Бруно моих восторгов по поводу лингвистически-ботанического открытия не разделяет: его мысли заняты другим. Он встретил Карлоса и Джулию и узнал пугающую новость: они решили открыть в Триальде ресторан.
Что же в этом такого? Наоборот, прекрасно – не надо будет ездить в Вердеджу каждый раз, как будет лень готовить.
Нет, я не поняла: они собираются открыть БРИТАНСКИЙ ресторан. В котором будут подавать йоркширский пудинг, копченую скумбрию, овсянку, треску с жареной картошкой, сэндвичи с ростбифом и все в таком духе. Джулия убеждена, что этот ресторан будет пользоваться большой популярностью, потому что в нем будут готовиться блюда из печени и почек, которые «Марио и сыновья» по непонятной причине не подают.
Это неизбежно приведет к тому, что рейтинг Джулии и Карлоса, и так невысокий, совсем упадет. Их тут не любят – главным образом потому, что не понимают. Вроде бы люди при деньгах, но не умеют правильно этими деньгами распорядиться! Нет бы купить землю, завести кроликов… Или вот ресторан открыть – прекрасная идея, но только он должен быть итальянским, а повар – местным. А они собираются его выписывать из Англии – виданное ли дело! Ну и вообще – уж слишком они какие-то не такие. Вино пьют с утра, а кофе – на ночь…
Будущие рестораторы свой гениальный план пока держат в тайне, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не украл идею. Но без Бруно им не справиться, кто-то же должен будет решать бюрократические проблемы.
– А ты что?
Бруно пока что не сказал ни «да», ни «нет», а только объяснил загадку, которую Джулия с Карлосом никак не могли решить: почему ни в одном ресторане нашей долины не подают блюд из требухи, печени и почек?
Мне этот вопрос никогда в голову не приходил, но теперь тоже очень интересно: почему же?
Бруно смотрит на меня с недоверием. Как можно не понимать таких простых вещей – я, наверное, прикидываюсь?! Но потом все-таки объясняет: потому что субпродукты можно есть только очень свежими, парными. Мясник в Вердедже делает свое дело раз в неделю, по вторникам. А по вторникам у всех ресторанов в нашей долине выходной, вот и все. Если мне хочется, то во вторник можно поехать в Вердеджу и купить у мясника печенку.
Ну уж нет, ни за что! Я, конечно, мясоед, но предпочитаю мясо из супермаркета – упакованное в белый пластик, оно не вызывает у меня никаких ассоциаций с хрюкающими или мычащими зверями. А на витрине у местного мясника всегда лежат ободранные кроличьи тушки с пушистыми меховыми лапками, ушками и хвостиками. Вместо глаз у них вставлены оливки, а из задниц торчат веточки розмарина. Жуткое зрелище, лишающее меня аппетита!
Вечером мы идем к Джулии и Карлосу обсуждать деловые вопросы. Но по дороге делаем крюк, потому что Бруно хочет мне показать огромный полуразрушенный дом на самом верху Триальды. Конечно, отсюда открывается обалденный вид на красные крыши. Даже самая маковка церкви оказывается под нами, и только теперь видно, какая она красивая – вся в затейливых узорах из цветной черепицы. Но Бруно привел меня не из-за вида, а чтобы рассказать еще одну историю. В пятнадцатом веке это был действительно роскошный дворец-палаццо, принадлежавший тосканскому семейству Каппони. Из Тосканы в Лигурию они бежали потому, что поссорились с Медичи. «Бежали» – не совсем точное слово, поскольку они сюда переехали со всем скарбом, включая мрамор.
– Каррерский? – Я пользуюсь случаем проявить собственную осведомленность.
– Каррера – модный дизайнер, а мрамор – каррарский, – поправляет меня Бруно.
Я пытаюсь вообразить армию осликов, которые волокут бело-розовые глыбы мрамора к нам сюда в горы, но Бруно уже рассказывает дальше: палаццо Каппони оказалось единственным зданием во всей округе, отделанным мрамором. Во время войны в него попала бомба, мрамор растащили, здание медленно разрушалось, но лет десять назад в комуне родился план: отреставрировать дворец при помощи Евросоюза, после чего открыть в нем какой-нибудь международный гуманитарный проект, например детскую школу искусств. Как ни странно, Евросоюз этой идеей увлекся и даже выделил на реставрацию дворца один миллион евро. И теперь осталось только решить вопрос, кто этот миллион приберет к рукам. Конкурентов два: исландский актер Балдузар Хьялмтиссон, у которого есть связи, репутация и деньги, и Карлос, у которого ничего этого нет, как нет и ста тысяч евро, которые требуется вложить дополнительно. Может быть, они есть у Джулии. Так или иначе, но Бруно подозревает, что наш сегодняшний визит будет целиком и полностью посвящен обсуждению этих столь же фантастических, сколь и скучных проектов – ресторана и дворца. Конечно, Джулия и Карлос хотели бы заполучить оба, но, возможно, нужно выбрать что-то одно.
Но Бруно ошибся: в этот вечер о делах мы вообще не разговариваем. Уже на подходе к дому Джулии и Карлоса слышатся неприятные громкие крики, резко диссонирующие с вечерним умиротворением, разлитым по Триальде. На третьем этаже открывается окно, и из него в нашу сторону летит залитый кровью ботинок. За ним – кошка, тоже вся в крови. Со страшными воплями она уносится прочь. Бруно, с видом опытного сыщика, обнюхивает ботинок. Вердикт: это не кровь. Это краска.
Бруно берет ботинок двумя пальцами. Дверь не заперта, и мы тихо поднимаемся наверх. В гостиной Карлос, не обращая на нас никакого внимания, пакует чемодан. Одет он, мягко говоря, странно: в черный блестящий халат с капюшоном. На следующем этаже – мастерская Джулии. Она – глаза красные, волосы всклокоченные – вырывает у Бруно из рук ботинок и прилаживает его на свою мусорную скульптуру. Бруно бережно трогает Джулию за руку, и та немедленно падает к нему в объятия и начинает рыдать. Я не ревную, хотя Джулия очень привлекательная женщина. Снизу слышится звонкий голос Карлоса: «Жадная дура! Тупая корова!» – после чего хлопает дверь.
Джулия в перерывах между рыданиями излагает суть дела. Да, как Бруно и предполагал, Карлос просил у нее сто тысяч, необходимых для борьбы за палаццо Каппони. Ей эта затея кажется малоперспективной. Шут его знает, какие аргументы выдвинет исландский актер и что решит Евросоюз. А сто тысяч – не лишние. Потому что ресторан – это куда более реальная и прибыльная перспектива! Недавно выяснилось, что самый красивый дом на главной площади – тот самый, с огрызками древнеримских колонн, – принадлежит Антониетте, и старая ведьма мечтает его поскорее продать. Лучшего места для британского ресторана не найти!
Сегодня Джулия как раз собиралась объявить Карлосу о своем решении и была в полной уверенности, что он к этому решению отнесется с пониманием. Потому что он вообще-то уже должен ей около двадцати тысяч за неудачный ремонт: Карлос неправильно установил систему отопления, и в результате половину дома пришлось закрыть, изолировав от жилой части, чтобы не топить впустую. До сегодняшнего дня Джулия считала, что дело именно так и обстоит. А сегодня, когда она пошла в комуне ругаться насчет завышенных счетов на электричество, Артуро раскрыл ей глаза: другая половина ее дома вполне себе жилая и отапливаемая. Джулия собственноручно взломала дверь, за которой обнаружила Карлоса in flagranti, то есть на месте преступления – в костюме Гарри Поттера, с двумя девками, одетыми как Гермиона и Луна Лавгуд! (Ах вот что за халат был на Карлосе!) И этот мерзавец еще пытался оправдываться – дескать, собирается снимать кино, потому что исландского актера можно победить только на его территории!
И самое главное: когда Джулия позвонила Антониетте, чтобы немедленно купить у нее этот дом, тем самым утерев Карлосу нос, та вдруг напрочь забыла, о чем идет речь! Дескать, нет у нее никакого дома на главной площади и ничего-то она Джулии не предлагала.
– Ей восемьдесят девять лет, – напоминает Бруно. – Лучше о серьезных вещах разговаривать с барменом.
На следующий день, когда мы собираемся в бар (хотя ни о чем серьезном с барменом разговаривать не планируем), Бруно сердится, потому что я слишком долго крашусь.
– Мы ведь не на бал у королевы идем! – говорит он в пространство. – Я пошел, буду ждать тебя там.
Как он не понимает, что мне не хватает всех этих ритуалов, которые когда-то меня так тяготили. Косметика и украшения остались, но мне совершенно некуда их носить! Поэтому я завела привычку наряжаться для бара, для походов в сельпо, и даже перед тем, как вынести мусор, тщательно крашу глаза.
…А Бруно-то без меня не скучает! Рядом с ним сидит миниатюрная девушка с красным усталым лицом. Несмотря на ранний час, перед ней бутылка пива. Эге, а вот и первый алкоголик, до сих пор я их в Италии не встречала. Но, откровенно говоря, больше всего меня занимает кролик шоколадного цвета, который свернулся в клубок у нее на коленях и стрижет ушами. Нос у него розовый и ходит ходуном во все стороны. Я еще никогда не видела таких чудесных кроликов! Я с восторгом глажу его шелковую спинку и не сразу врубаюсь в тему беседы Бруно и Мариэллы. Мелькают имена: Овидий, Катулл, Лукреций. Нет, при всем моем высшем образовании тему древнеримской поэзии я поддержать никак не могу. Но Мариэлла уже торопится. Она работает посудомойкой в ресторане «Марио и сыновья», ей пора на вахту.
Пока я пью капучино, мое воображение рисует трагическую судьбу спившейся интеллектуалки. Наверное, она была вундеркиндом, в пятнадцать лет поступила в университет, в двадцать пять, защитив диссертацию, сама начала преподавать – может быть, даже в самом-самом старом университете мира, который находится в Болонье. А что дальше? Наверное, несчастная любовь, он ее бросил, и… нет, ну в самом деле, а почему еще такая образованная особа может работать в деревне посудомойкой?
– Богатая у тебя фантазия, – с уважением говорит Бруно, когда я ему излагаю эту версию. К действительности она никакого отношения не имеет. Ни на каких кафедрах Мариэлла не блистала, она сама из Триальды, здесь и училась, а когда школу закрыли и всех учеников перевели в Санремо, не захотела каждый день ездить вниз и вверх.
А как же Катулл, Вергилий, Гораций?