Трудно удержаться от предположения, что с этими рисунками старинного мастера стоит в связи и та непостижимая улыбка, которая у Леонардо всегда имеет в себе нечто зловещее, словно в ней зародыш тайны.
Впрочем, эта картина – портрет. Мы можем проследить, как этот образ с детства вырисовывается в его мечтах; не будь определенных исторических свидетельств противоположного свойства, мы могли бы подумать, что это найденный им наконец во плоти идеал женщины. Каково было отношение живого флорентийца к этому созданию его мысли? По какому странному сродству мечта и личность выросли отдельно – и всё же вместе? Живя изначала бесплотною грезой в уме Леонардо, смутно очерченная в рисунках Верроккьо, она обрелась наконец в доме Иль Джоконд о. Что мы здесь имеем дело с портретом, о том свидетельствует легенда, согласно которой тонкое выражение удерживалось на лице искусственными мерами – присутствием мимов и флейтистов. И далее: возник ли этот образ в четыре года, благодаря повторным, так и не завершившимся усилиям, или же он явился в четыре месяца, словно по мановению волшебной палочки?
Фигура, столь странным образом выросшая у воды, воплощает тысячелетнее желание людей. У нее голова, в которой “сошлись все концы света”, а веки ее несколько утомлены. Это красота, действующая на тело изнутри, это как бы отложение, клетка на клетку, самых причудливых грез и фантазий, утонченнейших страстей. Поставьте ее рядом с белыми греческими богинями или прекрасными женщинами древности, и как бы их глубоко взволновала эта красота, в которую внедрилась душа, со всеми ее больными муками!.. Все мысли, весь опыт мира врезались в эти черты, придав утонченную выразительность внешней форме: тут животность Греции, сладострастие Рима, мистицизм средневековья с его церковным честолюбием и романтической любовью, грехи Борджиа.
Она древнее скал, ее окружающих, подобно вампиру, она много раз умирала, и ей ведомы тайны могилы, она ныряла в глубокие моря, и ее окружает полумрак отошедшего дня; она торговалась с купцами Востока за редкостные ткани; Ледой она была мать Елены Троянской, Святой Анной она была мать Марии; всё это для нее было как звуки лир и флейт, всё это живет в утонченности ее меняющихся линий, в мягких тонах ее рук и вежд.
Представление о бесконечной жизни, сливающей десять тысяч опытов, – очень древняя идея; в современной же философии идея человечества вобрала в себя все виды мысли и жизни. И конечно, Донна Лиза может считаться воплощением древней мечты и символом современной идеи».
Но читателям Уолтера Патера этот восторг не казался ни старомодным, ни комичным, они его чистосердечно разделяли. Патер был в XIX веке одним из первооткрывателей итальянского Ренессанса.
Отвращение и страх Бернсона кажутся нам надуманными, если не абсурдными. Но ведь и Бернсон был одним из лучших исследователей эпохи Ренессанса и жизни Леонардо уже не в XIX, а в XX веке.
Макс Дворжак, знаменитый исследователь искусства и создатель новых методов искусствознания, автор классической работы «История итальянского искусства в эпоху Возрождения», пишет об улыбке Джоконды, что это «первая попытка изображения естественно-духовного элемента, не обусловленного этически».
Углубимся в века и историю человеческой мысли. Обратимся к великому мыслителю XIII столетия Фоме Аквинскому. Он о «Джоконде», разумеется, не писал, потому что тогда ее не было, но он писал о красоте, потому что красота существовала во все века.
Фома Аквинский полагал, что, в то время как благо является целью постоянных человеческих стремлений, красота является как бы достигнутой целью, когда уже успокаиваются человеческие стремления и желания и человек начинает чувствовать удовольствие при освобождении познающего и созерцательного интеллекта от всех стремлений и усилий воли.
Даже по Фоме Аквинскому Джоконда некрасива, потому что, созерцая ее, мы успокоения не испытываем. Мы испытываем всё усиливающееся – из столетия в столетие – беспокойство. Источник этого беспокойства в том, что «Джоконда» задает нам все новые и новые загадки. Льюис Кэрролл однажды заметил, что есть вещи, которые «нельзя понять». Может быть, к этим «вещам» относится и «Джоконда»?
Эта картина окутана тайной, которая становится всё более непроницаемой…
В течение веков, доверяя Джорджо Вазари, любители живописи видели в ней жену флорентийского купца Пьеро Франческо ди Бартоломео да Дзаноби дель Джокондо. Вазари пишет, что Леонардо работал над ее портретом четыре года и, не завершив его, уехал с ним из Флоренции, а потом и из Италии.
Возникал ли у читателей Вазари вопрос, заказан был этот портрет Леонардо или он писал его для себя? Если заказан был, то почему – незавершенный даже – не остался у мужа Моны Лизы? А если Леонардо писал для себя, чем объяснить, что Франческо ди Бартоломео да Дзаноби дель Джокондо, богатый торговец и политический деятель (он занимал должность одного из старейшин Республики), мирился с тем, что его жена в течение нескольких лет посещала мастерскую художника, о котором ходили самые фантастические легенды (иные из них ставили под сомнение его нравственность)? Всё это необъяснимо.
Если верить Вазари, Леонардо писал Джоконду ориентировочно с 1502 по 1505 год. В «Жизнеописании» точных дат нет. Версия Вазари в течение нескольких столетий не вызывала сомнений, потому, может быть, что сама личность Леонардо, окруженная легендами и мифами, казалась настолько загадочной, что уже ничто в его жизни не удивляло.
В XX веке ряд итальянских ученых начали высказывать всё более настойчивые сомнения в том, что на этом портрете изображена именно Джоконда и что он написан во Флоренции в самом начале XVI века. Ученые начали сопоставлять документы, находя всё новые несоответствия. Старейший источник, который сообщает о «Джоконде», точнее, о портрете женщины, с которым Леонардо не расстался, покидая Италию, – это путевой дневник неаполитанца, кардинала Луиджи Арагонского, составленный его спутником и секретарем Антонио де Беатисом.
Под датой 10 октября 1517 года в этом дневнике описывается посещение замка Клу в Амбуазе. «Последний (то есть Леонардо) показал его светлости (то есть кардиналу) три картины – одну, изображающую некую флорентийскую даму, написанную с натуры по просьбе покойного Великолепного Джулиано де Медичи».
Беатис не называет картину, которая сегодня висит в Лувре, но есть основание утверждать, что это та самая картина, потому что об иных женских портретах секретарь ничего не упоминает.
Джулиано Медичи родился в 1479 году, умер в 1516-м. Современники характеризуют его как избалованного, капризного мечтателя, поклонника и покровителя разного рода чудаков, алхимиков и астрологов. Они переехали в Рим почти одновременно в 1513 году: Леонардо – после бегства из Милана, когда оттуда ушли его покровители французы; Джулиано – после избрания 11 мая того же года его старшего брата Джованни папой (это был Лев X).
Два года Леонардо и Джулиано жили в Риме. Художник получал от богатого мечтателя постоянное жалованье, выполнял его поручения технического и художественного характера. Более чем вероятно, что Джулиано действительно мог заказать Леонардо портрет женщины, которую любил. Вероятно, но не бесспорно.
Обратимся к еще одному упоминанию о «Джоконде». Оно содержится в анонимной биографии Леонардо, написанной ориентировочно в 1540 году. Вот дословно это упоминание: «Он написал с натуры Пьеро Франческо дель Джокондо».
В этом упоминании первый раз возникает фамилия Джокондо, но речь идет не о жене, а о… муже.
Биография и Пьеро Франческо Джокондо, и его жены Моны Лизы, которую, возможно, обессмертила кисть Леонардо, вызывали и вызывают обостренный интерес, и что-то достоверное о них известно. Дотошные исследователи, подняв архивы, попытались установить биографии этих, в сущности, ничем не замечательных рядовых современников Леонардо.
Впрочем, не столь уж рядовых. Пьеро Франческо Джокондо был богатым человеком и политическим деятелем. Мона Лиза ди Антонио Мария ди Нолдо Герардини выросла в семье родовитой или, как ее называют, старейшей флорентийской семье. Во Флоренции она и родилась в 1479 году и в 1495 году, то есть шестнадцати лет от роду, вышла замуж за овдовевшего – даже дважды – Франческо ди Бартоломео да Дзаноби дель Джокондо. Этот Франческо в 1499 году занимал должность одного из двенадцати старейшин в Республике, он умер в 1528 году, на девять лет позже Леонардо.
Я уже писал, что в течение трех с половиной столетий версия Вазари рассматривалась как непреложная истина и лишь в начале XX века исследователи жизни великого художника начали сомневаться в ее достоверности. Вызывали сомнение разные немаловажные обстоятельства и подробности. Обратили внимание на то, что Мона Лиза изображена в темных – вдовьих – одеждах, а она во время, называемое Вазари, отнюдь не была вдовой. Но даже и независимо от этого печальное одеяние необъяснимо, если вспомнить о стремлении Леонардо вызвать улыбку на лице женщины, которую он писал. Ведь, по Вазари, Джоконду развлекали и музыкой, и шутками, когда она позировала, потому что долгое позирование утомляет.
Открыли «Трактат об искусстве живописи» художника XVI века Ломаццо, который ослеп тридцати трех лет от роду, после чего стал историком и теоретиком искусства. В конце этого трактата, разбирая искусство писать портреты, Ломаццо пишет: «Таковы общие и частные указания о создании портретов, причем насколько указания эти необходимы, особенно при изображении украшений, действий и движений, приличествующих государям, доблестным людям и дамам, которых изображают, можно убедиться из портретов, выполненных превосходными живописцами, славными также другими своими работами, и знаменитыми скульпторами. Среди них следует обратить внимание на портреты Леонардо, украшенные в виде Весны, как портреты Джоконды или Моны Лизы, в которых он замечательно изобразил, между прочим, улыбающийся рот…»
В известном луврском портрете «Джоконды» нет ничего, что наводило бы на мысль об образе Весны. Единственное, что совпадает с рассказом Ломаццо, – улыбка. Через шесть лет тот же Ломаццо назовет Мону Лизу неаполитанкой. Раньше, как мы помним, речь шла о ней как о флорентийской даме – ею и была жена Франческо дель Джоконд о. Судя по документам.