— Наоборот, поставила с головы на ноги. Дело в том, что циклосульфон снижает смертность до пятнадцати или даже пяти процентов, если вводить его до начала разгара болезни. А это значит, что умрет не семьдесят человек из сотни, а десять из сотни. Да, это экспериментальный препарат, но на его применение нет никаких запретов. Просто применять его надо с согласия пациентов. И у меня есть письменные согласия от каждого из них. Некоторые отказались. Им препарат не вводили. И они, скорее всего, умрут. Это их выбор.
— Хорошо, раз уж вы так откровенны, буду откровенен и я. Есть сигнал, что один пациент находится без сознания, и вы ему тоже вводили ваше лекарство.
— Он подал жалобу? Или его родственники?
— Он без сознания! А у меня сигнал, что вы ему вводили экспериментальный препарат!
— Ну, так в чем тогда вы меня вините? Вот когда он придет в себя, если будет в претензии за то, что не помер, может быть, и напишет? А то, что я ему вводила, как вы утверждаете, требует доказательств, а не голословных обвинений.
— Вы что же, утверждаете, что не вводили?
— Я утверждаю, что в правовой системе Российской Федерации существует презумпция невиновности. И это не мне надо доказывать, что я права, а вам, что я в чем-то виновата. Вы уверены, что препарат действительно был введен этому больному? Как его зовут, вы знаете? У вас есть результаты анализа крови больного, в которой обнаружен препарат?
Последний вопрос поразил следователя, как удар в темя деревянным молотком для рауш-наркоза. Он несколько минут молчал, подбирая слова, и выдавил:
— Вот что, Наталья Викторовна, пока вы под следствием, подпишите, что предупреждены о запрете покидать Москву. А я вас вызову, когда получу необходимые документы. Спасибо, что пришли без повестки.
Протокол Евдокимова подписывать отказалась, только подписку о невыезде.
Она покинула СКР, размышляя о результатах беседы.
Этот въедливый товарищ, конечно, будет собирать бумажки из разных инстанций. На это потребуется время. Но особенно обидно, что все это время протечет бесцельно. Предчувствие неприкаянности бесило сильнее всего.
Наталья набрала номер Головина.
— Слушаю, Наталья Викторовна. Вы в порядке?
— Как всегда, Виктор Владимирович.
— Подписка?
— Да. Но я вам звоню не по этому поводу.
— А что случилось?
— Я во вторник просила вас позаботиться о моей «Йети», вы не скажете, где она?
— В сервисе, Наталья Викторовна. — Головин назвал адрес сервиса. — Вам надо съездить и договориться о ремонте. Все, что мы могли, — это организовать эвакуацию вашей «Шкоды». А насчет ремонта, сами понимаете, нужны документы и владелец.
— Спасибо, я вам отдам за доставку.
Вот именно сейчас ехать в сервис не хотелось. Стояла машина там три дня, постоит еще два. Пока разговаривала с Головиным, добралась до метро.
Приехав домой, переоделась, развела оставшийся пакет с протеиновым коктейлем и принялась изнурять себя на тренажере. Злость на всех вредителей-бюрократов она изливала на свое тело, наворачивая километры на беговой дорожке и качая пресс и спину, отжимаясь попеременно на одной руке. Время летело незаметно.
Около трех в дверь позвонили.
С полотенцем в руках Наталья подошла к двери и, не посмотрев на экран видеодомофона и не спрашивая, отворила. Ей не было видений, и она не задумывалась, кто бы это мог быть. За дверью стоял Пичугин с синим термоконтейнером для перевозки анализов.
— Па-бам! — сказал он. — Не ждала?
Наталья вытерла лицо, бросила на стул полотенце и молча обняла его, повиснув на шее. Потом сказала:
— Я тебя давно ждала и всегда рада.
Пичугин, не знавший, куда девать контейнер, переступил порог, а Наталья так и висела, поджав ноги.
— Я никогда не отрицал фатальности в жизни и принимаю такие подарки судьбы с радостью. Наташа, держи сто семнадцать пробирок. Еще тепленькие. Взяли сегодня в восемь утра.
Евдокимова встала на ноги и закрыла за ним дверь.
— Это очень хорошо. Правда, я сейчас без работы, без лаборатории. Я вообще никто. Идет следствие. Ну, пусть оно идет своим чередом, а мы пойдем на кухню. Чай или кофе? Как быстро ты добрался? Что-то случилось?
Она выпалила все вопросы на одном дыхании.
Пичугин поставил контейнер на стул, потом присел к столу, а Наталья принялась готовить кофе.
— Да все сложилось удачно. Твой «плач Ярославны» был услышан Тумасяном, и он дал команду сегодня утром взять кровь у всех получающих циклосульфон. На обходе врачи среди карантинных пациентов выявили еще трех заболевающих. Вчера вечером трое, и сегодня… Остальные поутихли. Циркачи развлекают детишек. Карину помнишь? Девушку, которая познакомилась в поезде с нашим воронежским неизвестным и шум подняла из-за его исчезновения? Она в порядке. Кашляет, но ни на что не жалуется. Ты ей вводила свое лекарство?
— Нет. На нее у меня не хватило. Получила только вакцину и стандартную схему лечения. Но она и сама молодец. — Наталья налила напиток из турки в чашку. — Меня больше волнует состояние этого парня, «удава» из Воронежа. Он тяжелый.
Пичугин загадочно улыбнулся, сделал глоток дегтярно-черного и вязкого кофе.
— Кусочек сахара дай, пожалуйста, — попросил он.
Наталья налила себе чашку и пила без сахара мелкими глотками с холодной водой.
— А как же ты прилетел? Утром дали борт?
— Да, в девять тридцать, я получил от тебя СМС, сразу ее перебросил Трифонову, что, мол, номер найти не удалось, и с ящичком вылетел. А этим бортом ночью прилетела из Москвы группа депутатов Госдумы с красными носками и шапками. Тумасян их не пускает в зону. Они скандалят, требуют дать им костюмы. Хотят разобраться в ситуации. Левон Рубенович скоро огнем плеваться начнет. Летчикам приказали вернуться в Москву, вот они меня и забрали.
— Ты сам улетел? Без приказа?
Пичугин улыбнулся:
— Кто же меня отпустит без приказа? Распоряжение Трифонова. Кстати, собирайся. Он ждет нас к пяти.
— У меня есть выбор?
— Нет. Это приказ.
— Приказ?
— Да, приказ мне, доставить тебя к нему к семнадцати ноль-ноль.
— Он знает все?
— Думаю, он знает главное, что АКСОН работает и стоит у тебя. Трифонов хочет знать детали.
— Можно спрогнозировать его предложения?
— Я думаю, что он предложит тебе перейти к нему на службу. Не знаю в качестве кого. Только так он сможет тебя избавить от неприятностей.
— Я не спецагент, Олег. Я врач, а мои враги — это болезни и дураки. Причем болезней немного, но они очень опасны. А дураков огромное число, и почему-то все они у власти, и тем самым намного опаснее болезней.
Часы показали половину четвертого.
— Пока говорить не о чем, — ответил Пичугин. — Я вызову такси.
Глава 22
В которой Наталью опять допрашивают, она получает заманчивое предложение, а капитан Пичугин становится майором
Пока Наталья одевалась, Пичугин набрал номер Трифонова. Генерал ответил сразу.
— Вы в Москве. — Он не спрашивал, а констатировал.
— Да.
— С Евдокимовой поговорили? Проблем не будет?
— В общем, без деталей. Куда нам ехать?
— У подъезда стоит машина-такси, номер простой — 123, водитель знает куда везти.
Наталья оделась, как всегда, изысканно, неброско, не используя никаких украшений, и вышла из спальни.
— Поехали, — решительно произнесла она. — Такси вызвал?
— Ждет у подъезда. — Пичугин поднялся. — Идем.
Заняв места в машине, они не проронили ни слова, только держались за руки.
Водитель кружил по Москве, выбираясь на кольцо, и когда автомобиль свернул на Пятницкое шоссе, Пичугин встревожился. Похоже, их везли в поселок «Изумруд».
Сомнения исчезли, когда проехали поднятый шлагбаум на въезде в поселок и машина тормознула у дома Лемеха. Пичугин понял, что Трифонов знает почти все или даже все. И о ночном бое, и об АКСОНе, и наверное, о том, что устройство стоит не только у Натальи.
«Ни в коем случае не врать!» — подумал Олег и отпустил Наташину руку.
Калитка при входе во двор оказалась незаперта. У Пичугина не возникло ощущения, что во дворе или в доме много людей. Впрочем, они могут ждать в машинах где-нибудь неподалеку.
Это был дом, из которого они уехали во вторник в шестом часу пополудни, простившись с хозяином, как полагали тогда, навсегда. А если Лемех здесь? Во дворе действительно не оказалось никого. Наталья, толкнув входную дверь и переступив порог прихожей, скинула туфли и сунула ноги в войлочные шлепанцы.
Из гостиной выглянул генерал Трифонов.
— Вот даже как? — Он удивленно поднял брови. — А у вас, Олег Иванович, здесь тоже есть свои тапочки? Я не удивлюсь.
— Нет. Я не успел прижиться, — попытался пошутить Пичугин.
— А я все думал, что же за дети тут бывают у одинокого старика? — постарался свести к шутке эффект своего появления Трифонов.
— Где Василий Федотович? — сразу спросила Евдокимова.
— Ай-яй-яй… Наталья Викторовна, вы же знаете, что он уехал, или, точнее, съехал. Но давайте не будем опережать события. — Генерал пригласил приехавших к столу в гостиной. — Я тут немного похозяйничал и взял на себя заботу заварить чай. У Лемеха запасы чудесных сортов индийских и английских чаев.
Пичугин наблюдал за генералом, удивляясь, насколько его поведение сейчас отличалось от воронежской встречи в кабинете генерала Эдика… Здесь он выглядел совершенно другим человеком. Интеллигентный, утонченный, наверное, даже галантный. Надолго ли его хватит? Получается, тогда он играл одну роль, а сейчас другую, для Натальи?
Трифонов старательно избегал смотреть Наталье и Пичугину в глаза. Возможно, он боялся, как свойственно людям. Боялся неизвестности, не зная, чего ожидать.
Евдокимова присела к столу и вела себя так свободно, будто не происходило ничего особенного. Олег устроился рядом.
Генерал поставил чашки, корзинку с печеньем и сахарницу. Себе взял кружку Лемеха. Разлил заваренный чай. Он действительно старался быть галантным, словно пытался завоевать доверие, подменив собой хозяина дома.