Бруно ничего странного не видит. В самом деле, что мешает посудомойке в свободное время читать то, что ей заблагорассудится?
Но я никак не могу успокоиться. Куда смотрели родители Мариэллы? Почему они не отправили ее учиться в университет? Пусть не в Болонский, а в ближайший – в Геную?
– Какой университет, если она даже школу не закончила? – недоумевает Бруно. – Да если бы даже и закончила, откуда деньги на университет?
А я-то думала, что в Италии образование бесплатное! Тоже мне, Европа…
– Конечно, бесплатное! Но ведь студенту надо на что-то жить, комнату снимать, покупать книжки, тетрадки. У родителей Мариэллы таких денег не было. Да и вообще – так ли уж много проку в этом образовании? Тебе надо познакомиться наконец с Лореданой – хозяйкой гостиницы. Может, будете дружить. Она твоего возраста, хорошо говорит по-английски, очень начитанная, закончила университет, получила MBA, стажировалась в Швей царии и ЮАР, а толку-то?
– Постой, но почему тогда ты считаешься единственным переводчиком? Все идут к тебе, а почему не к ней?
– Вот то-то и оно! Лоредана страшно занята. В одиночку управляет единственной гостиницей. Встает в пять, когда приезжают машины с провизией, – постояльцев же надо чем-то кормить. Ложится в час, когда все дела закончит. И так каждый день, без выходных и праздников.
– И зачем это все? Что, есть результаты?
– Еще какие. Другие гостиницы позакрывались, потому что Лоредана держит низкие цены, у нее чисто и отопление работает нормально. В результате местные терпеть ее не могут – новых рабочих мест она не создала, а, наоборот, уничтожила старые, – в гостинице ведь она все делает сама, плюс родители. Мама убирает комнаты, готовит завтраки и ужины, а папа днем на подхвате – где что починить или отвезти, а вечером барменствует. А раньше трудилось как минимум пятнадцать человек, барменш было две – Луиджина и Антониетта, с тех самых пор-то они и не разговаривают, а ведь прошло уже полвека…
Так что теперь в Триальде ситуация с работой совсем плачевная. Десять мест в сумасшедшем доме и два на кассе этнографического музея (в котором я почему-то до сих пор так и не побывала). И все эти государственные ставки поделены на четыре, а то и на восемь частей – так каждый получает совсем крошечную кучку денег и не умирает с голоду.
– А как же Артуро из комуне? Ты же говорил, что он еще и полицейский, и банкир?
– Э! – говорит Бруно. – У него образование, это совсем другое дело.
– Стало быть, есть толк и в образовании!
– Да, – признает Бруно, – работу с ним найти легче. Но ведь и работать приходится больше! А кто же этого хочет?..
Вот уж действительно.
– Знаешь притчу про профессора, камни и песок?
Конечно, знаю – это была любимая байка моего американского начальника. Сначала профессор набивает банку камнями – вроде бы она полная, но все же в нее еще помещается несколько камушков поменьше. И опять она полная, но профессору еще удается всыпать в нее изрядное количество песка. А потом он говорит студентам, что именно так надо поступать со временем – дескать, сначала надо делать большие и серьезные дела, потом не такие важные, ну и в конце дня заниматься всякими мелочами.
– Вот-вот, – говорит Бруно. – А знаешь, как ту же историю рассказывают в Италии? В конце концов профессор выливает в банку две чашки кофе и говорит: «Без разницы, какие там у вас запланированы дела – важные или не очень. Всегда найдется время на то, чтобы выпить с другом кофе!»
Посетители бара обсуждают Карлоса и Джулию. Если бы мы не были такими деликатными, то и сами могли бы много чего порассказать. Причем это была бы чистая правда, а не вымышленные подробности, о которых с видом знатока вещает Лоренцо:
– И тут она обрушила ему на голову кастрюлю с английским супом, а Карлос долго облизывался!
По непонятной причине итальянцы «английским супом» называют очень сладкий ванильный крем с цукатами, а англичане и не подозревают о том, что такой существует.
Однако другая деталь мне кажется настолько нелепой, что даже уже не смешно: Карлос угнал у Джулии трактор. Собственно говоря, никто и не смеется. Трактор!.. У этой шикарной дамы с длинными фиолетовыми ногтями! И зачем же он ей понадобился? Неужели она возделывала картофельные поля?
– Ты что, никогда не видела трактор? – изумляется Бруно. – При чем тут поля?
Оскорбительный вопрос: я миллион раз видела трактора на бескрайних российских просторах. Самый маленький из них имел колеса диаметром с Бруно.
Ну что ж, идем смотреть на местную разновидность трактора, у Лоренцо такой есть. Больше всего он похож на детскую коляску, только без колес, на гусеничном ходу. И вместо ребенка – какие-нибудь кирпичи, или цемент, или холодильник. Даже груженый, он медленно ползет вверх, а за ним идет человек и поворачивает его в случае необходимости. В горах такой трактор – незаменимая вещь!
– Как, по-твоему, я дотащил до нашего дома шкафы, столы и прочую мебель? Не руками же. Занимал трактор у Лоренцо.
После обеда я отправляюсь на прогулку – на сей раз к речушке, которая протекает в самом низу нашей долины. Но сначала я довольно долго иду по совершенно ровной тропе, от чего уже успела отвыкнуть. Ах, какое это наслаждение – просто идти, не задыхаясь и не спотыкаясь! Деревья уже начинают зеленеть. Сквозь ветки просачиваются пятна солнца. Под ногами – ковер из мха, листьев и папоротников. Передо мной вырастает огромный сказочный пень. Наверное, в нем живут гномы, довольно злобные существа в красных колпачках, они шныряют туда-сюда с мешками, полными драгоценных камней, пасут стада жирных мышей или обменивают у белок орехи на золото. Может быть, это вход в их подземный город, который освещается искусственным золотым солнцем, а вдоль улиц расставлено множество маленьких изящных механизмов – фонтанчики, движущиеся статуи, часы, которые каждые пятнадцать минут играют особую мелодию.
Однако в реальности звуки вовсе не похожи на бой гномьих часов: за поворотом пасется стадо. Овцы жуют первую травку медленно и меланхолично, а козы, наоборот, очень ловко и весело прыгают по склону и даже забираются на деревья. Некоторые козы – наверное, это козлы – имеют угрожающий вид: из головы у них торчат мощнейшие рога, завитые кверху спиралью. У других рога гнутые, а у третьих – плоские с острыми кончиками. Мое присутствие их совершенно не интересует, а вот начальник-овчарка уже начал тихо, но грозно рычать.
Наконец прямая тропа заканчивается, и я сворачиваю вниз. Стежка-дорожка становится такой крутой и осыпающейся, что идти по ней страшно. Я просто сажусь на нее и ползу, как краб, цепляясь за ветки и корни деревьев. Уже слышен шум, и вот появляется водопад: белый, плотный, пенно-кружевной. Он падает в прозрачное озерцо, а уж из него речка бежит дальше, огибая валуны, похожие на гальку неправильного размера.
На одном из валунов сидит удивительное существо. Не гном, а наоборот – великан. Женщина. Бело-розовая. Абсолютно голая и очень, очень большая.
Подальше я вижу мужчину, тоже голого. И еще! Они переговариваются на непонятном языке и смотрят куда-то вверх. Оттуда прямо на нас летит человек, раскинувший руки крестом. Душа моя уходит в пятки. За несколько секунд я успеваю подумать всего две мысли. Одну: тут наверняка собрались последователи какого-то кровавого культа. И вторую: если летящий упадет на меня, то я превращусь в котлету и они меня, наверное, съедят.
Но человек уже летит вверх. А потом опять вниз. И снова вверх, и я наконец понимаю, что это всего лишь банджи, тарзанка. Если приглядеться, то видно, что канат привязан к нашему гигантскому бессмысленному мосту, который находится так высоко, что кажется тонюсенькой полоской.
Но мне некогда приглядываться: я мчусь вверх, по камням и корням, со страшной скоростью. Мне отчего-то совсем не хочется вступать в переговоры с великанами и выяснять, что у них случилось с одеждой. Навстречу мне ползет четырехколесный мотоцикл, на котором восседает еще один великан, голубоглазый блондин безумной красоты. К сожалению, он гол только до половины. Одной рукой он правит мотоциклом, в другой держит бутылку пива. К заднему сиденью приторочено еще два побрякивающих ящика…
– Что ж ты не познакомилась с ним? – укоряет меня Бруно, когда я, отдышавшись и напившись воды, пересказываю ему свои приключения. – Это же и был исландский актер Балдузар Хьялмтиссон собственной персоной! А голые люди – его друзья. Ну, знаешь, как там бывает у богемы: любовники, любовницы, жены, дети. Свободные нравы. Несколько лет назад местный священник обратился к нему с настоятельным требованием: в голом виде по Триальде не расхаживать! Балдузар обиделся и купил себе еще один дом, внизу у реки, – там нудизм никому не мешает, потому что местные туда не забредают.
Засыпаю я в этот вечер с мечтой о съемках в кино и с мыслью, что от нас до Канн, где проходит кинофестиваль, всего каких-то два часа езды.
Самые странные итальянские святые, о которых каждому культурному человеку знать совершенно необязательно
Святая Лючия. Все слышали неаполитанскую песенку, которую пели и Робертино Лоретти, и Энрико Карузо, и кто только ее не пел! Только в песенке речь идет не о самой святой, а о деревушке в Кампании, названной ее именем. Сама Лючия родилась на Сицилии, отказалась выйти замуж за жениха, выбранного матерью, а тот не будь дураком да и сдал ее властям как христианку. В качестве наказания ей выкололи глаза, и поэтому Святую Лючию изображают с двумя парами глаз: одни где положено, другие она держит перед собой на подносе. Неудивительно, что ее считают покровительницей слепых!
Святая Агата. Как и Лючия, появляется с подносом, на котором лежат ее груди. Нетрудно догадаться, что ей их отрезали. Этому предшествовала любовь, которой к ней воспылал влиятельный судья Квинтиан. Агата его отвергла, и судья в отместку отправил ее в бордель. Девица провела в нем месяц, но к ней никто так и не притронулся – потому что она непрерывно молилась (а может быть, она просто никому и не нравилась?). Квинтиан был очень раздосадован таким поворотом событий и подверг ее разнообразным пыткам, в том числе и отсечению грудей. Поэтому Святая Агата считается покровительницей кормилиц, больных раком груди и почему-то извержений вулкана Этна (может быть, потому что любой вулкан отдаленно похож на сиську?).