улаке гранату. Дымный шлейф, стелившийся по шоссе, помог ему выполнить задуманное: «духи» ничего не заметили.
Сердце Бородина перестало биться еще до того, как один из бандитов, увидев исправный пулемет, потянул его за ремень. Прогремевший взрыв унес жизни еще двоих воинов Аллаха.
Несмотря на то, что засада была организована в безлюдном месте, следовало поторопиться уйти разными тропами как можно дальше от места боя. Спрятать по тайникам оружие и на недельку залечь на дно, раствориться среди мирных жителей.
Акрам стоял на шоссе и наблюдал, как его люди собирают стволы убитых милиционеров, обыскивают их в поисках документов (всегда пригодятся), патронов и гранат. Добыча оказалась небогатой: ручной пулемет, пять автоматов, один подствольник и двадцать четыре гранаты. Подсчетом патронов заниматься было некогда. Овчинка не стоила выделки, принимая во внимание цену, которую пришлось заплатить за такой мизерный улов. Кто знал, что Фортуна повернется не тем боком?
Внимание Акрама привлек внезапно застонавший Ратников. Возле милиционера моментально возник Вахит с «узи» в руках. Он поднял автомат, намереваясь добить раненого, но Акрам окриком остановил его.
Из внутреннего кармана форменной куртки Сергея Вахит вытащил темно-красное удостоверение сотрудника милиции и протянул его своему командиру.
– «Капитан милиции Ратников Сергей Иванович, оперуполномоченный уголовного розыска», – прочитал Акрам.
Будучи холериком, Вахит часто менял настроение. Недавно злость выплескивалась из него, как вода из закипевшего чайника, а сейчас им овладело безудержное веселье.
– У этого опера не хватает одного пера – под ребро, – заржал он.
Убедившись, что Ратников не ранен, а потеря сознания вызвана, по всей вероятности, падением из машины, Акрам дал команду забрать его с собой.
– Пригодится, – пояснил он недовольному Вахиту. – Сначала используем в качестве раба, потом обменяем на своего. Наших они тоже немало захватили. Может, пройдет номер с выкупом, для нас это тоже неплохо.
К Акраму подошел Азиз, пожилой чеченец с бритым, отливающим синевой черепом.
– Отдай его мне, – попросил он.
– Забирай, – махнул рукой Акрам, не желая утруждать себя заботами о пленном.
Через минуту на шоссе остались только трупы и догорающий грузовик. Машины боевиков бесследно растворились в долине.
Глава 24«Пока нет трупа – надежда не умрет»
Весь день первый взвод под командованием Некрытова прочесывал окрестности вокруг места гибели «Малыша». Два бронетранспортера, выделенные для поиска командиром полка Махониным, совместно с оперативной группой ГУОШа безрезультатно колесили по чеченским селениям. Напасть на след Ратникова не удалось. Ответы местных жителей были неутешительными: не видели, не знаем, не слышали. В некоторых читался подтекст: знали бы – все равно бы не сказали.
К ночи уставшие милиционеры вернулись на заставу. Молча поужинали.
Портос назначил бойцов на посты, сменив измученных людей Костина, сутки кряду находившихся без отдыха.
Свободные от наряда собрались в радийном купе. Подавленное настроение давило на психику, любой из них мог оказаться в «Малыше», а значит – пополнить своей фамилией и без того длинный список жертв этой войны.
Отправляясь в командировку, каждый из них надеялся, что судьба убережет его от пули или осколка, не хотел верить в самое страшное. Но кто-то в небесной канцелярии распорядился иначе: смерть выхватила из их рядов пятерых, дополнив эту мрачную статистику пропавшим без вести капитаном Ратниковым.
В Чечне достаточно укромных уголков, чтобы спрятать целый полк, что говорить об одном человеке?
В тесном купе плотными слоями висел табачный дым. Лязгнула дверь – в дверной проем шагнул капитан Куликовский, дежуривший в штабе заставы.
Взгляды, полные призрачной надежды, обратились к вошедшему.
– Из Моздока звонил комиссар, военный борт на Новосибирск завтра. В час дня.
– Возьмут… ребят? – Некрытов не решился произнести вслух страшное слово «трупы».
– Январь посодействовал.
Новикову выпала горькая миссия: вернуть родственникам останки погибших.
Нет тяжелей и скорбней обязанности, чем быть почтальоном смерти. Врагу не пожелаешь услышать нечеловеческий вой матери по сыну, жены – по мужу. Ощутить на себе помертвевшие укоризненные взгляды: почему не сберегли их близких? Никому во веки веков не оправдаться, не ответить на этот вопрос..
После короткого диалога вновь воцарилось тягостное молчание. Сидевший на краю шконки увалень Бача встал и пошел в свой отсек. Ветхий пол списанного вагона заскрипел под его весом, словно жалуясь на свое здоровье.
Вернувшись, Бача протянул Некрытову бутылку водки.
– Комбат, помянуть ребят следует, выпить за упокой их душ по русскому обычаю.
С хрустом свинтив пробку, Некрытов поднялся и произнес:
– Пусть будет пухом земля нашим товарищам. Всем пятерым.
Его поняли. Пока нет трупа – надежда не умрет.
Отхлебнув глоток, командир пустил бутылку по кругу.
Оставшиеся трое суток до отъезда прошли без происшествий.
С кровоточащей душевной раной входили в вагон милиционеры. Они покидали охваченную всепожирающим пламенем войны приграничную территорию своей страны, где погибла седьмая часть их отряда.
Напрасно метался между вагоном и киоском Хафизы старшина Косихин, надеясь заполучить обещанный компрометирующий материал – фотографии и аудиокассету. Торгашка, вручив ему оговоренные тысячи долларов за выполненное задание, исчезла со Станции тем же вечером. На дверях ее квартиры красовался огромный амбарный замок.
Глава 25В плену
Первое, что ощутил пришедший в себя Ратников, была дикая головная боль. Череп угрожающе трещал, казалось, еще мгновение, и он не выдержит болевой атаки, разлетится на мелкие осколки, как глиняный горшок. Крутыми волнами накатывала тошнота, выворачивая наизнанку внутренности, чередуясь с приступами боли. Приступ – волна, волна – приступ. Иногда эти «монстры» совпадали, и тогда наступала потеря сознания.
Память отказывалась воспроизводить цельную картину последних событий. Словно в замедленной киносъемке проплывали разрозненные кадры: застава, раненый Беляков, опрокинувшийся набок «Малыш» и… леденящая душу темнота.
Сергей понимал, что попал в плен. Доносившееся через стенку мычанье коров и жалобное блеянье овец подтверждали это. Помещение, где находился капитан, не имело окон, проникающие сквозь щелястую дверь тонкие полоски солнечного света указывали на светлое время суток.
Запах навоза. Сквозняк. Злобный лай собак.
Малейший поворот головы вызывал приступ дурноты, и Ратников, стараясь не шевелиться, безвольно лежал на узком топчане, сколоченном из сучковатого горбыля. Спасибо неведомой доброй душе, набросившей сверху толстое стеганое одеяло, иначе бы он неминуемо замерз. Чтобы как-то отвлечься, вырваться из цепких объятий тошноты и боли, Сергей попробовал сосредоточить внимание на солнечных зайчиках, медленно сползающих с его лежанки. Сколько времени прошло с момента трагедии, час или сутки, он не знал.
Вдруг дверь, сердито скрипя несмазанными петлями, отворилась, и в освещенном солнцем проеме показалась женская фигура. Женщина помедлила, вглядываясь в полумрак, затем вошла в помещение, больше напоминавшее конуру, нежели дом или сарай. Издав недовольный звук, дверь захлопнулась сама по себе. После короткого светлого мига стало еще темнее.
Женщина тихо подошла к изголовью больного, опустилась перед ним на колени, поправила жесткую ватную подушку и одеяло. И снова замерла, как гранитное изваяние. Сергей вдруг услышал сдавленные всхлипы и ощутил на своей небритой щеке мягкую теплую ладонь.
Эту руку он узнал бы из тысячи других.
Что это – сон или бред, вызванный болевым шоком?
– Ксана? – прошептал он, опасаясь, что снова потеряет сознание.
– Сережа. – Оксана склонилась над ним, прикоснулась губами к его обветренным и потрескавшимся губам. Сергей ощутил на своем лице соленую влагу. – Наконец-то… есть Бог на свете, есть! Родной…
– Пить… хочу, – едва слышно попросил Ратников.
– Сейчас, сейчас, – заспешила Оксана.
Кружка в ее руке дрогнула, вода пролилась на грудь, обильно пропитав рубашку, прохладными струйками побежала по телу.
– Тебе поесть нужно, у меня времени немного.
Ксана приоткрыла дверь, подсунула под нее большой камень, пропуская в каземат солнечный свет, и принялась кормить Сергея.
Аппетит отсутствовал напрочь, его воротило от теплого бульона, пахнущего бараньим жиром и луком. По настоянию Оксаны он все-таки сделал несколько глотков и отвернулся.
– Пора идти, – Оксана поднялась, отряхивая прилипшую к юбке солому. – Меня ждут… больные.
Она замешкалась, подбирая подходящее слово, но Ратников и так все понял.
– Раненые боевики? – уточнил он.
Разговор давался ему с трудом. В голове по-прежнему работал бездушный механический молот, вбивающий в мозг бетонные сваи.
Оксана кивнула, этот утвердительный жест произвел неожиданный эффект.
Засада!
Слово, определившее ситуацию и расставившее все по своим местам.
– Давно я здесь нахожусь?
– Почти двое суток ты был без сознания. Сильное сотрясение мозга. Все остальное в порядке, Сереженька.
По его изменившемуся взгляду Оксана догадалась, какой будет следующий вопрос.
– Ребята… погибли? Все?
– Сережа, тебе нельзя сейчас много говорить. Потом все расскажу. Вечером жди меня.
Она подхватила с земляного пола посуду, выскочила на улицу и прикрыла за собой дверь.
Зная привычку Оксаны обходить стороной щепетильные и неприятные вопросы, Сергей понял: он уцелел один. Чудом. Только вот надолго ли?
Дни в неволе тянутся бесконечно долго, от рассвета до заката проходит целая вечность, полная тяжелых размышлений. В далекой мирной жизни на это всегда не хватает времени.
Находясь на попечении Оксаны, Сергей имел возможность видеть ее по нескольку раз в день, разговаривать с ней, узнавая все новые и новые подробности того страшного дня. Чувство вины перед погибшими не давало ему покоя, взывало к мщению, но Ратников понимал, что в настоящий момент в его положении это нереально.