Все попытки самоконтроля оборвались, и Фоссел просто выкрикнул последнее слово. Они все тут на грани сумасшествия, если Фоссел таков. Брайан быстро ответил:
— Это все, Фоссел. Скажите доктору, что я хочу поговорить с ним, как только он освободится…
Он прервал связь и открыл первую папку. К тому времени, как его вызвал доктор, он пролистал все папки, не углубляясь в детали. Надев теплую одежду, он прошел через двор. Несколько рабочих повернулись к нему спиной во враждебном молчании.
У доктора Стайна была розовая сверкающая лысина, голова возвышалась над большой черной бородой. Брайану он сразу понравился. Нужно иметь твердый характер, чтобы сохранить бороду в таком климате.
— Как ваш новый пациент, доктор?
Стайн обхватил толстыми пальцами бороду.
— Диагноз: тепловой обморок. Прогноз: полное выздоровление. Состояние: слабое, учитывая обезвоживание организма и сильные ожоги. Я обработал ожоги и сделал вливание. Она едва избежала теплового удара. Сейчас я дал ей успокаивающее средство.
— Мне нужно, чтобы завтра утром она мне помогала. Сможет ли она? Может, стимуляторы или наркотики?
— Сможет. Но мне это не нравится. Возможны последствия.
— Нужно попытаться. Через 70 часов вся планета будет уничтожена. Пытаясь предотвратить это, я готов пожертвовать собой и всеми вами. Вы согласны?
Доктор порылся в бороде и осмотрел Брайана сверху донизу.
— Согласен, — сказал он почти счастливо. — Какое удовольствие видеть человека не впавшего в отчаяние. Я с вами,
— Отлично. Тогда вы сможете помочь мне прямо сейчас. Я посмотрел список персонала и обнаружил, что среди двадцати восьми человек, работающих здесь, нет ни одного ученого, если не считать вас.
— Банда нажимателей кнопок и теоретиков, никто из них не годится для полевой работы.
— Тогда я завишу от ваших ответов, — заметил Брайан. — Это не стандартная операция, и обычная техника здесь теряет смысл. Даже дистрибуция Пуассона и экстраполяция Парето тут непригодны, — Стайн кивнул в знак согласия, и Брайан слегка успокоился. Он попытался оживить свои знания по социологии, но напрасно. — Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что это чисто физическая проблема, что-то связанное с экзотичным приспособлением дисанцев к этому адскому окружению. Может ли это быть как-то связано с их самоубийственным стремлением швырнуть кобальтовые бомбы?
— Может ли? Может ли? — доктор быстро расхаживал по комнате, сцепив пальцы рук за спиной. — Вы чертовски правы, может быть! Кто-то наконец додумался, что пора перестать рассчитывать на машины и сидеть у экранов в ожидании ответа. Знаете ли вы, как существуют дисанцы? — Брайан отрицательно покачал головой. — Наши дураки считают это отвратительным, я же нахожу это великолепным. Они нашли способ соединиться в симбиозе с жизненными формами этой планеты. Даже в паразитических отношениях. Вы должны понять, что живой организм способен на все, чтобы выжить. Отвращение — это чувство тех, кто никогда не испытывал настоящей жажды или голода. Что ж, Дис — это планета потерпевших крушение. — Стайн открыл дверь фармо-химической лаборатории. — Этот разговор о жажде иссушил меня. — Точными экономичными движениями он разлил спирт в пробирку, разбавил водой и добавил каких-то кристаллических таблеток из бутылочки. Наполнил два стакана и протянул один Брайану. На вкус оказалось неплохо.
— Что вы имеете в виду, говоря о паразитизме, доктор? Разве мы все не паразиты в низших жизненных формах? Мясо животных, растения и так далее?
— Нет, нет, вы не поняли меня. Я говорю о паразитизме в прямом значении этого слова. Вы должны понять, что для биолога нет реальной разницы между паразитизмом, симбиозом, мутуализмом, комменсализмом, гиотергазией…
— Стоп, стоп! — сказал Брайан. — Для меня все эти слова лишены значения, если все это делает планету такой, то я понимаю чувства сотрудников.
— Это просто другой способ обозначения. Посмотрите. В местных озерах живут ракообразные, очень похожие на обычного краба. У него большие клешни, которыми он держит анемоны — морских животных со щупальцами, не способных к самостоятельному передвижению. Ракообразные размахивают этими анемонами, те собирают пищу, и слишком большие куски идут ракообразному. Это биоинтергазия: два существа живут и действуют совместно, однако каждое из них способно и к самостоятельному существованию.
Но у того же самого ракообразного есть паразит, живущий под его раковиной — деградировавшие формы улитки, утратившие способность к передвижению. Настоящий паразит, получающий пищу от своего хозяина и ничего не дающий в замен. В кишках этой улитки живут простейшие, питающиеся уже переварившейся пищей. Однако этот маленький организм не паразит, как вы можете вначале подумать, а симбионт. Он берет у улитки пищу, но в то же время выделения его тела помогают улитке переваривать пищу. Вы поняли эту картину? Все эти формы жизни находятся в сложной взаимосвязи.
Брайан сосредоточенно кивнул, потягивая напиток.
— Сейчас это приобретает определенный смысл. Симбиоз, паразитизм и прочее — это лишь различные способы совместной жизни. И существуют такие взаимоотношения, которые трудно определить.
— Совершенно верно. Существование на этой планете настолько затруднительно, что конкурирующие формы вымерли. Есть лишь несколько видов, охотящихся на других. Кооперация и взаимозависимость жизненных форм помогли им выиграть битву за жизнь. Я сознательно говорю «жизненные формы». Местные существа — нечто среднее между растениями и животными, наподобие наших лишайников. У дисанцев есть существо, которое они называют веда. В путешествиях оно дает им воду. От животного у него рудиментарная способность двигаться, но оно использует фотосинтез и запасает воду, как растение. Когда дисанец пьет, так эта штука получает от него кровь, а вместе с ней необходимые для себя элементы.
— Знаю, — устало сказал Брайан, — Я пил из одной. Видите шрамы? Я начинаю понимать, как удалось дисанцам вписаться в этот мир, Это должно было привести к значительным физиологическим изменениям. Не сказалось ли это на их социальной организации?
— Вполне возможно, но, может быть, я высказываю слишком много предположений. Исследователи скажут нам больше. В конце концов, это их дело.
Брайан изучил доклады о социальной организации дисанцев и не нашел там ничего, имеющего смысл. Это была мешанина непонятных символов и диаграмм.
— Продолжайте, пожалуйста, доктор, — настаивал он. — Доклады социологов бесполезны. Они не заметили какого-то фактора. Вы же, единственный из всех, с кем я говорил до сих пор, даете разумные ответы на мои вопросы.
— Ладно. Я считаю, что тут вообще нет общества, а всего лишь группа разобщенных индивидуумов. Каждый сам по себе получает питание от других жизненных форм планеты. Если у них и есть общество, то оно организовано на других принципах и ориентировано на другие формы жизни, а не другие человеческие существа. Может в этом и есть смысл. Их общество отличается от человеческого. Во взаимоотношениях друг с другом эти люди совершенно обособлены.
— А как насчет магтов, представителей высшего класса, которые сооружают замки и являются причиной всех беспокойств?
— У меня нет объяснения, — согласился с Брайаном доктор. — В моей теории есть слабые пункты и это один из них. Магты — это исключение, которое я не могу объяснить. Они полностью отличаются от остальных дисанцев. Кровожадны, не подчиняются разумным аргументам, стремятся к межпланетной войне вместо мира. Они не правители, во всяком случае, не в нашем понятии. Сохраняют власть, поскольку никто больше не хочет ее. Дают инопланетянам концессии на шахты, потому что у других дисанцев вообще нет представления о собственности. Может я и ошибаюсь. Но мне кажется, если вы поймете, почему они так отличны от остальных, вы найдете ключ ко всем трудностям.
Впервые с момента прибытия на планету Брайан ощутил прилив энтузиазма и почувствовал, что существует все-таки приемлемое решение этой смертельной проблемы. Он осушил свой стакан и встал.
— Я надеюсь, что рано утром ваша пациентка будет на ногах, доктор. Вы должны быть также заинтересованы в разговоре с нею, как и я. Если то, что вы мне говорили, правда, то именно она способна найти ключ. Она профессор Леа Морис, и у нее глубокие познания в экзобиологии и антропологии.
— Чудесно! — сказал доктор. — Я позабочусь о ее голове не только потому, что она хорошенькая, но и из-за ее содержимого. Хотя мы на грани атомного уничтожения, у меня появилось странное чувство оптимизма — и это впервые с того момента, как я высадился на эту планету.
9
Охранник у входа в здание Основания подпрыгнул от ужасного грома и схватился за оружие. Он глуповато отдернул руку, поняв, что это было всего лишь чихание — хотя и чихание Гаргантюа. Вышел Брайан, фыркая и кутаясь в свой плащ.
— Я ухожу, чтобы не схватить воспаление легких, — сказал он.
Охранник отсалютовал, тщательно осмотрел экраны ближнего обзора, погасил свет и отворил ворота. Брайан выскользнул, и тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за ним. Улица была еще теплой от дневной жары, он счастливо вздохнул и распахнул плащ.
Это была отчасти рекогносцировка, а отчасти попытка согреться. В здании ему нечего было делать: персонал давно удалился. Брайан поспал полчаса и почувствовал себя отдохнувшим и готовым к работе. Все доклады, которые он мог понять, читались до тех пор, пока он не запомнил их наизусть. Теперь, когда остальные спали, он хотел лучше познакомиться с главным городом Диса.
Идя по темным улицам, он начал понимать, насколько чужд дисанский образ жизни всему, что он знал. Город — Хоувстад — буквально означал «главное место» на местном языке. И это было все. Лишь присутствие инопланетян делало его городом. Здание за зданием стояли покинутые строения, носившие названия горнорудных, торговых и транспортных кампаний. Ни одно из них теперь не было занято. В некоторых все же горело освещение, включаемое автоматической аппаратурой, другие были темны, как и строения дисанцев. Их было немного, этих местных сооружений, и они казались чу