«Боже правый! — подумал помощник. — Ушам своим не верю!»
— Мне, — продолжал заместитель, — завтра вечером предстоит обсудить с парламентским секретарем один-два вопроса, и заодно я хотел бы успокоить его на сей счет… если получится. У вас есть в Лоусон-парке надежный человек?
— Более или менее. Я обычно общаюсь с неким Бойкоттом.
— Вот и хорошо. Выясните, пожалуйста, что они обо всем этом думают, и, в частности, постарайтесь узнать, действительно ли от них сбежала собака и, если да, какие меры они приняли. Было бы неплохо, если бы по итогам разговора у нас были основания заявить — при необходимости заявить публично, — что эта новоявленная собака Баскервилей, если она вообще существует, не имеет никакого отношения к Лоусон-парку!
— Хорошо, Морис, я все обеспечу.
«Чертов старикан! Какому еще замминистра взбредет в голову заниматься такой ерундой?»
— Вы же понимаете, Майкл, я бы очень хотел, чтобы мои опасения оказались напрасными. Но что поделаешь — у меня неисправимо подозрительный ум.
Выйдя в коридор, помощник министра помедлил у окна, залюбовавшись меркнущим светом над Сент-Джеймс-парком. Высоко на старом платане, с которого облезала кора, пел дрозд, а в отдалении, на озере, можно было различить пеликанов. Они плыли чередой один за другим и с удивительной синхронностью окунали головы в воду.
И, как обычно в минуты затруднения и душевного упадка, ему вспомнились строки мильтоновского «Лисидаса»:
Вновь, плющ, и мирт, и лавр вечнозеленый,
Вновь с ваших густолиственных ветвей…[58]
Туман был похож на тонкую мокрую тряпку, наброшенную на морду. Только, в отличие от тряпки, когтями убрать эту серую кисею никак не получалось. Рауф, наверное, уже в двадцатый раз скреб физиономию лапой, сдирая клочья мокрой паутины, подхваченные в траве на протяжении последних миль.
Спереди и сзади приглушенно бормотали ручьи. Звезд не было, как, впрочем, и ветра, приносящего новые запахи. Уловить удавалось лишь те, что висели в тумане и были его составной частью. Пахло овцами и их пометом, вереском, мхами и лишайниками на каменных стенах между полями. И не долетало ни единого звука, производимого живым существом, будь то человек, зверь или птица. Рауф и лис двигались под покрывалом тумана, по тропинкам между туманными стенами, протискивались сквозь густой туманный кисель. В отличие от честных деревьев, кустов и камней бестелесная мгла была завзятой обманщицей. К примеру, по тропе между стен можно бежать только в одном из двух направлений — правильном либо неправильном. Но что прикажете делать в этом пространстве без сторон и ориентиров, где стены словно бы повсюду — и нигде конкретно, где проход как будто раскрывается прямо перед тобой и сразу смыкается позади, и так — в какую сторону ни поверни?
Рауф с лисом бежали бок о бок куда-то сквозь беспредельное нигде. Кобель успел притомиться, но не столько от физического напряжения, сколько от неуверенности и сомнений. Часа за три до этого, как только стало темно, они вдвоем спустились в сторону Ликлдейла, оставив Надоеду одного в шахте. Терьер снова нес какой-то бред и явно не вполне понимал, где находится. Вот они и решили, что такой спутник им на охоте не нужен. Рауф, еще не окончательно пришедший в себя после долгих поисков на Хартер-Фелле и эпопеи со спасением Надоеды из сарая, чувствовал себя не готовым к очередной схватке с очередной овцой, тем более с лисом в качестве единственного помощника. Тем не менее они отправились на промысел, надеясь, если повезет, добыть домашнюю птицу, а если такой случай не подвернется — порыться в каком-нибудь мусорном баке.
Достигнув окраин Бротон-Миллз, охотники почувствовали, что, похоже, их затея безнадежна. Слишком много здесь было домов, машин, людей и собак. Но в это время им на помощь, словно нежданный подельник, подоспел туман, спустившийся с вершин холмов. Воспользовавшись густой пеленой, они проломили (точнее, Рауф проломил) хлипкую проволочную сетку, сцапали каждый по курочке — и тотчас сгинули в сером небытии. Только вопили за спиной перепуганные цесарки да матерился в голос разъяренный хозяин двора. Он размахивал фонарем, но видел кругом только влажную стену тумана. И ведать не ведал, что ловкие воришки прячутся едва ли в двадцати ярдах от него.
Когда все успокоилось, лис положил свою курицу наземь и сел отдышаться. В холодном воздухе его ноздри и пасть словно дымились.
— Да, приятель, уток либо курей ловить — вечно шума не оберешься… Кстати, мы уже полночи с тобой бегаем. Как бы нам задницы свинцом не нашпиговали.
Рауф зацепил за сетку едва заживший нос, и теперь рану начало жутко щипать.
— Что еще ты там нашел? — раздраженно окликнул лис.
— Лужу, — ответил Рауф, исчезая в тумане. — Хорошую такую, холодную… — Было слышно, как он жадно лакал. Потом снова возник около лиса: — Теперь лучше!
— Не считая того, что ты весь перемазался…
— Лис, а как ты вообще дорогу находишь? Я вот, например, понятия не имею, где вообще мы находимся!
— Земля, — ответил лис. — Все дело в земле. Она идет то вверх, то вниз, чего еще надо? Сейчас, например, мы поднимаемся.
— Дом-то где, далеко? Ох, опять эта паутина!
— А ты просто сдувай ее, приятель… Ну да, скоро придем. Земля не даст ошибиться, чем выше, тем она легче. Слушай, а у тебя нос разодран! Так и кровоточит…
— Заживет. Лучше скажи, лис, что ты думаешь насчет Надоеды? Как он тебе?
— Да ничего особо хорошего, старина. Нынче утром опять что-то нес про то, что находится внутри собственной головы. Полоумный он, что тут скажешь.
— Верно, — сказал Рауф, — сейчас ему здорово худо. Честно говоря, таким я его еще не видал. Правда, до сих пор эти его припадки всегда проходили, так что посмотрим… Пусть пока сидит дома. Придется охотиться без него.
— Нельзя ему там постоянно сидеть. И никому из нас нельзя. Если твоя рана не закроется, там всюду кругом отметины будут! Надо нам уходить, не дожидаясь утра.
— Ты что, лис? Он же перехода не выдюжит! А далеко ты думаешь переселиться?
— Что там он болтал, будто убил ружьем того человека? Как думаешь, есть тут хоть сколько-то правды или все бред, как про голову?
— Правда, — сказал Рауф. — Насколько я понял, тот человек поймал его, когда он в одиночку возвращался с Хард-Нотта, где мы последний раз завалили овцу. А потом Надоеда то ли внезапно дернулся, и тот человек от неожиданности сам в себя выстрелил, то ли стал брыкаться и что-то там в ружье надавил лапой. Так или иначе, тот человек умер.
— Его нашли?
— Конечно, нашли! — И Рауф рассказал лису, как в него самого стреляли возле Кокли-Бека.
Лис выслушал молча. И, прежде чем ответить, еще раз сбегал вверх по склону.
— Да, — сказал он наконец. — Таких ребят, как твой приятель, точно не всякий день встретишь. Это ж надо — человека застрелить! Расскажи кому, не поверят… А если подумать, плохо это, старина, очень плохо. Теперь за вами станут охотиться и не прекратят, пока не достанут обоих, тут и гадать нечего. Останься у меня хоть капля ума, с которым я родился, мне надо было бы давно бросить вас и удирать со всех ног — чем дальше, тем лучше.
— Тогда мы пропали бы, лис. Если бы не ты, нас уже давно бы прикончили.
— А я о чем? Прикончили бы, не сомневайся. Сам удивляюсь… — Лис немного помолчал. — Сам удивляюсь, чего я до сих пор с вами держусь! Только учти… я тебе вот что скажу. Если я говорю — идите вон туда, надо сразу идти и не спорить! Не то я мигом слиняю, и тогда уж выкручивайтесь как хотите.
— Далеко переселяться-то, лис?
— Если быстрым шагом, то две ночи топать. До завтрашнего утра заляжем на Булл-Крэге… если, конечно, твой приятель сможет добраться туда. А потом — через Уитборн и Данмейл-Райз! Через последний, кстати, двигаться лучше ночью. И если где-то поблизости машина мелькнет — удирать сразу и без оглядки!
— Ну а в конце-то что? Что за место? Ты сам там бывал?
— Хелвеллинский кряж. Я там бывал — правда, лишь однажды. Места там высокие, ветер так и гуляет… оттого и людей мало. Правда, все лапы стопчешь, пока что-нибудь найдешь перекусить. Но куда вам еще податься, когда за вами весь местный люд с ружьями бегает?
— Слушай, лис, ты уже десять раз повторил, что положение у нас хуже некуда! Так чего ради ты с нами торчишь?
— Ну, может быть, мне твоего дружка хворого жалко? — Лис опять помолчал. — Может быть?
— Не верю я тебе, ты, вонючий… — Рауф не договорил, ему в нос затекла кровь, он закашлялся и принялся тереть лапой морду. Здесь, вблизи вершины, туман был до того плотным, что они с лисом практически не видели друг друга.
— А я и не рассчитываю, старина, что ты мне поверишь.
— Можешь ты хоть раз выразиться ясно и прямо? — рассердился Рауф. Вынужденная зависимость от лиса уже была ему поперек горла, особенно в этом тумане, где без рыжего проходимца он ни за что не нашел бы обратной дороги. Из глотки огромного пса донесся опасный рык, и тон лиса тотчас сделался подобострастным:
— Да ладно тебе, дружище, проехали… Ясно и прямо, говоришь? Ну хорошо, хорошо… Сам-то ты нипочем дружка не бросишь, так ведь? А кто у нас барашков да ярочек ловко заваливает? Ты! Э-э, а вот и наш хворый уже нас почуял, слышишь, разлаялся? Еще немного — и сможешь его курочкой угостить…
— Pasteurella pestis, — весело проговорил Дигби Драйвер и запел: — «Ах-ха-ха-ха-ха-ХА! Блоха! Ха-ха-ха-ХА! Блоха!..» — По ходу работы над «Поиметь графа» он успел нахвататься кое-чего из популярной классики. — Вот это да, кто бы мог подумать! Ну-ка, ну-ка… «Переносчиками этой болезни в основном являются крысы и другие грызуны, но в тех местах, где они живут в непосредственной близости от человека, сохраняется вероятность вспышки заболевания и среди людей, на которых с грызунов могут перейти блохи». Просто великолепно! Не пропустите специальный выпуск на следующей неделе!.. «Перенос может быть механическим, посредством загрязненных ротовых органов насекомых, либо включать впрыскивание зараженной крови путем отрыжки в место укуса. У большинства зараженных блох из-за обилия бактерий развивается непроходимость пищеварительного тракта, так что при попытке кормления кровь поступает обратно в кровоток укушенного и с нею — болезнетворные микроорганизмы. Кроме того, из-за невозможности полноценно питаться блохи постоянно чувствуют голод и кусают чаще, чем делали бы это, будучи здоровыми. Результатом становится быстрое распространен