Спорить я не стала, от этого разговора мне сделалось по-настоящему тошно, моя вера в людей и до этого была ничтожно мала, но Валька… осталось добавить: мы с ним в одном дворе росли. Здорово. Если росли, то не продаст. Я засмеялась, отвернувшись от Бардина, и подумала с тоской: допустим. Валька виноват в Зойкиной смерти, я смогу убить его? Смогу? А если смогу, чего ж злюсь на парня? У меня свои доводы, у него свои. Мне тошно здесь, в этом автобусе, в этом городе, в этом мире. А я всего-то и хотела — жить как все.
— Жена появилась, — сказал парень с бородой, я машинально посмотрела в окно.
Молодая женщина с короткой стрижкой вела за руку малыша, на ребенке была смешная панамка с ушками. Я смотрела на Валькиного сына, и мне хотелось выть от отчаяния, они прошли совсем рядом, я, мазнув взглядом по лицу женщины, почувствовала странный холодок, точно некто свыше хотел мне на что-то намекнуть. Конечно, я узнала ее. Она изменилась, от вульгарной походки и манер следа не осталось, другой макияж, цвет волос и прическа. Но я не зря гордилась своей памятью, я помню все лица, что когда-либо видела. И ее лицо тоже. Пять лет назад. За три дня до убийства Китайца. Я поежилась и даже обняла себя за плечи и туг же сообразила, что Бардин наблюдает за мной.
— Я знала, что он женат, но никогда ее не видела, — сказала я поспешно. Валька собирался нас познакомить, впрочем, почему бы и нет? В конце концов, он мог не знать.. Влюбился, женился, особо не интересуясь прошлым своей избранницы. Почему я должна верить Бардину и не верить своему старому другу? А если кто-то подставляет его так же, как меня? И я, отказавшись… Стоп. Я не верю Бардину, и я, к сожалению, не верю Чижу. Я никому не верю, и в этом сейчас мое единственное спасение. Я нащупала в кармане кубики. С того дня, как погибла Зойка, проверять удачу желания у меня не было, и все-таки я таскала кубики по привычке. Эх. Зойка. Зойка, тебе вряд ли бы понравилось, чем я сейчас занимаюсь. Я предаю последнего друга, а может, это он давно меня продал. Сесть на автобус и уехать в никуда. Просто уехать. Лежать где-нибудь под деревьями и смотреть в небо. Допустим, я пролежу три дня. А что потом? От судьбы не уйдешь, сколько угодно выбрасывай кубики на удачу…
— Хочешь, вздремни чуток, — сказал Бардин, — Я притащил тебя сюда только для того, чтоб ты знала? торчать целый день в машине такое же нудное занятие, как ждать в пустом доме.
Домой мы вернулись вечером, после одиннадцати, втроем. Саша и Сергей отсутствовали, от ужина я отказалась и сразу прошла в свою комнату, гадая, придет Бардин или нет? Когда я покинула ванную, он уже сидел в кресле и разглядывал свои руки, а я почувствовала досаду. Мне хотелось, чтобы он немедленно поднялся и ушел, потому что я была рада, что он здесь.
— Хочешь поговорить? — спросила я равнодушно.
— А ты чего хочешь?
— Чтобы ты убрался.
— Хорошо, — Он пожал плечами, но продолжал сидеть.
Я прошлась по комнате, нервно отшвырнула стул.
— Ты уходишь?
— Я тебе мешаю?
— Ты мне мешаешь.
Я встала напротив, почти упираясь коленями в его колени, и он все-таки поднял взгляд на меня, я отшатнулась испуганно, но он схватил меня за руку. Встал, не отпуская ни моей руки, ни взгляда, а я стиснула челюсти так, что они, казалось, разлетятся на осколки.
— Ладно, — сказал он и усмехнулся, а я молча сбросила халат.
Произошедшее той ночью было начисто лишено романтизма. Мы не сказали друг другу и пяти слов, но то, что с такой силой тянуло его ко мне, было мне понятно без слов, потому что я чувствовала то же самое. Он был один во всем мире, и я была одна, а еще была жгучая обида на судьбу за то, что по-другому не бывает. Страх перед Бардиным отступил, теперь я знала.. он такой же, как я, и ему тоже бывает больно. Я испытывала к нему странную нежность, странную потому, что он в ней скорее всего не нуждался, и под утро, когда он спал, уткнувшись лицом в подушку, я сидела в его ногах и впервые за долгие-долгие годы слезы катились по моим щекам крупным горохом, и было так больно, точно я рыдала по мертвому, точно я оплакивала его в последний раз.
С той ночи все переменилось, я не задавала вопросов и не особенно хотела получать ответы — я ждала. Ребята, что были с Бардиным, очень быстро заметили перемену, случившуюся во мне, я часто ловила на себе их настороженные взгляды. Я не уверена, заметил ли ее он. Я не знала, что он думал обо мне, но, когда он смотрел на меня, видела в его глазах затаенную боль, которую он изо всех сил пытался скрывать. Он мог прийти и остаться на ночь, а мог исчезнуть по своим делам, никогда не предупреждая, придет ли, нет ли и вернется ли вообще. Я не помню, чтобы мы разговаривали о чем-то, кроме насущных дел. Впрочем, однажды я попыталась задать ему вопрос.
— Не хочешь посвятить меня в свои планы? — Я спросила просто так, желая услышать его голос, а он засмеялся.
— Нет. Зря ты думала, что я стану откровенным.
Я приподнялась на локте и заглянула в его лицо, вот тогда меня и поразил его взгляд, мне было нелегко его выдержать, и я сказала:
— Почему бы тебе и не стать откровенным со мной?
А он опять засмеялся:
— В самом деле…
Прошло несколько дней, но мне они казались долгими-долгими, точно я прожила всю свою жизнь. Я не выходила из дома, разглядывая потолок в своей комнате, ждала, когда он вернется, и очень боялась, что этого не произойдет. К счастью, он всегда возвращался.
— Ребята его засекли, — сказал как-то он между делом за ужином. Я даже не сразу поняла, о ком речь. — С Хрулевым. Они видятся частенько, правда, осторожничают.
— Чижик? — спросила я.
— Чижик. Чижик…
— Я не очень понимаю, какое он имеет отношение к убийству твоего друга?
— Конечно, — хмыкнул он. — Я тоже не понимаю.
Я уже не пыталась разгадать его загадки, чувствовала только, что настороженность его ребят быстро перерастает в ненависть.
— Я бы хотела поехать на кладбище, — сказала я, выводя вилкой узор на столе. — Это возможно?
— На кладбище? — Он вроде бы не понял.
— Да.
Усмешка во взгляде. — Хорошо. Завтра утром.
Из дома мы вышли втроем. Бардин чувствовал себя здесь в абсолютной безопасности, и даже Сашка, вечно пребывающий в напряжении, расслабился. Он шел впереди, а мы с Бардиным ждали на крыльце, когда он подгонит джип. Саша садился в машину. Бардин закурил, закрывая лицо от ветра, а я, вдруг почувствовав лютый страх, шагнула вперед и только тогда услышала выстрел. Удар в плечо — и рука моя мгновенно онемела. Я еще ничего не успела понять, как Саша развернул джип, загораживая им крыльцо, а Бардин, схватив меня в охапку, упал на пол холла, ногой захлопнув дверь. Я лежала, прижимаясь к нему, и только когда он спросил: «Больно?» — поняла, что меня ранили. Он поднялся и поднял меня, я чутко прислушивалась, ожидая выстрелов, но стояла такая тишина, что мне стало еще страшнее.
— Где Саша? — спросила испуганно.
— Только о нем тебе сейчас и думать. Я посмотрела на свою руку, на пол, заляпанный кровью, и решила? «Наверное, я умру», — и в ту минуту это показалось мне благом.
Разумеется, я не умерла. Уже через полчаса в доме собралось человек пять мужчин, я слышала голоса, но никого не видела, лежала в своей комнате, наскоро перевязанная. Вошел какой-то молодой парень и улыбнулся.
— Как наши дела? — Устроился на стуле рядом с постелью и, по-дурацки сюсюкая, сказал? — А вот мы сейчас сделаем укольчик, и больно не будет.
А мне и не было больно, то есть физическая боль была ничто по сравнению с той болью, что корежила меня изнутри. Я ждала, что придет Бардин. Лекарство подействовало, я уснула, а открыв глаза, увидела, что лежу в совершенно незнакомой комнате.
— Коля, — крикнула отчаянно и хотела встать, но голова кружилась, и я опять крикнула.
Открылась дверь, и вошел Саша, посмотрел хмуро на меня и спросил:
— Очухалась?
— Где он?
— Занят. Появится, придет. Он пришел часа через два. Сел в кресло и поинтересовался:
— Как себя чувствуешь?
— Хорошо.
— Врач сказал, рана пустяковая.
— Конечно. Рука совсем не болит.
— Да? Ты очень бледная. Много крови потеряла.
— Расскажи, что произошло? Кто стрелял?
— Трудно сказать. У меня полно врагов.
— Они выследили тебя и устроили нападение?
— Нет. Один выстрел. Киллер. Скажу по секрету, ужасный недотепа. Саша едва не поймал его. Но ничего, это не к спеху. Я должен сказать тебе спасибо, если бы ты не загородила меня плечом, лежать бы мне сейчас в морге. — Глаза его смеялись, хотя говорил он серьезно.
— Киллер-недотепа, — повторила я.
— Да. Бывает и такое. Спи. Тебе надо больше спать, чтобы скорее поправиться.
Я не хотела, чтобы он уходил, но знала — просить его остаться бессмысленно. Когда дверь за ним закрылась, я натянула одеяло на голову и сказала громко:
— Мне все равно.
Весь следующий день он не приходил. После обеда я вышла из своей комнаты, слегка покачиваясь. Не успела сделать и нескольких шагов, как в глубине коридора появился Саша.
— Чего тебе? — спросил он угрюмо.
— Ничего, — пожала я плечами.
— Сиди в комнате.
— Я не хочу.
Он подошел ближе, мы смотрели друг на друга, и в глазах его была такая ненависть, что я поежилась.
— Что-нибудь случилось? — Вышло у меня это испуганно.
— Серегу убили и Темку.
— Как? — Страха не было, только удивление.
— Очень просто. Выследили и убили, когда они домой ездили.
— Домой?
— Ага. У них был дом. Знаешь, это где мама, папа или жена.
— Кто их убил? — Саша усмехнулся и пошел по коридору. — Ты считаешь меня виноватой? — крикнула я.
— Иди в комнату, — бросил он через плечо. Конечно, он считал виноватой меня, а кого еще он мог обвинить?
Вечером Бардин все-таки зашел ко мне.
— Что это за дом? — спросила я, когда он устроился в своем кресле.
— Обыкновенный, — удивился он.
— Почему мы здесь?