– Его величество предпочел бы, чтобы убийцу Бонковского-паши изобличили иным способом.
– Вы так говорите, будто обладаете исключительным знанием о желаниях его величества.
– Так и есть. Нашему повелителю хотелось бы, чтобы личность подлинного убийцы была установлена на основании тщательного изучения улик и свидетельств, как в историях о Шерлоке Холмсе, а не в результате побоев и пыток.
– Кто такой этот ваш Шерлок Холмс?
– Английский сыщик, который сначала собирает улики, а потом, сидя дома, сопоставляет их, логически размышляет и так распутывает преступления. Его величеству угодно, чтобы мы раскрыли это убийство по-европейски, собрав доказательства.
– Его величество высоко ценит успехи англичан, но сами они ему не нравятся. Прошу и об этом поразмыслить логически.
Скажем здесь, чтобы заинтриговать читателя, что слова губернатора оказались отчасти пророческими.
Глава 25
Что имел в виду Абдул-Хамид, когда сказал «в точности как Шерлок Холмс»? Доктор Нури впервые услышал это выражение из собственных уст султана еще до своей свадьбы. Чтобы добавить ясности нашей истории, напомним о факте, известном всем специалистам по истории Османской империи второй половины XIX века: последний великий османский султан увлекался детективными романами. Абдул-Хамид, боявшийся покидать дворец Йылдыз, был подписан на большинство влиятельных газет и журналов мира и старался следить за новыми книгами и идеями. По его повелению при дворцовой канцелярии было создано специальное отделение, служащие которого переводили для султана не только статьи на политические темы, но и публикации о новостях науки, техники, инженерного дела и медицины, а также книги. Последними с французского были переведены сочинения о русской армии, жизни Юлия Цезаря и заразных болезнях. Но по большей части переводчики трудились над романами о сыщиках.
Иногда султан открывал для себя новых авторов (Эжена Бертоль-Гревиля, Эдгара Аллана По, Мориса Леблана) и выказывал желание познакомиться с другими их сочинениями, а иногда посол во Франции Мюнир-паша сообщал ему о выходе очередной книги одного из уже любимых Абдул-Хамидом писателей (Эмиля Габорио, Понсона дю Террайля), и, едва новинка приходила по почте в Стамбул, переводчики сразу же приступали к работе. (Другой обязанностью посла во Франции, как он поведал в своих мемуарах, было покупать в магазине «Бон Марше» нижнее белье для султана.) Будущий муж Хатидже-султан, той самой, которой Пакизе-султан писала письма, чиновник Министерства двора, тоже порой спешно переводил с французского, чтобы Абдул-Хамиду было что послушать перед сном. Имелись в распоряжении султана и переводчики с английского. Как-то раз, излагая на турецком посвященную Абдул-Хамиду статью из журнала «Стрэнд» («кровавый султан», «тиран» и прочее в том же духе), один из них по наитию записал на обратной стороне листа перевод рассказа про Шерлока Холмса («Палец инженера»). Султану рассказ понравился, и с тех пор он стал следить за творчеством Конан Дойла.
Когда дворцовые толмачи понимали, что не успеют выполнить работу в срок, на помощь им (через владельцев знаменитых книжных лавок Стамбула) призывались профессиональные переводчики. Младотурки, либералы, революционеры и журналисты, ненавидевшие Абдул-Хамида, переводили для него романы, сами того не зная. Правда, некоторые оппозиционеры, твердившие, что султан – деспот, всех и вся пересажавший в тюрьмы и все запретивший, а также хорошо знающие французский студенты-медики греческого и армянского происхождения, звавшие его «кровавым султаном», догадывались о подоплеке дела, но другие были искренне уверены, что работают на армянина Карабета, владельца книжного магазина. Иногда Абдул-Хамид приказывал перевести целиком какой-нибудь классический роман вроде «Трех мушкетеров» или «Графа Монте-Кристо» и, ознакомившись с ним, самолично подвергал цензуре или всю книгу, или отдельные ее страницы, если что-то в ней ему не нравилось. После установления республиканского строя подобные переводы стали издавать под рекламным слоганом «Переведено для Абдул-Хамида», не восстанавливая вымаранных фрагментов.
Эпоха правления Абдул-Хамида была тем временем, когда жанр детективного и полицейского романа, рожденный во Франции, получил развитие в Англии и с помощью переводчиков обрел популярность во всем мире, так что мы с полным правом можем назвать эти пятьсот переводных изданий, хранящиеся ныне в книжном собрании Стамбульского университета, «библиотекой первых лет детективного романа». Через век с лишним, когда властям Турецкой Республики вздумалось восхвалять Абдул-Хамида (пусть он тиран, зато истый мусульманин, преданный интересам нации и любимый народом) и называть его именем больницы, историки взялись за исследование романов, желая понять, что же в детективах прежде всего привлекало султана, которым они так восхищались. Выяснилось, что последний великий представитель Османской династии, просидевший на троне тридцать три года, не любил в полицейских романах ни мелодраматических совпадений (как у Эжена Сю в «Парижских тайнах»), ни дешевых любовных историй, оттесняющих детективный сюжет и логику расследования на второй план (как у Ксавье де Монтепена). Больше всего ему нравилось следить за тем, как проницательный сыщик, работая вместе с властями и полицией, внимательно изучает показания различных свидетелей и в конце концов путем логических умозаключений устанавливает, кто совершил преступление.
Сам Абдул-Хамид книжных страниц не касался – романы ему читали вслух на ночь. Для этой миссии избирался какой-нибудь заслуживший доверие повелителя секретарь с благозвучным голосом или же кто-нибудь из старых придворных; чтец сидел с книгой за ширмой близ ложа султана. Одно время в этой роли выступал главный камердинер, помогавший султану одеться по утрам, позже ее исполняли доверенные паши из Министерства двора.
Когда Абдул-Хамид чувствовал, что его одолевает сон, он говорил: «Достаточно!» – и вскоре засыпал. Порой же сам чтец по долгому молчанию понимал, что султан, опора Вселенной, изволит почивать, и на цыпочках удалялся. Когда роман заканчивался, чтец писал на последней странице: «Прочитано», подобно тому как на понравившихся китайскому императору рисунках полагалось – говорят, по приказу владыки – начертать красными чернилами: «Увидено». Ибо память у Абдул-Хамида, как у любого мнительного и скорого на отмщение человека, была великолепная. Когда ему попытались сызнова прочесть роман, уже читанный семь лет назад, султан сначала изгнал чтеца из дворца, а потом и вовсе сослал в Дамаск.
Доктор Нури уже знал много таких историй, когда впервые пришел во дворец Йылдыз. Ожидая высочайшей аудиенции, он еще раз услышал от жениха Хатидже-султан, что Абдул-Хамид узнал о нем, докторе Нури, – как он и предполагал – от французских преподавателей Военно-медицинской школы, профессоров Николя и Шантемесса, а также от Бонковского-паши, и все эти ученые мужи весьма его хвалили. Поэтому его величество дозволил пустить доктора Нури в гарем Мурада V, чтобы тот мог осмотреть жену низложенного владыки, которая все никак не оправится от болезни. Там доктор встретился с Пакизе-султан, а тем временем его прошлое хорошенько проверили и признали врача достойным взять в жены османскую принцессу. Абдул-Хамид, подробно ознакомившийся с результатами изысканий, был особенно впечатлен опытом и знаниями доктора Нури в области микробиологии и лабораторных исследований.
В тот день будущий муж Хатидже-султан осторожно рассказал доктору Нури, что его величество дает аудиенции гораздо реже, чем принято думать, и что даже великий визирь, военный министр и послы самых великих держав часами ждут у дверей и считают величайшим даром любое уделенное им время. Доктор Нури прождал полдня. Затем ему сказали, что султан сможет принять его только на следующий день и будет лучше, если он проведет эту ночь во дворце, в гостевых покоях. Доктор Нури был, конечно, увлечен мечтами о Пакизе-султан и женитьбе на османской принцессе, но в то же время, как и любой другой молодой врач, оказавшийся бы на его месте, страшился, что его в любой момент могут арестовать. Если бы доктора, явившегося во дворец с мечтой о женитьбе на дочери бывшего султана, схватили бы там и бросили в тюрьму, никто не удивился бы – ни его мать и близкие, ни коллеги.
Тут вошел еще один придворный и объявил, что его величество примет доктора. Следуя за сгорбленным провожатым, доктор Нури прошел по коридору, еле заметно поднимающемуся вверх, и оказался в одноэтажных покоях султана. Вокруг было множество адъютантов, секретарей и гаремных евнухов, но в той комнате, где Абдул-Хамид дал доктору Нури аудиенцию, присутствовал еще только главный секретарь Министерства двора Тахсин-паша.
Молодому врачу было тяжело и даже страшно смотреть на султана. В голове билась лишь одна мысль: «Да, вот он, великий и недосягаемый султан Абдул-Хамид Хан, и я рядом с ним». Доктор Нури низко, до самого пола, поклонился и поцеловал маленькую, костлявую, горячую руку повелителя. Пол тускло освещенной комнаты был устлан коврами, стены задрапированы тяжелыми темно-зелеными портьерами. Доктор Нури слушал султана и думал только о том, как бы не допустить оплошности.
Абдул-Хамид сказал, что рад выздоровлению супруги брата, еще больше рад, что этому поспособствовали возможности бактериологической лаборатории в Нишанташи, и, наконец, выразил большое удовольствие в связи с тем, что болезнь стала поводом для «счастливой встречи». Впоследствии Пакизе-султан несколько раз просила мужа пересказать этот разговор. По ее мнению, слова Абдул-Хамида свидетельствовали, что, выдавая замуж дочерей своего старшего брата Мурада V, султан чувствовал облегчение: это должно было хотя бы немного смягчить чувство вины за то, что он двадцать пять лет держал их затворницами в тесном дворце.
Выяснив, не питает ли какая-нибудь из трех сестер недовольства относительно приданого или других приготовлений к свадьбам, султан перешел к теме, которая интересовала его на самом деле, – стал подробно расспрашивать о работе карантинной службы Хиджаза. Этот предмет был знаком доктору Нури очень хорошо, поскольку он посвятил ему пять лет жизни, так что доктор без обиняков начал рассказывать султану все, что знал. Абдул-Хамид всем своим видом показывал, что ценит прямоту и честность собеседника. Взгляд у султана был мягким и усталым, но слушал он чрезвычайно внимательно и заинтересованно. Доктор Нури немного успокоился; сердце его по-прежнему колотилось, но страх улегся. Первым делом ему захотелось рассказать султану о злоупотреблениях капитанов английских кораблей, перевозящих паломников из Индии. Потом во всех подробностях, не пытаясь сдерживать себя, он поведал о трудностях, связанных с погребением умерших от холеры, и о том, что бараки, которые предоставляет шериф Мекки