– Всё-таки куда вас подбросить? Я не спешу. Могу куда угодно отвезти.
– Да вот тут прямо и высадите, – чуть смущённо и глухо ответила девица. – Не парьтесь, чтобы куда-то там отвозить.
– Ну, как хотите, – возразил Чурбанов, – вы свободный человек, но я не хочу вас высаживать на магистрали, здесь нельзя ни пешком ходить, ни останавливаться. Опасно.
– Я и хочу, чтоб опасно, – прозвучал голос девицы сбоку.
– А что за экстрим такой? – удивился Чурбанов.
Они уже проскочили Пулковское. Чурбанов решил, что свернёт и высадит панк-девицу всё же в городе.
– Это не экстрим, – сказала девица угрюмо. – Я просто хочу, типа, чтобы меня сбили.
– Чтобы что? Сбили чтобы? – не сразу отозвался Чурбанов (несколько секунд он просто вёл, обдумывая сказанное). – А-а. Ну… Зря вы. В тюрьму же человек сядет. Ну и потом, это не так просто. Вот я ведь вас не сбил.
– Это я поняла, – девица усмехнулась, снова довольно угрюмо. – Надо более внезапно выскакивать.
Чурбанов хмыкнул. Девица, возможно, хотела, чтобы с ней поговорили. Ну он же, хм, не психолог МЧС, чтобы отговаривать людей от суицида. В некоторых случаях это и правда отличный выход. Всё-таки он спросил без особого интереса:
– А чё так? Проблемы?
– Парень, который мне нравится, из-за меня в тюрьму сядет и вообще умрёт, – сообщила девица. – Я хотела просто спецназом стать. Или эмчеэсовцем. Или лётчицей. Ну, или пожарником. Но у меня заболевание, и мне нельзя. И вот… короче…
– Какое заболевание-то, если не секрет? – спросил Чурбанов.
– Сложно объяснить. Вот есть люди, у них диабет, да? А у меня как бы слишком сильный иммунитет, – пояснила она. – Я уже в больнице столько раз лежала. Мне надоело. Однажды целое лето лежала. А у меня характер такой, что я люблю экстрим. У вас такого не было, что вот идёшь – и водосточные трубы бац-бац, пинаешь? А потом одну оторвёшь и начинаешь на ней прыгать, и чем больше труб снёс, тем больше хочется?
– Бывает, – кивнул Чурбанов. – Понимаю.
– На паркур ходила полгода. Но было зимой обострение, и прыгать вообще нельзя. Могут кости просто сломаться. Там кости тоже воспаляются.
– Жесть, – сказал Чурбанов с уважением.
– Вообще жесть, – с удовольствием согласилась девица. – Ну и вот. Как раз зимой я лежала в больнице и там познакомилась с парнем. У него тоже… короче, та же болячка, что у меня. Новый год вместе там встречали. Мы даже выписались в один день, – с гордостью сообщила она, как будто в этом была её заслуга. Ну и вот, и, короче… и потом мы… стали, там, дружить…
(Тут Чурбанов понял, что всё серьёзно.)
– И вот, и однажды я увидела рекламу, заработайте семьдесят тысяч в месяц, опыт там не нужен, образование не нужно, всё с нуля. И я подумала: во круто будет, говорю Артёму, родители удивятся, мы заработаем, а потом им скажем, типа вот, мы, типа, вот, самостоятельные, типа, о, типа круто.
– Это ж наркотики, балда, – сказал Чурбанов.
– Да!!! Ну откуда мы это могли знать, вот откуда?!
– Ну как бы вам уже годов не так уж мало. Хотя я в вашем возрасте тоже был довольно тупой. И что, Артём тоже не вдуплил? Он старше тебя? Па-нятно…
– Как раз в этом вся тема, что он старше. Вот. И я как бы получается ни при чём, а он как раз, мне сказали, видимо, это будет ещё суд, но никто на судах не оправдывает, все говорят, что он просто в колонию пойдёт. А если в колонию, он там просто умрёт и всё. У него очень плохо было со здоровьем, у него вообще был инфаркт полгода назад!
– А у тебя, что ли, и с сердцем проблемы?
– Ну, там сердце, суставы, почки, всё сразу, как бы, типа, организм сам против себя. Но главное – что с сердцем. Если дальше так пойдёт, я ни ходить не смогу, ни есть, ни дышать. Мать не знает, я таблетки потихоньку в унитаз смываю. От них толстею я. Тошнит ещё. И всякое такое.
– Это вот плохо. Таблетки в унитаз… хотя я бы тоже на твоём месте смывал.
– Да любой бы смывал. Это жуткая гадость. Но инвалидом тоже не хочется быть. Лётчиком нельзя стать, гонщиком нельзя, ничего вообще нельзя. Лучше молодой подохнуть, это самое простое.
– Ничего себе, самое простое, – сказал Чурбанов. – Сейчас наука не стоит на месте. Разные крутые технологии за границей уже внедряют. Скоро и у нас, наверное, разрешат. Прикинь, там так стали делать. Вот есть два человека, у которых сердце работает одинаково. Вообще одинаково. Они называются синхроны. И этих людей берут и с ними синхронизируют других – тех, у кого с сердцем плохо. Так научились сейчас делать. И после этого ты уже можешь не беспокоиться – пока твой синхрон не умрёт, ты будешь жить. Правда, есть проблемка, что когда он умрёт, то и ты тоже. Но можно находить, например, синхронов-младенцев, и тогда всё вообще круто. Интересно, правда?
– Да, вообще-то, – одобрила девица.
– Ну вот, – продолжал Чурбанов. – А пока вам сейчас главное хорошего юриста найти. Я тебе дам свой телефон. А сам поищу через знакомых тоже. Может, удастся отмазать. Но, конечно, вы очень пиздецово поступили, на мой взгляд. И тоже, при чём здесь ты? Нечего себя винить. У Артёма должна быть своя голова. Мало ли с чем кто не сталкивался. Надо как-то соображать. Ну, грустно, но ты на себя лишнее не навешивай.
Девица молчала, притаившись и сидя на своих руках. На лице у неё не отражалось никаких особых чувств.
– Если сделал одну глупость, не надо делать другую, – важно проповедовал Чурбанов, чувствуя себя патриархом и вершителем судеб. – Лётчиком нельзя, гонщиком нельзя, подумаешь, водить машину всё равно можно. Становись врачом вон, сама на себе всё знаешь, будешь хорошим врачом, это самые лучшие врачи – которые из больных. Я вот здоровый, поэтому не доучился на врача, теперь жалею.
– Да у меня мозги не так работают. Врачом – это биологию надо, химию. Мне лень. Я бы могла только трупы резать, – сказала девица. – Это вот небось весело! Вообще я люблю всякие ужасы. И экстрим. А вы смотрели такой фильм, где мужчина ведёт машину, а девушка ему глаза закрывает руками?
– Это ерунда, – сказал Чурбанов. – Руками, ногами. Детский сад какой-то. Это не по-настоящему опасно.
– А что по-настоящему опасно?
Чурбанов вжал тормоз, развернулся в два приёма и снова втопил, но уже по встречке.
– Кул, – сказала девица.
Чурбанов пожал плечами.
– Смотрите! Навстречу кто-то едет!
Фура. Издалека засигналила. Они сближались со скоростью триста. Чурбанов вильнул. Фура качнулась и довольно резко затормозила. Дальше пошли косяком – легковушки, грузовики. Чурбанов несся по встречке, ему отчаянно сигналили, выстраиваясь в правом ряду. Насколько Чурбанов мог судить, в отбойник никто не шарахался.
– А вас менты не запалят?
– Анрил, – сказал Чурбанов. – Камер тут нет пока. А номера на такой скорости не видно.
Мимо с воплями пронеслась очередная бэха.
– Хватит! – не выдержала лётчица. – Вдруг там дети!
О, точняк, дети, развеселился Чурбанов. Действительно, тут же дети – как он мог забыть. Он без лишних слов развернулся снова, проехал полкилометра до Пулковского и свернул с трассы вниз.
– Круто, – пробормотала лётчица. – Было круто. Спасибо. Не ожидала.
Чурбанов незаметно покосился и разглядел получше её курносый нос, скуластую физиономию и выбритые полчерепа.
– Ты тоже очень крутая, – сказал Чурбанов. – Практически – супермен. Супер-девушка. А ты про то, что умереть там надо и всё такое. Глупости, короче, какие-то, – он порылся в кармане. – Держи лучше визитку вот мою. Звоните мне про юристов, будем помогать.
– Да я-то чего помогать? – пробасила девица. – Ну, подраться очень люблю. Если надо, могу убить кого-нибудь. Вам никого не надо убить?
– Нет, – сказал Чурбанов. – Убить не надо. Наоборот, я хочу, чтобы все мои враги вечно жили и вечно мучились. И я верю, что у тебя куча талантов.
– Я умею сама себе температуру повышать. До скольки угодно, хоть до сорока.
– Вот это правда то что надо, – позавидовал Чурбанов. – Мне бы в школе пригодилось.
– Вот-вот. И мне часто пригаживается.
– Ну а всё-таки куда отвезти?
– Да можете прямо здесь и высадить, мне недалеко.
– Выпиливаться точно раздумала?
Лётчица мотнула головой.
– Я тут подумала, – вдруг сказала она, – про эту технологию, про сердце, чтобы одновременно билось. Это же очень круто. Можно нам с Артёмом взять и сделать так, чтобы, ну, типа, у нас одновременно с ним бились сердца, и тогда, даже если он там два года отсидит, это будет не страшно, потому что он там не помрёт. А вы не знаете, кто это у нас счас в России делает?
Чурбанов тормознул и щёлкнул блокировкой.
– Не-а, не знаю. Пока вроде никто не делает. Как бы технология в разработке, – сказал он задумчиво.
– Ну ладно, попробую узнать. Спасибо, что подвезли, и за визитку, – лётчица вылезла из машины, кивнула Чурбанову и хлопнула дверью.
Чурбанов ещё посмотрел немного, как она идёт чуть враскачку вдоль многоэтажек Пулковского шоссе, под голыми липами и фонарями, под мутноватым небом, в качающихся тенях. Потом поехал, сначала медленно, затем быстрее.
До рассвета оставалась пара часов. Чурбанов припарковался в тёмном дворе. Пошагал домой. Взошёл по лестнице. Открыл ключом съёмную квартиру. Стащил ботинки. Прошёл в комнату, не включая света. Нашарил в баре коньяк. Упал в кресло.
Врубил здешний телевизор – широкую панель на стене. Там мерцало чёрно-голубоватое старое кино. Крупным планом показали злодея. Затем красавицу. Они слились в поцелуе.
Потом Чурбанов, кажется, уснул и выпустил управление из рук, но, может, он и продолжал бодрствовать, когда его вдруг резко и мощно бросило вперёд, из кресла и через столик. Чурбанов врезался в плазменную панель и рухнул на журнальный столик, у которого треснули обе правые ножки. Журналы разлетелись по полу. Чурбанов замахал руками и ногами и обнаружил сам себя на полу и в полном шоке.
Он барахтался и скользил на глянцевых обложках. Сверху сыпались обломки пластмассы. В окно вдавливалась чёрная, густая масса беззвёздной городской ночи.