На экране промелькнули хозяйственные постройки дома Азиза, сарай, где до сегодняшнего дня жил Ратников. Затем объектив прошелся по двору, запорошенному свежевыпавшим ослепительно белым снегом. Камера надвигалась на толпу, которая по мере ее приближения расступалась, образуя полукруг. На снегу лежал молодой парень лет двадцати пяти, по рукам и ногам опутанный веревками.
К приговоренному подошел человек, лицо его было спрятано под черной шерстяной шапочкой с прорезями для глаз и рта. В руках палач держал обычный бытовой топор. Со знанием дела он повернул лицо лежавшего в объектив, отступил на шаг и взметнул над собой орудие казни. Голова смертника отделилась от туловища после второго удара.
Не в силах больше смотреть на экран, Сергей зажмурил глаза. К горлу подступил противный комок тошноты. Больше всего Ратникова потрясла та обыденность, с которой был лишен жизни его соотечественник.
Топор мясника. Потеки алой крови на белом снегу. Мертвеющий взгляд казненного.
Любитель-оператор исхитрился не запечатлеть в толпе ни одного лица. Грамотно. Эту кинопленку невозможно использовать как доказательство. Труп есть, убийство налицо, но нет исполнителей.
Тот же самый конвоир-недомерок вывел Ратникова на улицу. За углом соседнего дома промелькнул черный платок Ксаны. Решение Азиза перевести Сергея в категорию здоровых теперь лишало его тех коротких встреч с ней, служивших единственной отдушиной в плену.
Поодаль беседовали трое мужчин, один из них показался Ратникову знакомым. Подойдя ближе, он узнал в нем наркокурьера из Червленой Шамиля Дораева. Новая встреча с ним не сулила Сергею ничего хорошего.
Дораев, пристально вглядываясь в шагавшего мимо него Ратникова, тоже узнал капитана. Наверняка при этом вспомнил страх и унижение, испытанные им в штабе милицейской заставы: чеченцы обид не прощают.
– Э-э-э, погоди, – остановил он конвоира, радостно осклабившись. – Поговорить надо со старым знакомым.
С нехорошей улыбкой он подошел к Ратникову, взял его левой рукой за меховой ворот бушлата, притянул к себе и резко ударил правой рукой в живот. Сергей был готов к такому повороту событий, но все же согнулся от боли. Удары посыпались один за другим. Дораев вымещал на безоружном милиционере злость, затаенную тогда, на заставе.
Ратников упал. Бандит стал пинать его тяжелыми ботинками, норовя попасть по голове. Он наверняка забил бы Сергея до смерти, не окажись рядом Оксана.
– Сдурел! – крикнула она, удерживая взбесившегося чеченца. – Ты его убьешь! Работать на Азиза сам будешь?
– А-а, русская подстилка для чеченских жеребцов! – прохрипел Шамиль, резко отталкивая женщину. – Уйди, а то рядом с ним положу!
Но вмешательство Оксаны все же подействовало на Дораева отрезвляюще – он оставил капитана и зашагал прочь.
Конвоир и Оксана помогли Ратникову подняться. Перед глазами Сергея плыли разноцветные круги, ноги подкашивались от вновь навалившейся слабости.
Видимо, проведенной над пленником экзекуции Дораеву показалось мало, он повернул обратно.
– Постой! Снимай бушлат, – приказал он. – Нам теплые вещи нужнее.
– Побойся Аллаха, Шамиль, – попыталась урезонить чеченца Оксана. – Ведь там могильный холод.
– Заткнись! – грубо оборвал ее Дораев, забирая у Сергея ватную милицейскую куртку.
Глава 27Механик-водитель Марков
Погреб, куда Ратников спустился по хлипкой деревянной лестнице, был довольно просторным – квадратов двенадцать. Дождавшись, когда пленник ступит на земляной пол, конвоир ловко вымахнул наверх лестницу и загремел длинной кованой цепью, запирая на замок крышку. Оставленная узкая щель шириною в две ладони пропускала внутрь скудные потоки солнечного света. Это позволило Сергею заметить сидевшего на тряпичном хламье человека.
– Садись, браток.
Человек чуть посторонился, освобождая место Ратникову.
Стараясь не делать резких движений, Сергей осторожно опустился на ворох тряпок, очевидно, служивших постелью, и прислонился спиной к холодным кирпичам, которыми были выложены стены его новой тюрьмы.
Постепенно Ратников пришел в себя. Кровь отхлынула от лица, стала спокойней циркулировать по жилам, самочувствие улучшилось.
– Били? – участливо спросил товарищ по неволе.
В ответ Ратников беззвучно заплакал. Не от боли, ее он был способен переносить, – душила обида. Кто он теперь? Получеловек, отличавшийся от животного только способностью разговаривать на языке людей. У хорошего хозяина скотина содержится в лучших условиях, получает заботу и уход. Значит, он не дотягивает даже до рабочей лошади или коровы.
Единственный выход – бежать, не дожидаться, пока перережут глотку, как предназначенному на заклание барану.
Увидев, что Сергей немного успокоился, человек протянул ему левую руку.
– Марков Игорь. Механик-водитель бронетранспортера.
Ответ прозвучал раздельно и четко:
– Сергей Ратников. Капитан милиции.
Вспомнились слова командира разведроты Хвостова: «Труп механика-водителя не обнаружили».
– Из полка Махонина?
– Да. Откуда знаешь?
– Соседи. Наша застава на Станции.
– Понятно.
Марков пошарил под тряпьем, вытащил оттуда пластиковую бутылку с водой и кусок хлеба.
– Давай пожуем, капитан, – предложил он, ломая черствую горбушку на две части. – Сволочи, забывают кормить, по несколько дней сидишь голодный. Есть тут русская женщина, по доброте своей подбрасывает иногда что-нибудь из жратвы.
Оба пленника молча жевали сухой хлеб, глотали воду из одной бутылки.
Молчание нарушил Марков. Лишенный длительное время нормального человеческого общения, он спешил излить душу перед таким же, как и он, попавшим в беду человеком.
– Физическая боль – это не самое страшное, что нас здесь ожидает. Вот, возьми меня. Знаешь, почему я протянул тебе левую руку? Смотри…
Игорь зубами развязал узел на тряпке, стягивающей кисть правой руки, и шагнул под лаз погреба, где было светлее.
– Полюбуйся…
Вместо указательного пальца торчал короткий обрубок. В буро-красном засохшем месиве виднелась белая кость.
– В первый день они оттяпали мне палец, чтобы я больше не смог нажимать на спусковой крючок. В том бою мы четверых ихних положили. Помоги забинтовать, – обратился Марков к Сергею. – Подживает уже. Плохо, но кистью могу работать. Слава богу, заражение не схлопотал.
– Игорь, как ты попал в плен? – спросил Ратников, внутренне содрогнувшись от увиденного. Второй раз за день.
Марков снова уселся на свое место, поджал под себя ноги.
– Когда БТР загорелся, начальник штаба Сергеев приказал покинуть машину. Ребят перебили тут же, а мне повезло, удалось укрыться под «броником». Потом меня контузило взрывом гранаты. Неизвестно, что лучше – сгореть живьем или такая жизнь. Эх! – он со злостью стукнул кулаком здоровой руки по кирпичной кладке.
Возглас его был наполнен горечью бессильного человека. Человека, хлебнувшего горя по самые ноздри и обреченно ожидающего неминуемого конца. Любого.
– Тебе сколько лет, Игорь? – вырвалось у Ратникова, хотя он догадывался – не больше двадцати.
– Я – срочник. Двадцать, капитан, всего двадцать. Осенью должен был дембельнуться. Под судом и следствием не был. Мохнатой руки не имел, поэтому и оказался в Чечне. Сыновья начальников тут не воюют… – Игоря повело, но Ратников перебил его.
– Моей вины в этом тоже нет, – жестко бросил он. – Мы с тобой находимся в одинаковом положении. Ты не думал бежать отсюда?
– Уходить надо, это ясно и дураку. В «зиндане» можно дожидаться только смерти. Но как? Азиз тебе кино крутил? – спросил Марков, имея в виду снятую на кинопленку казнь контрактника.
– Довелось посмотреть, – подтвердил Сергей. – Потому и говорю, что бежать нужно при первом же удобном случае, использовать малейший шанс вырваться на свободу. Надеяться можно только на самих себя. Машина и оружие – вот минимальные условия для успешного побега.
На том и порешили. Им оставалось только ждать.
Ближе к вечеру пленники услышали донесшийся снаружи тихий шепот:
– Ребята, держите.
Сверху упал тугой сверток.
– Это русская женщина, – негромко пояснил Марков.
Ратников из опасения навредить излишней разговорчивостью до определенной поры решил не раскрывать перед Марковым свои отношения с Оксаной. Тайна перестает быть тайной, если о ней узнают посторонние люди. Ксане несдобровать, если боевики пронюхают о помощи, которую она оказывает пленным российским солдатам.
Поблагодарить не успели: в тишине послышались поспешно удаляющиеся шаги.
В старую телогрейку был завернут пакет с мясом, сыром и хлебом, в кармане обнаружился огарок свечки, коробка спичек и пачка сигарет.
– Пару дней живем, капитан! – повеселел Марков. – Поужинаем после вечерней поверки.
– Какой поверки? – не понял Сергей.
– Увидишь сам. Скоро «сторожа» приведут.
Когда в узкой щели лаза вспыхнула первая звезда, наверху послышалось злобное рычание.
– Вот и охранник пожаловал, – прокомментировал Марков появление собаки. – Кавказская овчарка по кличке Бархан. Очень серьезная псина.
– Эй, арестанты! Быстро построиться! – раздалась команда сверху.
– Сними фуфайку, – шепнул Игорь, сбрасывая с себя драный и грязный армейский ватник.
Следуя примеру механика, Ратников встал рядом с ним под люком погреба. По пленникам скользнул яркий луч. Убедившись, что никто из них не умер и не сбежал, охранник погасил фонарь.
– Отбой, – разрешил он.
– Кипятку не принесешь погреться? – попросил его Марков. – Холодно здесь.
– Не сдохнете. Будь моя воля, я бы подкинул вам чаю с «лимонкой».
Чеченец привязал Бархана к металлическому кольцу, привинченному к крышке погреба, запер пленников на замок и удалился. В кромешной темноте Марков надел на себя ватник, отыскал в кармане коробок и чиркнул спичкой. Мрачное чрево погреба озарилось слабым пламенем свечи.
Принесенные Оксаной продукты разделили поровну. Часть была тут же съедена, а часть перекочевала обратно в пакет и была спрятана под ворохом тряпок – продукты, как и свечку, следовало экономить.