1. Субстанция. Человеческоея
В предыдущей главе было показано, что окружающие нас предметы все время меняются. Звуки, свет, тепло, холод ежемгновенно возникают во времени, тотчас отпадают в прошлое и заменяются вновь возникающими звуковыми, световыми, тепловыми процессами. Мало того даже стол, на котором лежит моя рука, весь дом, в котором я живу, завоевывает определенное пространство напряженною борьбою против давящей на них со всех сторон атмосферы и других окружающих предметов, тоже производящих отталкивания и таким образом заполняющих пространство, величина и форма которого ежемгновенно меняется, становится то большею, то меньшею. Все, что имеет форму времени не пребывает во времени устойчиво, а состоит из событий и процессов, содержание которых, как и само время, имеет свойство «непрерывной исчезаемости».
Поставим теперь вопрос, состоит ли весь мир только из событий и процессов, или, может быть, существует в мире и такое бытие, которое не имеет временной формы и потому существует, пребывая как нечто постоянное? Для ответа на этот вопрос подумаем, как возникают события.
События не сами собой вспыхивают во времени. Всякое событие возникает под влиянием какой-либо причины, которая производит, творит его. Слыша пение, я знаю, что звуки песни не сами зародились в воздухе, причина их – поющий человек. Падение зрелого яблока на землю есть действие притяжения земли. Гром и молния производятся разрядом электричества облаков. Главная задача многих наук состоит в том, чтобы открывать причины событий и процессов.
События имеют временную форму и потому, как это было подробно выяснено в предыдущей главе, им свойственна «непрерывная исчезаемость», ежемгновенное отпадение в прошлое. Поэтому они не могут обладать силою творить новые события. Отсюда следует, что события творятся существами, не имеющими временной формы. Только стоящие выше времени могут быть обладателями творческой силы и проявлять себя в таких действиях, как творение событий и процессов.
Примером существа, стоящего выше времени, может служить я каждого человека. Чтобы убедиться в этом, попробуем наблюдать следующий ряд событий. Положим, до меня доносятся едва слышные звуки пения. Я с большим напряжением внимания прислушиваюсь к этим звукам и замечаю, что это – передаваемая по радио запись исполнения Шаляпиным роли Бориса Годунова. Я с удовольствием слушаю это пение, но через минуту мне приносят телеграмму о смерти моего друга; опечаленный, я беру перо и пишу письмо его жене. Здесь перед нами ряд возникающих и исчезающих событий, – акт моего внимания, направленный на звуки песни, моё удовольствие по поводу пения Шаляпина чтение телеграммы, печаль по поводу смерти друга, писание письма к его жене. Подвергнем анализу [27] начало этого ряда. В акте внимания направленном на звуки пения, есть следующие составные части: звуки пения, моё внимание к этим звукам и моё я. Совершенно очевидно, что внимание к звукам не само собою возникает, а творится моим я. Эти три части целого точно выражаются словами: я внимателен к звуками пения.
Они глубоко отличны друг от друга: звуки пения принадлежат к внешнему для меня миру; напряженное внимание есть мой внутренний душевный процесс; я – творец этого акта внимания и носитель его как своего состояния, что выражается словами «я внимателен». Подобное строение имеют и дальнейшие мои переживания. Удовольствие и печаль суть чувства, в которых проявляются интересы моего я; писание письма есть деятельность моего я, мой поступок. И все эти переживания правильно выражаются следующими словами: я – переживающий удовольствие я – опечаленный, я – пишущий письмо. Этими словами показано, что я есть источник и носитель перечисленных переживаний. Все эти переживания суть события: они возникают и исчезают во времени; но сам я не возникаю и не исчезаю во времени, я есмь то же самое я и тогда, когда радуюсь звукам пения и когда печалюсь о смерти друга; я стою выше времени, не имею временной формы, и только жизнь свою я творю в виде событий, сменяющих друг друга во времени.
Временная форма моих переживаний существует не сама по себе: я творю её, как форму своих переживаний; от меня зависит, сколько времени я совершаю акт внимания; от певца зависит ускорение или замедление творимых им звуков. Следовательно, я, как творец временной формы своей жизни, есть существо сверхвременное.
Сверхвременное существо, творец своих состояний во времени и носитель их, называется словом субстанция. Чтобы подчеркнуть активность такого существа, я буду называть его не словом «субстанция» а словами субстанциальный деятель. Можно было бы назвать человеческое я также словом «душа». Позже будет объяснено, почему я не буду пользоваться этим словом.
Мы нашли в составе мира, кроме событий и процессов, более глубокий, более основной слой бытия, творящий события. Лучшим доказательством осуществления такого бытия служит непосредственное наблюдение каждым из нас своего я как сверхвременного существа. Есть и другие доказательства этой истины. Профессор Лопатин выработал особенно убедительное доказательство её. Исходя из этого свойства времени, которое он назвал «непрерывною исчезаемостью», он говорит что наблюдать процесс во времени может только сверхвременная субстанция. В самом деле, чтобы видеть движение мчащегося поезда как движение, нужно созерцать прошлые, настоящие и нарождающиеся будущие положения его в пространстве как целое; для этого необходимо быть сверхвременным существом. Точно так же, слушая пение арии можно усмотреть красоту её, только имея в сознании начало, середину и конец её как целое, т. е. созерцая её, так сказать, сверху, без утраты начала её, хотя оно относится уже к области прошлого. «Сознание реальности времени, – говорит Лопатин, – есть самое очевидное, самое точное, самое бесспорное доказательство сверхвременной природы нашего я»… «Время не может быть создано и понято тем, что само временно» [CCCLXXXVIII].
В Древней Греции философ Гераклит, живший приблизительно от 544 до 484 года до Р. X., утверждал, что в мире существуют только события. Имея в виду изменяемость всего существующего, он говорил что в одну и ту же реку нельзя войти два раза. Его последователь Кратил ещё резче подчеркнул «непрерывную исчезаемость» событий: он говорил, что и один раз войти в одну и ту же реку нельзя, так быстро всеменяется. Учеником Кратила был Платон, один из величайших философов Древней Греции и всех времён (427-347 до Р. X.). Свои учения он чаще всего излагал в форме диалогов, т. е. беседы нескольких лиц.
Критикуя учение Гераклита и Кратила, Платон в диалоге «Кратил» показал, что оно ведёт к саморазрушительному скептицизму [28]: если бы все состояло только из событий, то не было бы возможно знание потому что тогда во время процесса познавания ускользало бы познаваемое, да и сам познающий тоже становился бы другим существом; таким образом, не было бы ни познаваемого предмета, ни познающего существа. Отсюда ясно, что мир не может состоять только из событий т. е. из того бытия, которое, имея временную форму, ежемгновенно отпадает в прошлое и заменяется новым бытием, имеющим ту же участь. В мире, несомненно должно существовать идеальное бытие, т. е. бытие, не имеющее временной формы. Таково наше я, существо сверхвременное и потому способное направлять акты своего внимания и познавания не только на настоящее, но и на прошедшее и даже, хотя и в менее совершенной форме, на будущее.
Знание о том, что наше я есть сверхвременное существо, субстанция или, лучше скажем, субстанциальный деятель, имеет существенное значение для всего нашего миропонимания; из него, между прочим, следует, что нам свойственно индивидуальное личное бессмертие. Смерть есть разлучение моё с моим телом, но вовсе не уничтожение моего я и моей жизни. Эта важная истина, как видно из предыдущего, может быть доказана сравнительно просто и абсолютно убедительно непосредственным наблюдением нашим над своим я. Поэтому возникает недоуменный вопрос, почему же многие люди не догадываются о сверхвременности я и многие философы отрицают существование такого я, утверждая, что все наше бытие состоит только из событий? Немецкий философ Т. Липпс в своей книге «Самосознание» хорошо объясняет это явление. Вполне понятно и естественно, что, не занимаясь психологией, в практической жизни мы употребляем слово «я» с весьма неопределенным. Возвращаясь с прогулки и смотря на свои ботинки, Липпс, мы говорим: «я запылился». Словом «я» мы обозначаем все целое своей личности, включая тело и даже платье. Если для целей психологии педагогики и т. п. мы начинаем различать разные стороны своей личности, требуется глубокий анализ, чтобы добраться до самого я: нужно выделить тело из этого целого, затем разграничить различные слои душевной жизни, более или менее близкие к я, и, наконец, наблюдая такие акты, как внимание, произвести тот мысленный анализ, после которого становится ясным отличие процессов внимания от нашего я как сверхвременного деятеля, творящего этот процесс. Кто производит такой анализ, тот находит в этом непосредственном самонаблюдении вполне достоверное доказательство сверхвременности я.
Выдающиеся философы прежнего времени, отказывавшиеся от учения о я как субстанциальном деятеле, понимали все же, какие трудности возникают отсюда. Приведу в качестве примера мысли Давида Юма (1711-1776) и Джона Стюарта Милля (1806-1873). Юм в своём «Трактате о человеческой природе» говорит: «Что касается меня, то, когда я самым интимным образом вникаю в то, что называю своим я, я всегда наталкиваюсь на ту или иную единичную перцепцию – тепла или холода, света или тени, любви или ненависти, страдания или удовольствия. Я никак не могу поймать своё я отдельно от перцепций и никак не могу подметить ничего, кроме какой-нибудь перцепции» [CCCLXXXIX]. Таким образом, Юм приходит к мысли, что человеческое я есть «связка или коллекция различных перцепций, которые следуют друг за другом с невероятною быстротою и находятся в постоянном движении и течении».
Тем не менее, у нас, говорит он, образуется понятие тожества личности вследствие сходства различных переживаний непрерывности их и причинного отношения. Изложив это учение, Юм, однако, не вполне удовлетворился им. В конце своего трактата он поместил «Приложение» и в заключительной части его сказал: «Но все мои надежды исчезают, когда я подхожу к объяснению принципов, которые объединяют наши последовательные перцепции в нашей мысли или сознании. Я не могу найти никакой теории, которая даёт мне удовлетворение в этом вопросе.
Коротко говоря, есть два принципа, которых я не могу сделать последовательными, но и не могу отказаться от них, именно, что все наши различные перцепции суть различные существования и что ум никогда не воспринимает никакой реальной связи между различными существованиями. Если бы наши перцепции принадлежали чему-либо простому и индивидуальному, или если бы ум воспринимал какую-либо реальную связь между ними, тогда не было бы никакой трудности в этом вопросе». Отсюда видно, что в уме Юма есть идея тожественного индивидуального я, носителя всех своих переживаний, но положить эту идею в основу своих теорий он не может потому, что не производит глубокого анализа, открывающего это я в каждом из переживаний. Кроме того ему мешает прийти к этому решению вопроса его каузальная теория восприятий (латинское слово causa значит причина), согласно которой познаваемый предмет, действуя на наше тело, причиняет в нашем уме возникновение восприятия. Эта теория ведёт к мысли, что в нашем сознании находится бессвязное множество восприятий, соединенных только отношением временной последовательности или сосуществования. Саму свою душевную жизнь Юм склонен понимать как следствие состояний тела. О каузальной теории восприятия и вытекающих из неё выводах будет подробно сказано в обзоре различных теорий знания.
Каузальной теории восприятия держится также Джон Стюарт Милль, и она приводит его к. учению о я, которое тоже не удовлетворяет его. В своём труде An Examination of Sir William Hamilton's Philosophy [CCCXC] он выработал учение о материальных вещах, напр. о своём письменном столе как о «постоянной возможности ощущения» (A permanent possibility of sensation). Вслед за этим в главе «Насколько психологическая теория веры в материю применима к душе» (глава XII) он вырабатывает учение о я как «ряде чувств» (a series of feelings).
Но в конце этой главы он сам говорит о том, какая трудность заключается в этой теории. «Если, следовательно, мы говорим о душе как о ряде чувств, мы должны дополнить это утверждение, назвав её рядом чувств, сознающим себя как прошлое и будущее; и мы приведены к альтернативе [29] признать, что душа, т. е. Я, есть нечто отличное от ряда чувств и возможностей их, или же принять парадокс [CCCXCI], что нечто такое которое, согласно гипотезе, есть только ряд чувств, может сознавать себя как ряд». И в самом деле, обратимся к приведенному выше примеру ряда состояний сознания: слышимые звуки музыки, удовольствие, печаль, писание письма. Как может этот ряд сознавать сам себя как ряд?
Милль понимает, что это – парадокс, однако под влиянием своей теории знания становится на сторону парадокса вместо того, чтобы принять высказанное им в первом члене альтернативы учение о я как особом бытии, отличном от своих чувств.
Кто научился наблюдать само своё я в отличие от его проявлений во времени и потому знает о сверхвременности своего я, тот легко усмотрит, что я есть также сверхпространственное существо. Моё тело имеет пространственную форму, некоторые мои действия, принадлежащие к числу материальных процессов и производимые мною в сотрудничестве с моим телом, напр. движение моей руки, чтобы взять перо, имеют пространственную форму, но сам я не имею пространственной формы.
Мало того, я творю пространственную форму своих материальных действий; напр., дирижер, управляя оркестром, придает самые разнообразные формы движениям своей руки, держащей дирижерскую палочку.
Поэтому я можно назвать не только непространственным, но даже сверхпространственным существом.
Древнегреческий философ Плотин (204-269 по Р. Хр.), основатель большой школы новоплатонизма, настолько глубоко понимал сверхпространственность я, т. е. души, что высказал следующую мысль о связи души с телом: душа находится целиком во всём теле и в каждой части всего тела (anima lota est in toto corpore et in qualibet. parte totius corporis).
Эта мысль, кажется нелепою всякому, кто привык представлять себе все предметы в пространственной форме. Такой человек представляет себе что, согласно Плотину, душа разлита по всему телу и, следовательно в каждой части тела находится только часть души, а не целая душа. Тот, кто знает, что я (душа) есть существо сверхпространственное, ясно представляет себе смысл учения Плотина: будучи сверхпространственным, я влияет на все тело целиком, а также целиком влияет на глаз, на сердце, на мускулы руки и ног в процессе игры в теннис.
Кто хочет заниматься метафизикой и научиться понимать наиболее значительные метафизические теории, тому необходимо выработать ясное представление о том, что значит быть существом сверхпространственным и, следовательно, не имеющим в себе той раздробленности, которая свойственна пространственным вещам. Ещё труднее, но и ещё важнее научиться понимать, что значит быть существом сверхвременным и, следовательно, не имеющим той раздробленности и той «непрерывной исчезаемости», которая свойственна событиям и процессам.
Человеческое я есть образец того, что в философии называется словом субстанция и что я буду называть субстанциальный деятель а и иногда просто словом «деятель». Учение о человеческом я было подробно рассмотрено для того, чтобы лицо, незнакомое с философией могло выработать понятие субстанции, существенно важное для всего нашего миропонимания. Философы, особенно средневековые, выработали ряд понятий, характеризующих разные стороны субстанциального бытия, и обозначили их особыми терминами. В этом общедоступном введении в философию термины эти почти не будут использованы, но в философском словаре, который приложен к этому труду, они названы и объяснены для того, чтобы помочь лицам, желающим после этого введения читать специальные философские труды, особенно средневековые.
2. Множественность субстанций
Всякое событие возникает не само собою, а творится каким-либо сверхвременным и сверхпространственным субстанциальным деятелем.
Великий философ Спиноза (1632-1677) думал, что существует только одна субстанция, Бог, и, следовательно, весь мир есть проявление Бога.
С этим учением нельзя согласиться, В мире существует много субстанциальных деятелей. Это видно из того, что многие события не согласованы друг с другом, противодействуют друг другу и представляют собою борьбу деятелей друг против друга. Борьба существует между людьми и каждое человеческое я есть особый, отличный от других субстанциальный деятель. Борьба существует между животными, между растениями и в основе каждого организма есть свой особый субстанциальный деятель. Мало того, даже в неорганической природе есть проявление борьбы, выражающейся, например, в процессах отталкивания.
В материальной природе отталкивание двух деятелей друг от друга есть событие, происходящее, можно сказать, на каждом шагу. Подвергнем анализу процесс толчка. В его составе найдутся такие стороны которые имеют существенное значение для строения всего мира. Возьмём для, этого анализа одно из наиболее простых существ, открытых современною физикою, именно электрон.
Два электрона отталкивают друг друга. Толчок возможен лишь в том случае, если два деятеля производят в отношении друг друга взаимно акт толкания и противотолкания. Эти два акта должны происходить одновременно, по одной и той же линии в противоположных направлениях. Такую чудесную одновременность двух противоположно направленных в пространстве действий можно понять лишь в том случае, если она предшествуется внутренним состоянием двух деятелей А и В, т. е. если они, как бы чувствуя друг друга, стремятся произвести отталкивание друг друга. Зачинщиком при этом может быть деятель. А и только в том случае, если деятель В ответит внутренним актом противостремления, могут произвести в пространстве внешний, т. е. материальный, процесс отталкивания. (Взаимные притяжения имеют такое же строение: внешний материальный процесс сближения в пространстве может произойти не иначе как на основе предшествующего ему внутреннего процесса влечения двух деятелей друг к другу.)
Всякое стремление имеет целью достигнуть чего-либо имеющего для деятеля положительную ценность, т. е. достигнуть того, что он переживает как добро, или освободиться от чего-либо, имеющего для него отрицательную ценность, т. е. освободиться от того, что он переживает как зло. Поэтому необходимо допустить, что деятели чувствуют друг друга как нечто положительное отрицательное ценное, и внешне это выражается в актах притяжения или отталкивания. Электрон отталкивает другие электроны, но он притягивает протоны. На низших ступенях природы чувства и стремления деятелей бессознательны и так упрощены, что их следует обозначать особым термином; их называют психоидными процессами, а на более высших ступенях природы они называются психическими процессами. Строение мира, благодаря которому субстанциальные деятели так связаны друг с другом, что чувствуют состояния друг друга, будет объяснено позже.
Если не только взаимные отталкивания, но и взаимные притяжения происходят на основе внутреннего душевного состояния, то отсюда следует, что материальные процессы никогда не бывают чисто материальными: они всегда осуществляются как психоидно-материалъныеили психо-материалъные, и притом целестремительные. Вся природа сверху донизу одушевлена. Даже и материальные процессы и события творятся деятелями ради достижения какой-либо цели. Они всегда целесообразны или, по крайней мере, целестремительны. Разница между понятием целесообразности и целестремительности следующая. Называя что-либо целесообразным, мы имеем в виду положительное свойство предмета, именно правильно поставленную цель, соответствующие ей средства и действительное достижение цели. А слово «целестремительный» означает лишь, что событие творится на основании стремления к цели, но цель может быть поставлена ложная или средства могут быть применены неподходящие, и цель может оказаться не достигнутой. Учение о целесообразности или, по крайней мере, целестремительности процессов и событий называется телеологическим (от греческого слова telos – цель).
Разницу между телеологическим пониманием событий и нетелеологическим хорошо пояснил греческий философ Сократ (родился около 470 г., умер в 399 г, до Р. Хр.), критикуя учение философа Анаксагора (500-427 до Р. Хр.). Согласно учению Анаксагора, во главе мира стоит Разум. Первоначально мир представлял собою равномерную смесь множества различных веществ. Разум вызвал вращательное движение веществ в одном месте равномерной смеси, и это движение стало распространяться дальше и дальше. Благодаря этому вихревому движению из смеси стали выделяться определенные вещества; на край вихря выделилось самое легкое вещество, огонь, а по направлению к центру – более плотные вещества, вода, земля, камни. Иными словами, благодаря вихрю вещества передвинулись сообразно их тяжести – более легкие на края, более тяжёлые – в центр. Платон в диалоге «Федон», принадлежащем к числу самых замечательных произведений всемирной литературы, рассказывает о беседе, которую Сократ вёл со своими учениками и друзьями, сидя в тюрьме в ожидании своей казни. В течение своей многолетней философской деятельности он высказывал возвышенные религиозные взгляды, ведущие от языческого многобожия (от политеизма) к вере в одного-единственного и притом совершенного Бога (к монотеизму). Поэтому он был обвинен «в отрицании признаваемых государством богов» и в развращающем влиянии на юношество. Перед казнью он сидел в тюрьме в течение месяца, и друзья его могли устроить бегство его, но Сократ не согласился на это, считая своей обязанностью подчиниться закону. В день смерти он вёл беседу с учениками и друзьями преимущественно о бессмертии души. В этой беседе он противопоставил телеологическое миропонимание, исходящее из понятия цели миропониманию, обходящемуся без понятия цели. Узнав, что, по учению Анаксагора, во главе мира стоит Разум, Сократ начал жадно читать его сочинения, надеясь найти у него учение о целесообразности мира, но увидел, что Анаксагор не использовал своего учения о Разуме как основе мира. При решении вопроса о строении мира он ссылается на такие причины, как тяжесть различных веществ, не обращаясь к Разуму. Это все равно, говорил Сократ, как если бы кто сказал, что Сократ совершает свои поступки согласно указаниям своего разума, а на вопрос, почему Сократ сидит в тюрьме, ответил бы, ссылаясь на такие причины, делающие возможным сидение: тело Сократа твердое, в нём есть кости сухожилия и суставы; поэтому он, согнувшись, сидит на стуле. В действительности же, продолжал свою речь Сократ, когда афиняне приговорили его к смерти, его кости и сухожилия могли бы находиться в Мегареили Беотии, если бы он не счёл более справедливым и похвальным не бегство, а подчинение приговору государства.
Всякий субстанциальный деятель способен производить не только психические (или психоидные), но и материальные процессы; следовательно, он не душа, производящая только душевные процессы, и не материя, производящая только материальные процессы, а существо метапсихофизическое (этот термин ввел философ В. Штерн, автор ценной книги «Person und Sache»), т. е. стоящее выше различия между душевными и материальными процессами.
Субстанциальный деятель, будучи сверхвременным, не отделен от своего прошлого никаким промежутком времени. Все пережитое им прошлое остаётся связанным с ним, и потому он может, если понадобится, направить своё внимание на тот или иной отрезок своего прошлого вспоминать его и совершать свои целестремительные поступки, руководясь своим прежним опытом. Это значит, что субстанциальный деятель есть живое существо, если под словом «жизнь» разуметь «для-себясущую» целестремительную деятельность. Словом «для-себя-сущую» обозначается здесь то, что состояния деятеля не просто существуют, а существуют для него, т. е. испытываются им сознательно или бессознательно, как нечто положительно или отрицательно ценное, т. е. как добро или зло. Всякий деятель поэтому, руководясь своим опытом, развивается и стремится улучшить свою жизнь, наполнять её все более ценным положительным содержанием и освобождаться от всего, что имеет отрицательную ценность.
Средством для достижения более совершенной жизни, более сложной и более содержательной, служит союз нескольких деятелей, сочетающих свои силы для общей деятельности и образующих более или менее устойчивое целое. Так как субстанциальные деятели чувствуют друг друга, то между ними могут возникать союзы следующим образом: развитые, влекутся к деятелю, более развитому, и подчиняются ему, служа органами его для выполнения под его руководством деятельностей, более сложных, чем те, которые они могут своими силами. Так, электроны, протоны, нейтроны и т. п. соединяются и образуют атом; из сочетания атомов образуются молекулы; по другой линии образуются такие единства как Солнце, планеты, солнечные системы, и всё это входит в состав живого целого Вселенной. На нашей планете, Земле, под её руководством, молекулы сочетаются, образуя одноклеточные организмы, далее – многоклеточные организмы; из них, в свою очередь образуются такие социальные целые, как гнезда термитов, муравьев рои пчел, человеческие государства [CCCXCII].
Во главе такого целого, как человеческий организм, стоит высокоразвитый деятель, человеческое я. Можно предположить, что деятели менее развитые, чем человеческое я, но всё же уже довольно высокие вступают в союз с человеческим я, привлеченные типом его жизни и готовые поэтому служить ему как его органы. Они способны быть центрами мозга и других важных систем тела, привлекая, других деятелей, менее развитых и подчиняющихся им. Таким образом получается иерархическая система, подобная системе армии с её главнокомандующим, начальниками корпусов, дивизий и т. д. вплоть до унтер-офицеров, которым подчинены солдаты. Множество элементов так объединены в человеческом организме, что способны совершать сообща сложные акты столь целостно, как если бы их творил один субстанциальный деятель. Так, например, когда человек с разбега перепрыгивает через широкую канаву, оценка расстояний глазами, деятельность сердца, размахивание руками, сокращение мускулов ног – все эти действия множества деятелей так согласованы и объединены, как если бы их совершал один субстанциальный деятель.
Всякий деятель творит свою жизнь как систему психоидных или психических процессов, а кроме того, и как систему материальных пространственных процессов, причём материальные проявления совершаются всегда под руководством психоидных или психических процессов. Материальность деятеля есть его телесность. Внутренняя душевная жизнь деятеля всегда сопутствуется внешним выражением её в форме отталкиваний, протяжений, света, звуков, тепла и т. п. пространственных, доступных чувственному восприятию, процессов. Итак, каждый деятель имеет тело, как систему пространственных процессов. Но слово «тело» можно употреблять ещё и в другом смысле: этим словом можно обозначать группу субстанциальных деятелей, подчинённых более развитому деятелю и служащих ему органами. Чтобы различать эти два смысла слова, можно называть их «пространственное тело» и «союзное тело». Насколько важно понятие «союзного тела», видно из того, что например, смерть есть разлучение нашего я с союзным телом, а не утрата способности производить пространственные акты.
Союзное тело имеет не только человек, но и всякое животное растение, даже всякая молекула и атом, потому что и в них есть более развитой субстанциальный деятель, который объединяет и организует подчинённых ему деятелей, служащих органами его.
Все духовные и душевные процессы всегда воплощены, т. е. существуют не только как внутренние состояния деятеля, но ещё и выражаются вовне в форме пространственной телесности, Такое учение о мире можно назвать пансоматизмом (от греческих слов pan – все и soma – тело). Конечно, пансоматизм, излагаемый мною, не есть материализм. Он прямо противоположен материализму. Согласно учению материалистов, все духовные и душевные процессы зависят от материальных процессов, а согласно излагаемому мною учению, наоборот, все материальные процессы зависят от духовных и душевных процессов; субстанциальные деятели творят свои материальные проявления сообразно своим стремлениям к той или иной цели.
События и процессы творятся не другими событиями, а временными существами, субстанциальными деятелями. Но, конечно, субстанциальный деятель творит новые события сообразно своим стремлениям, возникающим обыкновенно по поводу каких-либо совершающихся в окружающей среде или в нём самом. Человек чувствующий голод, берёт хлеб и ест его. Субстанциальные деятели, находящиеся в основе атомов или молекул струны, творят при ударе струны волнообразные движения и музыкальные звуки. Современные ученые обыкновенно не пользуются сознательно понятием как бытия более основного, чем события; они не пользуются понятиями творения или порождения событий. Они отыскивают ту группу событий, при наличности которой возникает исследуемое ими событие. Например, физик, занимаясь акустикою, открывает, что струна, имеющая такую-то длину и натянутая с такой-то силою при ударе издает звук такой-то высоты. Он совершенно правильно поступает, отыскивая группу условий, при которых возникает исследуемое событие. Но он ошибается, если думает, что эти условия суть причина события: они в действительности суть только поводы, по которым субстанциальные деятели творят события.
Участие субстанциального деятеля в причинном процессе обнаруживается в усилии, напряжении, действовании; эти состояния суть реальное выражение того, что причинная связь есть творение события, а не мертвый порядок во времени. Современные ученые в большинстве случаев упускают это из виду и вовсе не пользуются понятием субстанции.
Один из источников этой ошибки заключается в следующем. Вследствие нерасторжимой связи событий с субстанциями ученый, наблюдая события, вместе с ними наблюдает и творящих их субстанциальных деятелей, но он не умеет различить эти две стороны целого и, сосредоточивая своё внимание на событиях, воображает, будто они суть причина новых событий. К тому же надо заметить, что во многих случаях трудно бывает установить, какая именно группа событий производится одним и тем же определенным субстанциальным деятелем. Когда мы наблюдаем жизнь животного или развитие растения, мы несомненно имеем дело с субстанциальным деятелем, который в сотрудничестве с подчиненными ему деятелями творит жизнь организма, но когда мы спускаемся в низшие области природы, к электронам, протонам, нейтронам и т. п. очень трудно установить, какая из групп этих событий производится определенным субстанциальным деятелем. Говоря об электроне как о тожественном едином субстанциальном деятеле, оттталкивающем другие электроны и притягивающем протоны, я делаю это для простоты изложения мысли о том, что такое субстанциальный деятель но я не уверен в том, что я правильно понимаю строение электронных процессов. Вопрос о строении их решат будущие физики, одаренные вместе с занятиями физикою способностью к занятиям метафизикою.
3. Идеи. Идеальное и реальное бытие.
В первой главе было показано, что события и процессы, имея временную форму, обладают свойством «непрерывной исчезаемости». Даже стол, у которого я сижу, даже дом, в котором я живу, поскольку они существуют во времени и борются за место в пространстве против давления атмосферы, ежемгновенно отпадают в прошлое и ежемгновенно возникают вновь в форме, подобной прежней. Поэтому нельзя допустить, чтобы мир состоял только из событий. Необходимо предположить, что в мире есть бытие, не имеющее временной формы и потому пребывающее неизменно. И в самом деле, такое бытие мы нашли; это – сверхвременные и сверхпространственные субстанциальные деятели, творящие события и процессы.
Поищем теперь, нет ли в основе самого содержания событий и процессов чего-либо более основного, чем события, чего-либо хотя и не сверхвременного, как субстанциальные деятели, но всё же, не временного.
Положим, я слышу четыре удара башенных часов, отмечающих время.
Слышимые мною звуки, суть события во времени, но что такое «четыре»? Когда я мыслю число «четыре», смысл этого слова явным образом не есть событие, возникающее и исчезающее во времени. Моё думание об этом смысле возникает и исчезает во времени, но сам думаемый мною смысл не течет во времени: форма «четверичности» слышимых мною четырех звуков, есть нечто невременное. Она есть не действование во времени, а способ действования субстанциальных деятелей. Будучи невременною и непространственною, она не обладает характером «непрерывной исчезаемости" и не приурочена к одному определенному отрезку времени или месту пространства: четыре звука, слышимые мною, четыре колебания маятника, всякий четырехстопный ямб в «Евгении Онегине» Пушкина, четыре чувства какого-либо человека, четыре звезды на небе и т. п. имеют одну и ту же, тожественную для всех перечисленных случаев форму «четверичности»; каждая четверка (звуков, стихов, чувств и т. п.) есть новый экземпляр группы предметов, но форма четверичности в них буквально одна и та же, численно одна тожественная для всех четверок, в каком бы времени и в каком бы месте пространства они ни находились. Учение о таких невременных и непространственных основах мира разработал Платон и назвал их словом идея или эйдос (idea, eidos). Изучаемые математикою числа величины, отношениях их суть невременные и непространственные идеи тожественные для всех предметов всего мира. Даже основные свойства времени и пространства, например то, что в них есть отношения «прежде», «после», «сзади», «спереди» и т. п. тоже суть идеи, не текущие во времени и не сидящие в определенном месте пространства, а тожественные элементы всякого времени и пространства. Идеи не суть мысли; они суть своеобразный вид бытия.
Перечисленные идеи не временны, однако, они не сверхвременны: они не живые существа, как субстанциальные деятели, а только формы действования живых существ. Следовательно, они, подобно событиям, существуют не самостоятельно: субстанциальные деятели суть носители их.
Даже электрон, как и все остальные деятели, производит, например свои акты отталкивания и притяжения сообразно идеям времени, пространства, сообразно математическим идеям. Эти идеи во всех деятелях не сходны только, а буквально тожественны. Следовательно, все субстанциональные деятели всего мира, как носители идеи, сращены этою стороною своего бытия в дно целое. В этом смысле они единосущны друг другу. Плотин так представлял себе единство человечества и образно выразил свою мысль следующим образом: человечество состоит из множества людей, которые своими лицами обращены в разные стороны, но затылок у них общий.
Согласно изложенному, в мире есть два слоя бытия: 1) события, имеющие временную или пространственно-временную форму. Назовем их словами реальное бытие; 2) сверхвременные субстанциальные деятели и невременные идеи; назовем их словами идеальное бытие.
Субстанциальные деятели глубоко отличаются от идей: они самостоятельные существа, творчески деятельные, именно творящие события, а идеи, например «четверичностъ», не деятельны и не самостоятельны: носителями их служат субстанциальные деятели, которые творят события сообразно тем или другим носимым ими идеям. Так как не имеют самостоятельного бытия и найти их можно, только выделяя их, «отвлекая» их мысленно из субстанциальных и их деятельности, то назовем их словами отвлеченно-идеальное бытие или, применяя латинский термин, абстрактно-идеальное бытие. В отличие от них будем называть субстанциальных деятелей идеальным бытием.
Кроме перечисленных, и все другие отношения, благодаря которым мир есть систематическое целое, например отношение сходства, противоречия, противоположности, единства и т. п., – суть идеи. Их можно назвать формальными идеями, так как они образуют форму мира. Но кроме формальных, есть ещё и материальные идеи. Таковы все содержания мира, мыслимые нами в общих понятиях, например в понятии лошадь, человек и т. п. В понятии лошадь мы мыслим природу лошади, её лошадность; в понятии человек – природу всякого человека нашу человечность.
Материальные идеи, как и формальные, невременны и непространственны; поэтому они могут быть тожественною основою предметов, находящихся в различных местах пространства и в различные времена. Следующий пример может дать представление об этом виде связи предметов. Философ Сократ жил в Афинах в V веке до Р. Хр. французский философ Декарт жил в Западной Европе в XVII веке немецкий философ Кант жил в Кенигсберге в XVIII веке. Время и место жизни этих лиц находится сполна вне друг друга, но в составе их бытия находится одна и та же, буквально тожественная, идея человечности т. е. человеческой природы. Индивидуальное сверхвременное и сверхпространственное я Сократа, Декарта и Канта организовало ещё и творило события своей жизни, руководясь одною и тою же идеею человечности.
Всякое событие и всякий процесс имеет в своей основе много различных, идей, формальных и материальных. Следовательно, в бытии, кроме ежемгновенно исчезающей стороны, есть очень много устойчивого, невременного бытия, и потому понятно, что нам кажется будто многие окружающие нас предметы подолгу совсем не меняются.
Когда мы смотрим на белый потолок своей комнаты, на чёрную поверхность своего стола, нам кажется, что цвет этих предметов не есть событие, что он в течение часа не меняется; на самом деле, эти цвета вместе с лучами света, идущими от потолка и стола к нашему глазу ежемгновенно отпадали в прошлое и вновь нарождались в очень сходной форме, и притом сообразно одной и той же идее белизны, одной и той же идее черноты.
Субстанциальные деятели творят события, в основе которых всегда лежит много формальных и материальных идей. В основе каждого события есть идеальное бытие, тожественное с основою многих других событий; следовательно, пространственная и временная раздробленность есть сравнительно поверхностная сторона мира; в действительности благодаря своим идеальным основам все предметы по всевозможным направлениям глубоко объединены друг с другом. Такое метафизическое учение о строении мира можно назвать словом идеал-реализм, разумея под этим термином следующую мысль: реальное бытие, т. е. бытие временное и пространственно-временное, существует на основе идеального бытия, т. е. бытия невременного и непространственного.
Есть много философов, отрицающих существование идей. Современник Платона Антисфен (445-365), отрицавший существование идей сказал: «Лошадь я вижу, но лошадности не вижу»; Платон возразил ему на это: «Неудивительно, – глаза, которыми можно видеть лошадь у тебя есть, а того, посредством чего можно усмотреть лошадность» (разума), «у тебя не хватает». В самом деле, многие люди считают существующим только то, что может быть найдено в определенном месте пространства и времени. У них недостаточно развито умозрение способность, о которой будет сказано в одной из дальнейших глав.
Английский философ XVIII века Беркли совершил ошибку такую же как Антисфен. Он говорил, что, например, треугольник как общая идея не может существовать в нашем уме, потому что он был бы «неостроугольный, не равносторонний, не равнобедренный, но и не разносторонний, а обладающий всеми этими и ни одним из этих свойств» что очевидно нелепо. Явным образом Беркли требует наглядности: он воображает, будто общая идея треугольника должна была бы предстоять перед умом как треугольник; между тем она есть не треугольник а треугольность. Совершенно очевидно, что тожественная треугольность присуща и тупоугольному, и прямоугольному, и остроугольному треугольнику, потому что она не видоизменена ни первым, ни вторым ни третьим способом, но представляет собою остову для спецификации и первым, и вторым, и третьим способом. Увидеть треугольность так, как мы видим единичный равнобедренный прямоугольный треугольник с катетами, равными сантиметру, символизируемый линиями на чертеже невозможно: треугольность абсолютно ненаглядна. Тем не менее, идея треугольности предстоит нашему умозрению, подобно идее четверичности, как нечто в высшей степени содержательное по своим связям и законосообразностям: из идеи треугольности (на плоскости в евклидовом пространстве) следует с абсолютною достоверностью, что у всякого евклидовского треугольника сумма углов равна двум прямым углам» сумма двух сторон больше третьей и т. д. до бесконечности.
Те же соображения применимы и к материальным общим идеям: идея человека, лошади и т. п. – это не человек, у которого, конечно, волосы были бы черные или русые, и не лошадь, которая должна была бы пастись в определенном месте пространства: это – отвлеченная человечность, лошадность и т. п. Философы, отрицающие существование идей, например идею лошадности, идею красного цвета, часто говорят, что учение об идеях есть ошибка, возникающая следующим образом: находя в своём уме общие понятия, некоторые философы «овеществляют» эти понятия и воображают, будто они существуют вне их ума, как своего рода «вещи». Иногда отрицатели идей называют опровергаемое ими учение не словом «овеществление», а словом «гипостазирование» общих понятий. В дейвительности такие критики воображают, будто можно обойтись без учения об идеях потому, что они неправильно понимают события: они ошибочно принимают, например, камень с его цветом, твёрдостью тяжестью не за процесс, а за нечто длительно пребывающее во они, так сказать, стабилизируют события, т. е. считают их устойчивыми во времени. Такие критики, не производя достаточно глубокого различения анализа, переносят невременность субстанциальных деятелей и абстрактных идей на процессы и ошибочно понимают их как состояния вещи, пребывающие во времени более или менее длительно. Итак, не идеал-реалист ошибочно «гипостазирует» понятия, а наоборот, противник учения об идеях гипостазирует некоторые процессы и, стабилизируя их, не имеет правильного представления о том, что такое вещь, например камень.