До конца рабочего дня оставалось ещё прилично. В сводчатом каменном зале находился всего один посетитель, при виде которого у Ратмира шевельнулась шкура на загривке. Рыжий Джерри. Надо полагать, упросил хозяев сдвинуть ему время обеденного перерыва на пару-тройку часов. Что ж, мудро… При появлении коллеги ублюдок уткнулся в тарелку и, не поднимая глаз, торопливо заработал вилкой. Разумеется, не поздоровавшись, вошедший миновал рыжее ничтожество и, отойдя как можно дальше, обосновался за столиком в каменной нише.
Заказ делал неторопливо, обстоятельно. Отпустив официанта, окинул рассеянным взглядом обеденный зал и с удовлетворением отметил, что понятливый Джерри не стал искушать судьбу — убрался восвояси. «Собакою потёк, собацки и пропадёт…» Откуда бы это? Кажется, из наказа о Курбском…
Далее Ратмир впал в оцепенелую задумчивость, из которой его не смогло вывести даже возникновение перед ним коньяка и закуски.
«Собственно, что меня смущает? — хмуро мыслил он, разглядывая рюмку. — Тимур на моём месте не колебался бы ни секунды. Рогдай — тоже…»
Пригубил, задумался вновь. Затем высвободил из тесного бокового кармана тугой бумажник, положил на колени. Над хитрыми агрегатами, венчающими стойку, виднелась лишь макушка бармена. Официанта вообще не наблюдалось. А первый посетитель должен был, по расчётам Ратмира, заглянуть сюда через полчаса, не раньше.
Увы, расчёты оказались ошибочными. Уже пару минут спустя обслуга за стойкой подала признаки жизни — и под каменные своды зала по широким деревянным ступеням торопливой побежкой скатился взъерошенный маленький Боб. Косматые бровки вздёрнуты выше обычного, в руке, как всегда, свежая пресса. Изделие из натуральной кожи со всем его неисследованным содержимым пришлось снова отправить в карман. Очень вовремя, поскольку Боб уже углядел Ратмира и устремился прямиком к нему. Шлёпнул газеты о столешницу, сам же упал на табурет.
— Опять Америка нашкодила? — сочувственно осведомился Ратмир.
Боб лишь отмахнулся с досадой.
— Ты тоже считаешь, что я вёл себя по-человечески? — с места кинулся он в атаку.
— Когда? — опешил Ратмир.
— Утром. На площадке.
Сегодня утром? Да-да, сегодня утром… Когда терьерчик гонял безответного беднягу ризеншнауцера и в итоге нарвался на лютого боксёра. Сбеситься можно! Такое чувство, будто несчастливая прогулка со Львом Львовичем приключилась как минимум недели полторы назад…
Надо полагать, на лице Ратмира отразилось столь сильное удивление, что Боб посчитал это ответом.
— Так вот ты это Тамерлану скажи! — завопил он. — Два дня как с гор слез, а туда же! Что он вообще понимает в скотч-терьерах? Нэнатурално… — весьма похоже скопировал он недовольное ворчание Тимура.
Ага. Видимо, в отсутствие Ратмира между приятелями состоялся жаркий спор на узкоспециальные темы.
— Ну! Чего молчишь?
— Да как тебе сказать… — замялся бронзовый медалист. Более всего на свете он ненавидел два занятия: врать в глаза и говорить в глаза правду. — С одной стороны, тебя, конечно, куда-то в гротеск занесло… А с другой… Гротеск, он ведь тоже, знаешь, имеет право на существование… — тут Ратмир вспомнил о своём намерении попросить на пару часов ключи от холостяцкой квартиры Боба и, мигом избавившись от комплексов, с бесстыдной искренностью вскинул глаза на разобиженного терьерчика. — Да не слушай ты Тимура! — вскричал он. — Пёс, не спорю, хороший, но… Овчар. Кавказец. Он же не притворяется. Он же в самом деле полагает, что все породы обязаны вести себя одинаково. А скотч-терьер — это врождённая неугомонность, это…
Ратмир говорил долго и убедительно. Боб слушал, заворожённо уставив на единомышленника увлажнившиеся вишенки глаз. Когда речь зашла о ключах, отдал без ропота.
Публика собиралась быстро. Возникли в середине зала обесцвеченные кудряшки Мадлен и пепельная гривка Артамона Аполлоновича. Спустился по лестнице слегка перекормленный Макс со своим дружком Борманом. Потом показался Тимур. Углядев в нише обоих приятелей, подошёл. Молча обменялись рукопожатием, после чего угрюмый горец извлёк из наплечной сумки и установил на столе ноутбук. Достал витой проводок со штекерами, оглядел стены в поисках гнезда.
— Телевизор смотреть будешь? — полюбопытствовал Ратмир.
— Брат выступает, — важно пояснил Тимур. — В Капитолии.
— Депутат? — жадно спросил Боб, мигом позабыв о мелких разногласиях.
— Депутат.
— От Гильдии?
— Зачем от Гильдии? От национальных меньшинств… — Тимур подсоединил устройство, включил, поколдовал с программой. На экранчике соткался разобиженный морщинистый субъект, тычущий себя кулаком в грудь.
— Я же с хвостом, с хвостом родился! — восклицал он. — Да если бы не родители, мне бы сейчас цены не было! Под корешок купировали! Загубили карьеру…
— Не то, — хмуро сообщил Тимур, переходя на следующий канал.
— Хватит собачиться! — ещё более пронзительно взвизгнуло в крохотном динамике. — Сейчас, когда блок «Единой сворой» уступает по численности одним лишь либералам…
— То, — удовлетворённо известил Тимур. Временно уменьшил громкость, взглянул на часы. — Чего на обед не приходил?
— Отгул у меня… — уклончиво отозвался Ратмир. Он ещё не решил, стоит ли рассказывать о сегодняшних приключениях прямо сейчас. Так и так завтра обо всём узнают. Из газет.
— Родственник тебя искал, — изронил кавказец. — Артур зовут.
— Где искал?
— Здесь искал.
Этого ещё не хватало! Обычно дядя Артур «Собачью радость» своими посещениями не жаловал, предпочитая питаться из экономии в людских забегаловках.
— Слушай, зачем твой родственник так много водки пьёт? — сокрушённо качая кудлатой башкой, спросил Тимур.
— Цепной он, — с неловкостью ответил Ратмир. — Их же там почти не проверяют…
Но тут коллега вновь прибавил звук — и разговор прервался сам собой. Боб отложил газету, все трое придвинулись к монитору. Возникший у микрофона парламентарий был точной копией Тимура — такой же косматый, угрюмый. Не иначе, одного помёта. И манера речи очень похожая.
— Шовинизм проникает повсюду! — лаял он отрывисто и гортанно. — Отравляет сознание! Эта книга… — в воздетой руке оратора трепыхнулось тоненькое, изрядно потрёпанное полиграфическое изделие в мягкой обложке. — …издана пятьдесят лет назад и до сих пор не изъята из библиотек. «Служебная собака в сельском хозяйстве». Предназначена для широкого круга читателей… Сейчас прочту, — пригрозил он. Бросил книжонку на кафедру и, склонившись над отмеченным листом, вскинул указательный палец. — Страница тридцать семь. «Усложняя игру, воспитатель забрасывает чурку на глазах у щенка в кусты, в пустой сарай и тэ пэ. Командуя собаке „Ищи!“, рукой показывает направление. За розыск чурки немедленно даёт лакомство…» — замолчал, поднял кудлатую голову и с гневным недоумением оглядел заёрзавших под его взглядом прочих парламентариев.
— Ай, молодец… — тихонько выдохнул Тимур.
Глава 9Высший кобеляж
Кто сравнил тебя с колли, Ляля? Ты — борзая. Лёгкое сухое сложение, узкий таз. Вот ты принимаешь собачью стойку — и спина у тебя, как полагается, с лёгкой напружиной. Пытаешься оглянуться, чуть закатывая крупный, выразительный, словно подёрнутый влагой глаз. У знатоков это называется — «глаз на слезе». Один из первых признаков породы. Правильный постав конечностей, пальчики собраны в комок. И окрас удачно выбрала: рыжеватый со светлыми подпалинами. За каким же ты чёртом прозябаешь в секретаршах, Ляля? В хорошие руки тебя — глядишь, года через полтора ходила бы уже на поводке…
Ратмир и сам чувствует, что неисправим. Даже в моменты интимной близости он остаётся профессионалом. Однако в чём-то тут, конечно, виновата и Ляля, возжелавшая пережить настоящую вязку. Раньше Ратмир к подобным предложениям немногочисленных своих подружек относился с досадой. Во-первых, воля ваша, а присутствовало в этом что-то от скотоложства. Во-вторых, профанация претила бронзовому призёру во всех её видах. Ну представьте себе нетренированную даму, силящуюся удержаться в должной позиции! Садку страшно делать. Подломленная пясть, как водится у дилетантов, поставлена отвесно, сустав неминуемо уходит вперёд — того и гляди свихнёт себе любительница экзотики обе ручонки, и тебе же с ней потом возиться… А в-третьих, мало ему службы?
С Лялей всё было по-другому. Расположились они прямо на полу, застелив ковёр купленной по дороге простынёй. Ратмир понимал, что ревнивая секретарша из кожи вон лезет, стараясь доказать и ему, и себе, что ничем она не хуже той боксёрши. А ведь и впрямь не хуже. Девочка одарённая, с самомнением. Удивительно, что, не владея в принципе техникой случки, Ляля по наитию ухитрилась избежать серьёзных огрехов, за которые жюри накидывает обычно штрафные очки. Мелкие же допущенные ею ошибки вполне могли сойти за стиль.
Имитация сцепления не считалась обязательным элементом, но Ляля настояла. Сильно сомневаясь в успехе, Ратмир тем не менее осторожно перенёс ногу через её спину, так что теперь они оказались стоящими копчик к копчику. Со стороны такое положение кое-кому покажется нелепым, но у собак оно является естественной мерой предосторожности: находясь в подобной позиции, партнёры могут увидеть и встретить опасность, откуда бы та ни нагрянула, что очень важно, поскольку в их ситуации естественная обороноспособность ослаблена.
— Слушай… — потрясённо выдохнул Ратмир, когда они, выждав положенное время, распались. — У тебя ведь раньше такого ни с кем не было?
— Конечно, нет, — ответила, как ощёлкнулась, она.
— Извини, — сказал он. — Не так выразился. Просто для новичка ты держалась бесподобно…
— Правда? — просияла Ляля. Довольная собой, потянулась самым соблазнительным образом. Глядя на неё, потянулся и он, но столь неудачно, что в позвоночнике хрустнуло, а перед глазами поплыли точечные прозрачные водоворотики. Плохо дело! Стареешь, пёс, стареешь… Ветеринару бы показаться…
— А я однажды видела, как настоящие собачки расцепиться не могли, — жалобным детским голоском сообщила Ляля. — Бедняжки…