На следующий день супруги изменили маршрут поездки, известив об этом охрану и фотографов, и направились в Кадирлер. Визит прошел удачно: королева старательно и к месту употребляла старые мингерские слова, которые успела выучить, а два очаровательных местных мальчугана на диво удачно изобразили конный экипаж и кучера (даже все звуки воспроизвели точь-в-точь), что очень повеселило всех собравшихся.
Однако еще через день, не успели супруги выйти из ландо в Турунчларе, как два затесавшихся в толпу молодых человека лет двадцати громко, чтобы слышали журналисты, дважды прокричали: «Мингер для мингерцев!» – и дали дёру. Потом, когда королева грустно и без всякого удовольствия раздавала подарки, местные женщины пытались ее утешить, убеждая не обращать внимания на глупых юнцов.
Тем не менее Пакизе-султан приняла этот случай близко к сердцу и написала сестре несколько страниц о том, как несправедливо ее обидели, – ведь, став королевой, она каждый день заучивает по двадцать мингерских слов. Она восхищается любовью Командующего и Зейнеп и разделяет их высокие идеалы. И в конце концов, то, что она родилась в Стамбуле и не очень хорошо знает историю и культуру острова, а также обычаи и политические предпочтения населяющих его многочисленных наций и племен, должно говорить не против нее, а, наоборот, в ее пользу! Ибо, будучи иного, чем все, происхождения, она может держать со всеми равную дистанцию и принимать самые беспристрастные, самые верные решения. Ее предки, создатели самого большого и могущественного государства в истории человечества, не пытались уподобить себе народы, жившие в завоеванных ими землях, а, напротив, охраняли их своеобразие и потому преуспели!
Доктор Нури заметил однажды: «Дорогая Пакизе, а ведь, скорее всего, именно по этой причине, из-за того, что ваши предки, Османы, не были похожи на народы, которыми правили, и не слились с ними в единую нацию, их сегодняшние потомки и теряют одну за другой земли и острова, населенные этими народами».
Через два дня в публикующейся на греческом языке газете «Нео Ниси» вышла статья, автор которой Манолис спорил с идеями, высказанными четыре дня назад в конце статьи, напечатанной «Хавадис-и Арката». «Народ Мингера вполне может управлять собой самостоятельно, это доказал наш великий Командующий. Мы не какая-нибудь мелкая, захудалая колония в Азии или на Дальнем Востоке, и нам не нужны правители, неспособные даже объясняться на местном языке, – тем более такие, как османская „принцесса“, чей отец пляшет под дудку международной масонской организации». Затем Манолис обрушивался на расхожее мнение о том, что народ якобы любит королеву, и утверждал, что это не любовь, а всего лишь любопытство, которое не стоит переоценивать, поскольку судьба дочери султана, много лет прожившей взаперти, вызвала бы интерес в любой стране мира. «И вот еще о чем не нужно забывать, – писал Манолис. – Османское государство, в котором женщины заперты в гареме, словно птицы в клетке, и являются рабынями мужчин (в лучшем случае служат украшением дома), государство, где все: и женщины и мужчины – находятся в рабстве у Абдул-Хамида, ни в коем случае не может служить примером для Мингера, ибо мингерская нация и мингерские женщины отныне свободны и их ждет светлое будущее!»
– Этот Манолис оскорбил моего отца и меня! – воскликнула Пакизе-султан. – Сделайте же что-нибудь! Я не птица в гареме и не рабыня в клетке – я королева. И я не желаю, чтобы эту статью прочитал еще хотя бы один человек!
– Дорогая, поверь, если я прикажу изъять эту газету, которую и так никто не читает, из тех трех лавок, где ее продают, об этой статейке только еще больше будут говорить. И пуще всех обрадуется Мазхар-эфенди, который, несомненно, и велел ее состряпать.
– Я королева этой страны, и на престол меня возвела мингерская нация! – не сдавалась Пакизе-султан. – Если меня не будут слушаться, я ни дня более не останусь на троне!
– Прежде всего, как велит ислам, вы должны слушаться своего мужа, – улыбнулся доктор Нури.
Пакизе-султан рассердилась: ее оскорбляют, а муж пытается свести все к шутке и глупо ухмыляется! Даже собственный супруг не желал ее слушать, и это выводило ее из себя больше всего прочего. В тот день они долго спорили и, разобиженные друг на друга, следующие два дня никуда не ездили. Всеми делами правительства и так занимался глава Надзорного министерства. На третий день по предложению королевы, которая слишком любила эти прогулки, чтобы надолго от них отказываться, решили наведаться на самую симпатичную улочку тихого, спокойного и безопасного квартала Дантела, откуда открывался замечательный вид на море. Известили чиновников, охрану и журналистов.
Однако, когда супруги уже собирались сесть в бронированное ландо, их остановил Мазхар-эфенди. К нему поступил донос о готовящемся покушении на королеву, сообщил министр, злоумышленники собираются бросить в нее бомбу. Лучше всего на какое-то время прекратить любые поездки.
Когда Мазхар-эфенди удалился, королева сказала, что не верит ему и что им с мужем вовсе нет надобности поступать по указке честолюбивого негодяя.
– Я много размышлял на эту тему, – признался доктор Нури. – Если, не приведи Аллах, мы попадем в очень опасную, очень скверную ситуацию и призовем на помощь народ, часть мингерцев примет нашу сторону. Но мы не можем быть уверены, что среди них окажется хотя бы сорок – пятьдесят храбрых бойцов, готовых защищать нас с оружием в руках. А вот в распоряжении Мазхара-эфенди – Карантинный отряд, охранники, гарнизон, резервисты, новобранцы… Словом, огромная армия.
– Иными словами, мы снова будем вести жизнь пленников?
– Да, это так. Но не забывайте, что вы все-таки королева Мингера и мир постепенно призна́ет вас главой нового государства. Вы уже вошли в историю как королева, которая остановила страшную эпидемию, не дав ей перекинуться на Европу. И Европа, на самом деле, должна быть вам благодарна.
Пакизе-султан поняла, что дни ее свободы подошли к концу. Дни, когда она могла в любой угодный ей час покинуть свою комнату, ходить по улицам или отправиться в ландо куда захочет, разглядывая по пути людей, дома и все вокруг. Спустя некоторое время у дверей гостевых покоев снова, как во времена шейха Хамдуллаха, появились часовые. На сей раз их выставляли сразу человек по шесть-семь. Эти ребята уже не хватались испуганно за оружие всякий раз, когда королева и премьер-министр выходили за дверь, а вставали бок о бок по стойке смирно и своими телами, как стеной, преграждали супругам путь. Было понятно, что власть на острове перешла в руки Мазхара-эфенди и верных ему министров.
Следующие двенадцать дней Пакизе-султан и доктор Нури не покидали гостевых покоев. Поскольку ничего нового видеть им не доводилось, королева, к сожалению, очень редко писала Хатидже-султан. Ее голова была занята мыслями о мингерцах и далеких кварталах Арказа. В очередном письме, завершенном только к исходу пятого дня, Пакизе-султан признавалась, что теперь ее очень интересуют детективные романы, которые столько лет читали Абдул-Хамиду на сон грядущий. Не мог бы сестрин муж, который когда-то был одним из чтецов, записать для Пакизе-султан названия книг и имена их авторов?
Супруги не раз говорили о возвращении в Стамбул и о том, что для этого можно сделать, но Пакизе-султан ничего не приходило в голову, оставалось уповать на то, что султан их простит и помилует. Мингерские же газеты в это время, увы, продолжали печатать статьи, в которых о королеве и ее муже говорилось в насмешливом и уничижительном тоне. (Статьи эти так и пестрели словами «дворец», «женщина из гарема», «клетка», «колония», «пленница», «турчанка», «дочь масона».)
Под вечер 5 декабря, через полтора месяца после окончания эпидемии, в гостевые покои пришел Мазхар-эфенди и сообщил, что возникла «чрезвычайная ситуация»: по всей видимости, великие державы, желая снять блокаду, договорились с Абдул-Хамидом. Этим вечером в Арказе может высадиться англо-французский десант, и тогда начнется вооруженное столкновение. Никому в правительстве, разумеется, не хочется, чтобы дорогие гости мингерского государства пали жертвой международного конфликта. По этой причине с наступлением темноты их отвезут на север, за пределы Арказа, в место, о котором не знают и которое не смогут отыскать иностранные силы (пока об этом месте нельзя говорить даже самим Пакизе-султан и доктору Нури).
Сначала супругам предстоит отправиться в путь под охраной в бронированном ландо, в Андине они сядут на шхуну, которая и отвезет их в новый дом. Через два часа им следует со всеми своими вещами спуститься к дверям Дома правительства.
Позже Пакизе-султан напишет сестре, что собрались они за час. Супругам было очень страшно. Сначала они размечтались о том, что попадут в руки англичан или французов, но после, не заметив ни в Доме правительства, ни на улицах города никакого движения и никаких военных, поняли, что им сказали неправду. Кучер Зекерия сел на козлы, и ландо без всякой спешки двинулось сначала в сторону бухты Ташлык, а потом далее на север вдоль восточного берега острова. Ехали очень-очень долго.
Ухабистая дорога шла то вверх, то вниз, то приближалась к кромке моря, то петляла среди виноградников. В ночной тишине было слышно, как шелестит листва, журчит ручеек, шуршат ежи в траве. Из-за облаков выглянула серебристая полная луна, и им показалось, что они попали в какой-то другой, таинственный мир по ту сторону туч.
Потом выехали к небольшой бухточке. Лунный свет серебрил недвижную гладь моря. Ландо остановилось, и на миг Пакизе-султан и доктор Нури ощутили необъятное безмолвие Вселенной.
Из темноты показались охранники и гребцы, помогли королеве и премьер-министру спуститься на каменистый берег, где пахло ракушками и водорослями. Там у маленького причала их ждала лодка. Она вывезла путников в отрытое море, где уже начиналось легкое волнение. Они перебрались в лодку побольше, в которой, кроме гребцов, сидел еще один человек. В нем супруги, несмотря на темноту, узнали секретаря Мазхара-эфенди.