Для того чтобы читатель понял, какая страшная ситуация сложилась в городе, мы хотим рассказать о том, что творилось 30 августа, через три дня после провозглашения Пакизе-султан королевой, в больнице «Хамидийе» и соседних с ней текке Рифаи и Кадирлер (официально больницами их не называли). По нашим подсчетам, там находилось около ста семидесяти пяти пациентов. Вокруг главных зданий стояли шатры, но больных размещали и на разложенных под открытым небом постелях – на расстоянии около метра, а то и меньше, друг от друга. Лечение, которое они тут получали, заключалось лишь в том, что врачи и санитары в белых передниках делали им жаропонижающие уколы и торопливо вскрывали бубоны ланцетом. Эти процедуры на самом деле даже не продлевали пациентам жизнь.
Доктор Нури не раз рассказывал жене о героических, но во многом тщетных усилиях врачей: на каждого медика приходилось по сорок – пятьдесят больных, и нужно было обойти их всех, совершая одни и те же «лечебные» процедуры и одновременно пытаясь уберечься от заразы, ведь пациенты постоянно чихали, кашляли и исходили рвотой.
По контрасту с пустыми улицами сад больницы «Хамидийе», переполненный людьми в разноцветных одеждах, лежащими на зеленой траве и вытоптанной желтой земле, ужасал королеву: казалось, что наступило светопреставление. Умерших в больнице забирали покойницкие телеги.
Через пять дней после запрета выходить на улицу впервые было отмечено значительное снижение смертности (тридцать девять случаев). Как же рада была королева Пакизе услышать об этом!
На следующий день бронированное ландо привезло королеву и премьер-министра во Флизвос. Многие состоятельные люди, жившие здесь до эпидемии, оставили свои дома на попечение слуг, и теперь там обретались либо деревенские родственники «сторожей», либо те, у кого имелись деньги, чтобы им заплатить, или оружие, чтобы их напугать. Если бы на улицах победнее королева не замечала жильцов, наблюдающих за ними из окон вторых этажей, детей, в одиночестве играющих за садовыми оградами, и собак, весело, как в былые времена, бегущих вслед за ландо, она вполне могла бы подумать, что в этом квартале никого уже не осталось.
Примерно тогда же королева приказала сделать фотографии всех главных улиц и площадей опустевшего города, и в следующие три дня Ваньяс-эфенди выполнил это распоряжение. Описывая Арказ в нашей книге, мы опирались в том числе и на его снимки (кое-где на них видны и люди). Каждый раз, когда я гляжу на эти несказанно печальные черно-белые фотографии, к глазам моим, как и у Пакизе-султан в свое время, подступают слезы.
В течение трех дней смертность продолжала неуклонно снижаться, и участники ежеутренних совещаний в эпидемиологической комнате наконец с радостью поверили, что запрет выходить на улицу и прочие карантинные меры начали давать результат.
Еще одним поводом для всеобщей радости стала заметка во французской газете «Фигаро», прочитав которую сторонники провозглашения Пакизе-султан королевой с полным правом могли сказать, что добились своей цели. Новость была получена газетой из тех же источников, что и известие о провозглашении на Мингере Свободы и Независимости, но на этот раз опубликовали ее с некоторым опозданием, в воскресном номере от 8 сентября 1901 года.
Борцы за свободу Мингера, недавно объявившие о независимости острова от Османской империи, в очередной раз удивили Стамбул и весь мир, избрав главой своего государства и королевой представительницу правящей Османской династии, третью дочь предыдущего султана Мурада V, Пакизе-султан. Принцесса Пакизе недавно вступила в брак с османским карантинным врачом, который затем был послан на остров Мингер для борьбы с эпидемией чумы. Поскольку эпидемия так и не прекратилась, а телеграфная связь с новым государством была прервана, Великобритания, Франция и Россия направили к острову свои броненосцы и взяли его в блокаду.
«Удивление Стамбула» попало в заметку под влиянием агента британской разведки. Доктор Нури мечтал о скорейшем возобновлении телеграфной связи, политическом «урегулировании» и установлении дружеских отношений с европейскими странами, которые позволят снять осаду, и постоянно строил планы на этот счет вместе с королевой и коллегами-врачами, входившими в правительство.
Заметив, как сильно радуют Пакизе-султан известия о снижении смертности, доктор Нури повторил ей то, что высказывал другим: «Горожанам это неизвестно, поскольку трупы собирают по ночам, а погребальные церемонии запрещены. Если бы они узнали, то, как и вы, бесконечно обрадовались бы – но, в отличие от вас, на следующий же день высыпали бы на улицу. Для того чтобы мы могли покончить с эпидемией, горожане по-прежнему должны жить в страхе, а нам надо вести себя с прежней жесткостью».
По взгляду и нахмуренным бровям жены доктор Нури понял, что ей не по душе пришлись эти слова, но оставил без внимания ее недовольство. Заметка в газете «Фигаро» укрепила надежду властей Мингера на то, что им удастся осуществить определенные политические маневры, а Пакизе-султан преисполнила гордости. Разумеется, она прекрасно знала (и упоминала об этом в письмах), что королевой ее сделали лишь ради того, чтобы об этом написали газеты, поспособствовав тем самым международному признанию нового независимого государства. И тем не менее она начинала все серьезнее относиться к своим обязанностям, каждый день проводила некоторое время в кабинете мужа и обо всем увиденном во время прогулок в бронированном ландо подробно рассказывала в письмах сестре.
Именно в те дни королева и премьер-министр начали ездить по окраинам Арказа и оставлять на порогах простых горожан подарки и еду. В отличие от предыдущих поездок, супруги точно знали, куда едут. Очередной дом заранее подыскивали слуги королевы. В этом доме обязательно должна была жить семья, искренне любящая королеву и соблюдающая все карантинные правила. Внутрь супруги не входили. Пакизе-султан, одетая в европейское, но закрытое платье, говорила играющим в саду детям, что принесла подарок. Взрослые в сад не выходили, здоровались с королевой и премьер-министром из окон. Чаще всего Пакизе-султан, не сказав ни слова, оставляла подарки в саду и, будто маленькая девочка, махала рукой хозяевам дома, а те глядели на нее сверху.
Вопреки утверждениям завистников и недругов, эти визиты действительно производили на народ сильное впечатление и вселяли в него уверенность, что все пойдет на лад. В ответ на утешительные слова королевы один старик из Ташчилара спросил, когда от острова отчалит первый корабль. А бакалейщик Михаил, по собственной воле заколотивший свою дверь изнутри, пожаловался на то, что не может достать корзину с едой: раньше ее приносили прямо под окно, а в последние три дня ставят так, что до нее не дотянуться. Не мог бы премьер-министр отдать распоряжение на этот счет?
Однажды кучер Зекерия подвез супругов к дому Марики, и они оставили ей чуреки и сыр, а любимая женщина покойного Сами-паши смотрела на них из окна и плакала. В другой раз супруги навестили скорбящую по сыну Сатийе-ханым и привезли к ней писаря, который должен был запечатлеть на бумаге рассказы матери о первых годах жизни великого национального героя (впоследствии эти рассказы составят книгу «Детство Камиля»).
В одну из следующих поездок (дело было в квартале Кале-Аркасы) почитатели королевы, презрев все правила, выскочили со двора на улицу и приблизились к ней на расстояние вытянутой руки. Доктор Никос, ставший свидетелем этого происшествия, ничтоже сумняшеся заявил доктору Нури, что эти визиты на самом-то деле расшатывают карантинную дисциплину. Но королева напомнила врачам, что с каждым днем чума уносит все меньше жизней, и справедливо заметила, что ее визиты, напротив, укрепляют в горожанах желание соблюдать карантинные правила.
Королева пригласила в свои покои лучшую портниху Арказа Рябую Элени, посмотрела на принесенные ей образцы тканей и рисунки моделей, позволила снять с себя мерку и заказала три платья – такие, как носят в Европе, но полностью закрытые.
По предложению нового директора почтамта было решено выпустить серию марок в честь вступления Пакизе-султан на престол. Специально для этих марок Ваньяс-эфенди сделал несколько ее фотографий в профиль, как отдельно, так и с мужем, взяв за образец снимки европейских королев.
От внимания Мазхара-эфенди не укрылось, до чего эти портреты понравились Пакизе-султан, и он распорядился отпечатать для начала двадцать четыре копии, заключить их в рамки и развесить в призывном пункте, Кадастровом управлении, Министерстве вакуфов и прочих государственных учреждениях, а также в тех банках, что еще не закрылись.
Во время одной из прогулок в бронированном ландо королева заметила свой портрет в просторном и совершенно пустом вестибюле Оттоманского (в будущем Мингерского) банка, а после написала сестре, что их отец был бы счастлив, если бы тоже увидел эту фотографию.
Многие горожане обращались к представителям своих кварталов с просьбой похлопотать, чтобы королева с супругом навестили их улицу. В те же дни пошел слух, что в дома, куда королева привезла подарки и еду, никогда уже не проникнет зараза.
Глава 76
Снижение смертности стало еще более заметным после 13 сентября, и в душах мингерцев забрезжила надежда. Почему же эпидемия пошла на спад? Историки уделяют много внимания этому вопросу, поскольку именно благодаря карантину на свет появилось бессмертное мингерское государство.
По нашему мнению, успех в борьбе с заразой имел следующие причины: строжайший контроль за соблюдением карантинных запретов (вплоть до стрельбы в нарушителей), гибель шейха Хамдуллаха от чумы и высочайшая смертность. Возможно, сыграли свою роль и некоторые другие факторы, в том числе естественные, о которых у нас до сих пор нет достоверных сведений, например снижение вирулентности чумной бактерии или загадочное исчезновение крыс. Но сейчас мы хотим подробнее остановиться на одной, весьма действенной, карантинной мере.