— Ты мне запрещаешь это?
— Я не буду вопить от радости, но… нет, милый, я не буду препятствовать тебе в этом. Как я могу? Только, пожалуйста, не так скоро. Да?
— Нет, не в ближайшие недели или месяцы, и потом я же полечу не один. Со мной полетит Стен Ясумура, а также Хабер, если к тому времени он избавится от своих костылей. Даже Тесак Барк хочет принять участие в этой экспедиции. Я не знаю, как он это провернет, но он сделает так, что отборочная комиссия Космического центра выберет именно его. Он даже посещает школу космических тренировок, чтобы подготовиться на всякий случай.
— Бедняга! В его-то возрасте! Когда я думаю о тренировках в невесомости и о мучениях в камере перегрузок, мне становится его жаль.
— А мне нет, — сказал Сэм.
Он взял чемодан в одну руку, а другой подхватил Ниту под руку.
— Если мне кого и жаль, так это бедных юпитериан. Да защитит их бог от Тесака!
ЧУВСТВО ДОЛГА
Моим матери и отцу — Гаррисонам.
Человек сказал Вселенной: «Я существую».
«Однако, — ответила Вселенная, — этот факт не порождает во мне чувства долга».
1
Пот покрывал тело Брайана, стекая в набедренную повязку — его единственную одежду. Легкая фехтовальная рапира в руке казалась тяжелой, как свинцовый брусок, для его истощенных мускулов, в течение месяца выдерживавших постоянное напряжение. Однако все это было неважно. Порез на груди, все еще сочившийся кровью, боль в перенапряженных глазах, даже арена с тысячами зрителей — все это не существенно. Лишь одно существенно во Вселенной: острие сверкающей стали, угрожавшее ему и отводившее его оружие: он чувствовал дрожание этого острия, зная куда и когда оно двинется, и сам двигался соответственно. Но когда он атаковал, оно всегда отводило его удары.
Внезапное движение. Он среагировал, но его лезвие встретило сопротивление воздуха. Острый укол в грудь.
— Удар! — заполнивший весь мир голос раздался в миллионах громкоговорителей, и в ответ волной обрушились аплодисменты зрителей.
— Одна минута, — произнес тот же голос, — и начался отсчет времени.
Брайан немедленно расслабился. Минута — не очень большой срок, а его тело должно использовать каждое мгновение этой минуты. Гудение счетчика заставило каждый мускул его тела расслабиться. Лишь сердце и легкие по-прежнему работали в энергичном ритме. Он закрыл глаза и почувствовал, как его подхватили руки секундантов и отнесли к скамье. Пока они массировали его инертное тело и обмывали рану, он все свое внимание перенес внутрь. Он впал в полузабытье, скользя по грани сознания. Выплыло раздражающее воспоминание о предыдущей ночи, и он вновь и вновь прокручивал его в мозгу, рассматривая со всех сторон.
Это событие было абсолютной неожиданностью. Участники Двадцатых нуждались в полном покое, поэтому ночи в спальнях были спокойны и тихи, как смерть. В первые несколько дней это правило, конечно, соблюдалось не очень строго. Люди были слишком взвинчены и возбуждены, чтобы легко засыпать. Но по мере того, как состязания продолжались, ряды участников редели, сразу после наступления темноты воцарялась полная тишина. Особенно в эту последнюю ночь, когда были заняты только две маленькие спальни, а тысячи остальных были пустыми и темными.
Гневные слова вырвали Брайана из глубокого сна. Слова произносились шепотом, но достаточно ясно — два голоса доносились через тонкую металлическую дверь.
Кто-то назвал его имя.
— …Брайан Бренд. Конечно, нет. Кто бы вам ни сказал это, он допустил большую ошибку, и у вас будут неприятности.
— Не будьте идиотом! — произнес другой, резкий голос, привыкший отдавать команды. — Я здесь потому, что дело чрезвычайной важности, и Бренд единственный человек, которого мне нужно видеть. Посторонитесь!
— Двадцатые…
К черту ваши проклятые игры, аплодисменты и физические упражнения. У меня важное дело, иначе я не был бы тут.
Второй ничего не говорил — это, по-видимому, был дежурный, но Брайан чувствовал его возрастающий гнев. Он очевидно извлек свой пистолет, потому что вторгшийся быстро сказал:
— Уберите это. Не будьте дураком!
— Вон! — было единственным ответом.
Наступила тишина, и, все еще удивленный, он вскоре вновь заснул.
— Десять секунд…
Голос смел воспоминания, и Брайан почувствовал, как возвращается в его тело напряженность. Он с огорчением почувствовал свою полную истощенность. Месяц постоянного физического и умственного напряжения сделал свое дело. Трудно было стоять на ногах. Но нужно было собрать все свои силы, использовать все свое мастерство и все же выиграть удар.
— Какой счет? — спросил он секунданта, разминающего его ноющие мышцы.
— 4:4. Все, что тебе нужно для победы — один удар!
— Но ему нужно то же самое, — сказал Брайан, открывая глаза, чтобы взглянуть на жилистое длинное тело человека на противоположном конце большого ковра. Слабому противнику вообще невозможно добраться до финала Двадцатых, а этот, Ирол, был одним из сильнейших. Рыжеволосый гигант с совершенно неистощимыми запасами сил и мастерства. Последний раунд фехтовального боя. Один удар — и ты победитель…
Брайан открыл глаза и понял, что момент, которого он надеялся избежать, пришел.
Каждый участник Двадцатых располагал каким-то особым приемом. У Брайана их было несколько, и до сих пор они ему помогали. Он был сравнительно слабым шахматистом, но выигрывал благодаря умению использовать необычные комбинации ходов. Это было не случайностью, а результатом многолетней работы. У него были постоянные связи с торговыми агентами на других планетах. Ему доставали старые книги, причем, чем старее, тем лучше. Он изучил и запомнил тысячи старых шахматных комбинаций. Это было разрешено. Все, что не было связано с наркотиками или механическими приспособлениями, было разрешено. Самогипноз тоже был допустимым оружием.
Брайану потребовалось два года работы, чтобы нащупать источник скрытой силы организма. Хотя это явление было описано в книгах, повторить его казалось невозможным. Кроме того, такое напряжение сил организма могло привести к смертельной травме, так как смерть и предельное напряжение неразрывно связаны. Берсеркеры продолжали сражаться, будучи даже смертельно ранеными. Люди с пулями в сердце или голове, уже в состоянии клинической смерти, продолжали сражаться. И смерть, казалось, неразрывно связана с этим источником силы. Но был и другой тип использования скрытых сил организма — гипнотическая жесткость. Сила, которая заставляет человека в трансе держать тело без поддержки, за исключением двух точек — головы и ног. В сознании это физически невозможно, Брайан овладел самогипнотической техникой, позволявшей ему черпать силы из этого скрытого резерва, второе дыхание, ту жизненную силу, которая и составляет различие между жизнью и смертью.
Это тоже могло убить — полностью истощить тело, так что восстановление будет невозможно. И особенно в такой ситуации, в какой он оказался сейчас. Но это было уже неважно. И раньше умирали участники Двадцатых, а смерть в финале предпочтительнее поражения.
Глубоко дыша, Брайан сосредоточенно произносил фразы самогипноза, приводившие в движение этот процесс. Усталость постепенно спадала так же, как чувство жары, холода и боли. Он видел и слышал с обостренной чувствительностью.
С каждой секундой он черпал все новые силы в резервуаре своей жизни, совершенно истощая тело.
Когда прозвучал гонг, он выхватил рапиру из рук секунданта и бросился вперед. Ирол едва успел схватить свое оружие и отразить нападение Брайана. Сила его натиска была так велика, что защитные щитки рапир столкнулись, а тела их переплелись. Ирол выглядел удивленным этой яростной атакой, потом улыбнулся. Он решил, что это последняя вспышка энергии: он ведь знал, как они оба близки к истощению. И это конец Брайана.
Они разъединились, и Ирол принял защитную позу. Он не пытался атаковать, решив предоставить Брайану эту возможность, которая истощит его последние силы перед этой непреодолимой защитой.
Брайан увидел нечто близкое к выражению ужаса на лице своего противника, когда тот осознал свою ошибку. Брайан не уставал. Наоборот, он усилил свой натиск. Волна отчаяния исходила от Ирола. Брайан почувствовал ее и понял, что пятый удар за ним.
Выпад, еще выпад — и каждый раз парирующая рапира движется чуть медленнее. Мощный удар, отводящий ее в сторону. Нырок под рапиру противника. Кончик рапиры касается груди Ирола в области сердца.
Шквал звуков обрушивается на них — аплодисменты, крики, приветствия, но Брайан лишь смутно ощутил все это. Ирол выронил рапиру и старался пожать руку Брайана, но ноги его внезапно подогнулись. Брайан обхватил его руками и потащил к бегущим навстречу секундантам. Ирол потерял сознание, а Брайан чувствовал себя так, как будто он пробирается сквозь густой туман. Он опускается на колени. Нет не опускается, падает. Наконец он может позволить себе упасть и потерять сознание.
2
Айджел дал докторам всего один день, после чего явился в госпиталь. Брайан не умер, хотя еще ночью жизнь его была под сомнением. Теперь же, сутки спустя, он был вне опасности, и это было все, что хотел узнать Айджел. Он с рычанием прокладывал себе путь к палате нового победителя, встретив наиболее ожесточенное сопротивление у самой двери палаты.
— Вы не имеете права, Победитель Айджел, — сказал доктор. — И если вы будете продолжать рваться сюда силой, мне придется разбить вам голову.
Едва Айджел начал объяснять доктору, насколько малы его шансы осуществить свое намерение, как Брайан прервал их обоих. Он узнал голос ночного посетителя.
— Впустите его, доктор, — сказал он. — Я хочу увидеть человека, считающего, что есть что-то гораздо более важное, чем Двадцатые.
Пока доктор стоял в нерешительности, Айджел быстро миновал его и захлопнул перед ним дверь. Он посмотрел на лежавшего в постели Победителя. К рукам Брайана были прикреплены капельницы. Глаза его смотрели из глубоких впадин, зрачки окружены сетью красных жилок. Молчаливая борьба, которую он вел со смертью, оставила свои следы. Его квадратная выступающая челюсть теперь казалась костью, обтянутой кожей так же, как и длинный нос, и выступающие скулы. Они резко выдавались на лице, обтянутые сероватой кожей. Лишь ежик коротко подстриженных волос остался неизм