славится простым, но сытным соусом к длинной пасте, сделанным из хлебного мякиша, оливкового масла, чеснока и петрушки.
Пьемонт: здесь к пасте часто делают подливу из белых трюфелей.
Самая знаменитая паста Сардинии – маллореддус. Эти клецки подаются с соусом из помидоров и колбасок. Кроме того, на Сардинии часто готовят равиоли с рикоттой.
Сицилия славится пастой алля Норма, названной так в честь героини оперы Беллини, соус к которой делают из баклажанов и рикотты.
На средиземноморском побережье Тосканы готовят баветтине («слюнки») с рыбным соусом.
В Трентино – Альто-Адидже, расположенном рядом с Австрией, готовят клецки канедерли, очень похожие на австрийские и немецкие кнёдли, и подают в бульоне.
Умбрия знаменита черными трюфелями, с ними здесь подают и спагетти, и странгоцци. Здесь также делают умбричелли с подливкой из окуня.
Фриули-Венеция-Джулия: здесь готовят пельмени аньолотти с картофелем.
Эмилия-Романья – родина знаменитого соуса болоньезе, то есть болонского, куда входят мясной фарш, помидоры, лук, морковь и сельдерей. Здесь также часто делают фаршированную пасту, например каппелетти («шляпки») со смешанной начинкой из говядины, телятины и свинины.
Глава шестаяМай. В Москву! В Москву?!
Возле обувного магазина стоит облезлая статуя Нептуна. Нептун гол, но в ботинках – реклама такая. Рядом – рыжеволосая бабушка и внук в коляске, крупный мальчик лет семи. Нет, он не инвалид, просто в Италии детей возят в колясках чуть ли не до университета – так удобнее, под ногами не путаются. Бабушка держит статую за одно место и говорит внуку: «Посмотри, какой у него пипино! Большой, красивый! Вот он никогда не промахивается мимо горшочка!»
– Видишь! – говорит Бруно довольно. – Ты же все поняла, разве нет?
До этого мы с Бруно спорили о том, как проходит моя адаптация. Я утверждала, что очень медленно. Что я по-прежнему не могу связать двух слов. Что я опять впала в ступор в супермаркете, когда кассирша спросила, нужен ли мне пакет. Я решила, что она спрашивает, есть ли у меня скидочная карточка, и протянула ей ее – но это была карточка супермаркета-конкурента, и кассирша посмотрела на меня осуждающе (так мне, во всяком случае, показалось).
Да и не только в языке дело. Мне по-прежнему не хватает супа. Дома-то я его варю, конечно, и Бруно уже привык не выливать в унитаз бульон, который он поначалу называл «серой грязной жирной водой». Но в ресторанах супа нет. А также нет доставки суши. Самих суши тоже нет в природе, как и других блюд японской кухни, как и вообще каких бы то ни было блюд какой бы то ни было кухни, кроме, само собой, итальянской. Самое смешное, что нет доставки пиццы! Можно, конечно, съездить за ней в ресторан, но мне не хватает ощущения: после пятничного отрыва проснуться под вечер и заказать на «завтрак» пиццу и пиво!
А слова рыжей бабушки – я их поняла, конечно. Но это только подчеркивает пропасть между моим российским прошлым и нынешней итальянской жизнью: в России такой бабушки просто не может быть, и Нептун с большим красивым пипино на улице тоже долго не простоит. Либо у него ботинки украдут, либо заберут в милицию за оскорбление общественной нравственности. Наши старушки не лучше и не хуже, чем эта, просто они совершенно другие. Более серьезные, местами трагические, где-то даже героические. А эта – какая-то смешная и невзрослая. Как будто роль бабушки ее совершенно не тяготит.
В последние дни я ежеминутно сравниваю Россию и Италию, потому что собираюсь в Москву, повидать папу и друзей.
В аэропорту моментально становится понятно, где идет регистрация на мой рейс: у большинства пассажиров серьезные озабоченные лица. Наверное, их расстраивает скудный ассортимент дьюти-фри. Он в Ницце крошечный, с московским не сравнить. Но все равно оттуда все хмурые люди выходят с позвякивающими пакетами. А я не могу ничего купить, так как падаю в обморок от цен. По сравнению с нашим супермаркетом они мне кажутся патологически высокими. Правда, мы не покупаем в супермаркете виски, фуа-гра и трюфеля! Вся косметика и кремы у меня теперь тоже из супермаркета, для экономии. Сначала я боялась, что покроюсь плотной сеткой морщин, а сейчас кажется, что вроде бы и ничего, кожа не портится. Даже, можно сказать, неплохо выгляжу. Наверное, прогулки на свежем воздухе и сон до упора делают свое дело лучше, чем кремы.
Тем не менее я слегка завидую соотечественникам. Они явно из другой ценовой категории. Я раньше тоже в нее входила, а потом выпала. Чтобы тебе дали эту категорию, надо сражаться, все время сучить лапками, как лягушка в крынке с молоком. Идет борьба – вот почему у всех такие суровые лица. Битва начинается уже на выходе из самолета. Кто первый достанет с полки свою драгоценную сумку? Кто успеет первым пройти погранцов? Вы здесь не стояли, вы справа подошли! А очередь слева! Слева очередь в то окошко, а я стою в это! Нет, тут в оба окошка очередь была, пока вы не пошли!
Итак, вот она, моя родина, Москва. Не знаю уж, сколько в этом звуке для сердца пушкинского слилось, а для моего – масса любимых вещей. Универмаг «Москва», гостиница «Москва», книжный магазин «Москва», суши «Москва» в японском ресторане «Москва» – с черной икрой и соленым огурцом. Столичная атмосфера моментально заставляет меня ускорить шаг. Нет, мне все нравится, и я никуда не спешу, но такой уж он, ритм большого города. Бульварное кольцо, творожное кольцо, Тверская, книжный, чайный, обратно на троллейбусе, тайский массаж. В соседней кабинке громко стонет мужчина, на выходе оказывающийся православным священником, похожим на большой черный колокол.
– Гестапо настоящее! – жалуется он. – Все кости перемяли.
На метро до Киевской, и вот уже вечер, почти ночь, ну так и что же? Торговый центр сияет тысячами огней, которые отражаются в тысячах глаз. В одном-единственном московском молле народу в тысячу раз больше, чем во всей нашей долине!
Женщина, занимающаяся шопингом, превращается в Диану-охотницу, рыскающую в поисках добычи. Вместо лука и стрел – кошелек и кредитная карта, а роль диких зверей, пытающихся напасть на охотницу и разорвать ее на куски, играют зеркала и ценники.
За несколько триальдских месяцев охотничий инстинкт вроде бы утратился, но сейчас я чувствую, как он во мне снова пробуждается. Ноздри раздуваются, зрение обостряется, ну-ка, ну-ка, где тут у вас брючки? Мне нужны новые белые бриджи – это бесспорный, научно доказанный факт. А также сумка, желательно красная, и к ней красные же туфли, и шелковая полосатая маечка. Так я буду морячкой. Потому что у меня уже есть косынка с кораблями, так что же ей, пропадать, что ли?!
Но тут я некстати вспоминаю, что в офис больше не хожу. На море – да, бываю иногда. Но там как раз никто не наряжается в псевдоморские костюмчики, а все ходят в чем придется, старушки даже иногда фартуков не снимают. Потому что на море мы ходим по делам, а не для развлечения, например рыбы купить или песка насобирать для дорожек в саду. Мы же не туристы. Мы – местные. А вот кто я в Москве – уже не совсем понятно.
Тяжело вздохнув, я покидаю торговый центр, чувствуя себя чужой на этом празднике жизни. И отправляюсь на встречу с Коленом. Да, в Триальде уже все давно поужинали, приняли дижестив, помыли посуду и укладываются спать. В Москве вечер только начинается. Идти довольно далеко, но я совершенно не устаю – Москва же совершенно плоская! Ни спусков, ни подъемов, и камни на дороге не валяются.
Сворачиваю в тихий переулок возле Патриарших и погружаюсь в дурманящие ароматы: цветет сирень, цветет черемуха, и почему ни того ни другого нет в Италии? Колено уже здесь, машет мне сигаретой с балкончика кафе.
Она совсем не изменилась, моя Колено, – такая же лохматая, маленькая и язвительная. Первым делом мы, разумеется, обмениваемся яркими комплиментами по поводу фигур и стрижек – так уж заведено, женский ритуал. И переходим к новостям. У Колена новый бой-френд – офигенный красавец, арт-директор, зовут Арнольд, подарил ей на днях мешок белья из «Бешеной ромашки». Это производит на меня должное впечатление. Я ведь когда-то тоже отоваривалась в «Ромашке» после получения годовой премии. Впрочем, чулки чулками, а товарищ, между прочим, женат и с двумя детьми, а также только что вышел из психбольницы, куда попал, злоупотребив амфетаминами.
– Но это его жена довела, – убежденно говорит Колено. Я согласно киваю. Конечно, жена, кто ж еще-то?..
Вручаю дары. О, пармезан! О, песто! Колено любит итальянскую кухню, и тут как раз появляется официант. Мы всегда здесь заказывали пасту, но на сей раз я выбираю суши. «Ну да, суши в итальянском ресторане, что такого странного?» – мысленно объясняюсь я с Бруно. Если бы он увидел в одном меню блюда двух разных стран, от удивления упал бы со стула.
Приносят напитки. Колену – стакан белого вина. Калькулятор в моей голове тут же выдает: в нашем супермаркете на эти деньги можно было бы купить шесть бутылок. Я пью джин-тоник (еще шесть бутылок). Наконец, размягченные алкоголем, приступаем к откровенному разговору.
– Ну чем же ты занимаешься, расскажи, наконец? Этого вопроса я и ждала, и боялась. Потому что ответа на него у меня нет.
– Телевизор купили?
Колено очень любит свою майонезную рекламу и огорчается, когда люди обходятся без телевизоров. Но и тут мне нечем ее порадовать. Не купили.
Приносят еду. Сразу видно, что макароны – неправильные: клеклые, переваренные, слишком много соуса. И потом, раз соус грибной, значит, в нем должен быть красный перец, а вот сыр подавать совершенно необязательно – он с красным перцем не сочетается. Но раз уж подали сыр, то он должен быть натерт в пух, а тут крупная стружка, и вовсе это не пармезан!
А вот мои суши безупречны… хотя, наверное, если бы Колено приехала из Японии, она бы нашла в них столько же изъянов, сколько я нахожу в ее в макаронах.