарник. Потом пропал. Эллен ждала.
— Ион? — осторожно позвала она.
Но услышала лишь ветер.
Ею овладело чувство беспокойства. Ион вел себя странно.
— Ион! — снова крикнула она.
— Теперь можешь идти. — Голос его звучал приглушенно, одновременно близко и далеко.
Эллен подошла к кустам боярышника. У бедных растений не было шансов расти ни вверх, ни вширь. Сгорбившиеся от ветра, они были вынуждены тянуться навстречу друг другу, пока их ветви не образовывали переплетение, прочное, как стена. Подойдя ближе, Эллен увидела небольшой проем в растительной гуще. Если б она не видела, как Ион пошел именно туда, то попросту не заметила бы его.
— Осторожнее, — крикнул он.
Следуя по проходу, Эллен попала в пещеру метра три глубиной и столько же шириной. Та продолжалась еще метров десять, пока не сузилась у кучи крупных камней. На острове было много разных пещер, но эта оказалась особенной. На дне ее, на аккуратных клумбах, обрамленных круглыми камнями, росли львиный зев и мальва. Вдоль стен карабкались розы, запутанные в сетях жимолости. Это были не дикие розы, а садовые — белые и рубиново-красные.
Посреди пещеры на перевернутом ящике из-под сахара гордо, со скрещенными на груди руками, восседал Ион и поглядывал на нее снизу вверх. Бахрома боярышника переваливалась через край утеса у него над головой, словно затеняющая маркиза.
— Ну как тебе мой сад? — спросил он.
Эллен быстро соскользнула к нему по камням.
— Но, Ион, это же просто чудо! — воскликнула она, одновременно рассматривая розы вблизи. — Откуда они у тебя? Как смогли тут вырасти?
Он улыбнулся, довольный.
— Я выкопал несколько кустов за домиком Сабины. Они были такие хилые, что она, мне кажется, по ним не горюет. Здесь им гораздо лучше. Но другие цветы я вырастил из семян, заказанных по почте. Землю брал с картофельного поля; понемножку, по мешку… Никто не заметил.
— И ты таскал мешки с землей сюда?
— Не полные. Я беру, сколько мне по силам, и это отнимает столько времени, сколько получается, — произнес Ион, ища что-то под брезентом в конце пещеры. — А удобряю я почву сгнившими водорослями фукус. — Он принес еще один ящик из-под сахара, чтобы Эллен могла сесть. — Поливать мне не требуется — влажность высокая, как в земле, так и в воздухе. Весной здесь образовывается небольшой водопад. — Он показал пальцем на камни у короткого конца пещеры.
— А ветер? — спросила Эллен.
— Ты чувствуешь хоть какой-то ветер?
Он был прав. Хотя над ними дул свежий ветер, здесь было совершенно безветренно. Кусты боярышника оказались отличным заслоном.
— Ты устроил себе настоящий рай, — похвалила Эллен.
— Да, это, наверное, единственное место на острове, где ты предоставлен сам себе. Найти его невозможно, если не знаешь. Ты ведь никому не расскажешь? Я брал сюда только тебя и Мэрту.
— Ясное дело, Ион. Я очень ценю, что ты мне его показал.
Они молча посидели в этом маленьком садике. Здесь было тепло, как будто в пещере заперли кусочек лета. А над ними выл и свистел ветер, и клочья облаков гнались друг за другом по небу.
«Значит, вот что это за укромный уголок Иона», — подумала Эллен. Непросто же ему живется здесь… При его физическом увечье он оказался вне среды островных трудяг. А неотесанные охранники вряд ли разделяли его интерес к птицам и растениям. Неудивительно, что он резок и угрюм.
Но Мэрта, очевидно, была его другом. А может, и более того… Почему ей так отчаянно хотелось покинуть остров? Но вопрос этот деликатный… Ей нужно быть осторожнее, особенно после того доверия, что он ей оказал. Может быть, спросить его о Хоффмане? Эллен размышляла о том, как сформулировать вопрос. Пока она думала, сам Ион прервал молчание вопросом:
— Почему ты хотела получить здесь работу? Разве так уж трудно найти ее в городе?
Хоть она и была подготовлена к этому вопросу, он все же застал ее немного врасплох.
— Ну мне просто хотелось уехать как можно дальше, — ответила Эллен, пожимая плечами. — Лучше всего в Америку.
— Ну, во всяком случае, Бронсхольмен лежит в правильной стороне. Корабли в Америку проходят мимо нас. С ними всегда хочется уплыть…
На секунду снова установилась тишина. На цветке львиного зева жужжала пчела.
— Но почему тебе хотелось уехать? — спросил Ион. — Тебе было плохо там, где ты жила?
— Несчастная любовь, — пробормотала Эллен, опустив глаза.
Так она планировала ответить, если кто спросит. Несчастная любовь воспринимается с уважением и деликатностью, без дальнейших объяснений. И от Иона Эллен ожидала особого понимания — ведь у него явно имелся сходный опыт.
Но ее ответ, похоже, пробудил его любопытство. Ион заинтересованно повернулся к ней, словно ожидал большего, а поскольку не дождался этого, спросил:
— Он был с тобой груб?
— Кто?
— Твой жених. Ты поэтому хотела уехать?
— Нет, нет. — Эллен покачала головой. — Просто… А-а, не хочу об этом говорить.
Ион сочувственно кивнул.
— Ты забеременела? — тихо спросил он.
— Нет! — в ужасе вскрикнула Эллен.
Он стеснительно провел рукой по волосам. Затем откашлялся и спросил совсем другим голосом:
— Мама думает, что ты была замешана в преступлении.
Она хмыкнула.
— Нет, не была. Но говорить об этом не хочу, я же сказала.
В чем дело? Это ей надо расспрашивать его.
— Модде сидел в тюрьме, — продолжил Ион, не замечая ее раздражение. — А Вилле зарезал парня ножом. Его так и не поймали, но он прятался, пока не смог попасть сюда и получить работу охранника.
— Ничего похожего я не совершала, — пояснила Эллен обиженным тоном, одновременно стараясь запомнить новые сведения. Кстати, кто этот Вилле? Тот худой коротышка с плохими зубами и мерзким запахом изо рта? — Я просто оказалась несчастливой в прежней жизни и хотела начать все заново — и на новом месте, — пояснила она.
Ион коротко и резко рассмеялся.
— Мерзкое место для нового начала… Почему же именно здесь?
— Я искала среди объявлений — и увидела, что здесь ищут прислугу. Посмотрела карту и увидела, что остров лежит далеко. Это меня устраивало.
— А ты знала, что здесь за место?
— Немного. Но в итоге была удивлена — ведь карантинную станцию должны были упразднить… Я и не знала, что здесь осталось несколько пациентов. Это ведь так? — Она выжидающе посмотрела на него.
Ион поднял с земли палочку и начал тыкать ею в остатки водорослей вокруг растений.
— Станцию собираются упразднить, — спокойно сказал он. — Но лишь через некоторое время. Шестнадцатый год был плохим. Тогда не осталось ни одного пациента. Корабли шли прямо в гавани на материке, без остановки у нас. Моряки не обследовались, грузы не контролировались. Это больше не требовалось, сказал доктор Кронборг. Карантинная станция стала несовременной. Нас всех здесь должны были уволить. Охранников, персонал на кухне, врачей, медсестер… впрочем, медсестры и так уже разъехались. Все готовились перебраться на материк.
— Тебе было страшно уезжать?
— Страшно? — Он покачал головой — Нет; наоборот, я думал, это будет замечательно. Мама тоже была не против. Уже тогда овдовевшая, но отличная хозяйка, она планировала получить место в каком-нибудь приличном доме. Я думал, что возьмусь за какую угодно работу. Я был тогда совершенно здоров, — добавил Ион, бросив быстрый взгляд на свою ногу. — Мне кажется, мы бы хорошо устроились. Я подумывал уехать с острова как можно скорее. Для тех, кто постарше, все намного хуже. Весь их опыт изоляции пациентов и санации грузов бессмыслен вне станции. Для них упразднение стало бы катастрофой. И вдруг внезапно все изменилось.
— А что случилось?
Он иронично улыбнулся.
— Мы получили подарок. Нового пациента. Не больного, как те, кто появлялся раньше, — так нам сказали. Он был сумасшедший. Его надлежало держать взаперти в перестроенном зале корпуса для обследований. Время от времени его должен был осматривать доктор. Наша задача — охранять его. Простая работенка, думали мы сначала. Единственный пациент на весь персонал… Мы раньше никогда не имели дело с такими, как Хоффман.
Эллен услышала имя Хоффмана впервые.
— А какой он? — осторожно спросила Эллен. — Буйный?
Ион убрал увядшую розу с куста поблизости от него, оторвал лепестки один за другим и дал им упасть на землю.
— Да, — коротко ответил он.
— Ты видел его?
— О да. Это он со мной сделал, — сказал он, указывая на свою ногу. — Теперь я не смогу найти работу на материке. Я ни на что не годен — и должен оставаться здесь всю оставшуюся жизнь и жить за счет мамы. Бесполезен…
— Ты не бесполезен, — возразила Эллен. — Ты столько знаешь о птицах! А этот сад — просто шедевр! Ты мог бы стать садовником.
Ион сделал гримасу и поднялся.
— Я думаю, нам надо вернуться. Маме не понравится, что ты так долго не работаешь.
Он убрал назад, под брезент, ящики из-под сахара, положил камни вокруг края брезента, чтобы тот не сдвинулся, и начал взбираться наверх вдоль короткой стороны пещеры, двигаясь столь мучительно и неуклюже, что Эллен отвернулась, дабы не смущать его.
19
Двенадцатью днями позже, идя от столовой к дому фру Ланге, Эллен увидела массу птичек, взлетевших высоко в небо и круживших, как стая насекомых, хаотично и упорядоченно в одно и то же время.
Когда она мыла посуду после ужина, Ион взял полотенце и помог ее вытереть. Фру Ланге неодобрительно посмотрела на него.
— Это единственная работа, на которую я теперь годен, — пояснил он.
Эллен рассказала ему об увиденной стае птиц и спросила, не хочет ли он выйти с ней, посмотреть на пернатых, как они недавно делали.
— Не сегодня, Эллен, — ответил он, — иди сама. Можешь взять бинокль, если хочешь.