Мы возвращаемся назад к морю, но теперь уже по платной дороге – чтобы побыстрее. Пейзаж меняется обратно в режиме ускоренной съемки: расчерченный на квадратики Турин – рисовые поля – холмы и леса – невысокие горы – туннели – высокие горы – море. Но у моря мы сворачиваем в противоположную от дома сторону. При приближении к Генуе Бруно заметно нервничает. Что такое? Он не хочет заезжать в Геную. Вообще. Категорически против. Почему? Боится. Чего боится – сам не знает.
Я же категорически против того, чтобы в Геную не заезжать. Ведь это столица нашего региона, а я там еще ни разу не была! Наконец мы находим компромисс: в Геную все-таки заедем, только совсем ненадолго, ночевать не будем. В конце концов, если мне понравится, я смогу приехать еще раз, одна, на поезде.
Уже на въезде я начинаю понимать, почему Бруно так настроен против Генуи. Вокруг все нервничают, сигналят и просачиваются впереди нас, пугливых деревенских жителей. Я тоже беспокоюсь: все-таки уже отвыкла ездить по городу, когда машины справа, слева, сзади, спереди, а также над и под – мы все время пересекаем какие-то эстакады. И указатели так и норовят ввести меня в заблуждение. Район Пра путается с районом Пре, а Пельи – с Нерви. Бруно пытается разрядить обстановку, рассказывая всякую культурно-историческую всячину: что Нерви был известным архитектором; что слово «джинсы» этимологически связано со словом «Генуя», потому что они продавались через генуэзский порт; что в Генуе родился Христофор Колумб (я уже успела забыть, что он не испанец!). Когда мы проезжаем район с труднопроизносимым названием Сан-Пьер-д’Арена, разговор переходит на футбол: одна из двух имеющихся в Генуе команд базируется здесь и поэтому называется еще сложнее – «Сампдория». Я вижу довольно мало сходства между словами «Сампдория» и «Сан-Пьер-д’Арена». Во всяком случае, не больше чем между словами «Генуя» и «джинсы». Вторая команда называется более предсказуемо – «Генуя», но тоже с подвывертом: почему-то в мужском роде и по-английски: Genoa (по-итальянски должно было бы быть Genova). В Турине же, наоборот, название главной команды – женского рода, хоть и оканчивается на согласный: «Ля Ювентус». Причем это название начинается с буквы J, которая в итальянском языке вообще не используется. Потому что это не итальянское, а латинское слово, означает «молодость». Про «Ювентус» даже я что-то слышала. Под конец лекции Бруно демонстрируeт мне, как орут итальянские болельщики:
– Арбитро вендуто! («Судья продажный!»)
– Арбитро корнуто! («Судья рогатый!»)
– Ма ли мортаччи туа! – с бессильно вытянутыми вперед руками (на русский это сложно перевести – что-то вроде «…твоих плохих мертвых родственников»).
– Ке те сей маньято! – хлопая себя рукой по щеке (тоже непереводимо – дословно «Что ты съел», а на самом деле – «Как ты мог не забить…»).
Генуя совершенно не похожа на Турин. И на наши края тоже. Море тут совсем не ласково-голубое, а суровое, синее. И порт гигантский, и суда в нем огромные. Подальше – баржи и танкеры, а поближе к нам – несколько круизных лайнеров. Боже мой, какие же они красивые! Мне немедленно хочется бросить машину, бросить Бруно и отправиться на этом лайнере в далекие дали. Взгляд на витрину туристического агентства меня отрезвляет. Самая дешевая каюта в самом коротеньком путешествии по окрестностям (Генуя – Марсель – Корсика – Ливорно – Генуя) стоит больше тысячи евро. Так что пока просто погуляем.
Центральная улица называется очень странно: улица Свитков. Она вся застроена нарядными зданиями, владельцы которых старались перехватить друг у друга приезжих знатных особ. Чтобы предотвратить скандалы, власти составили списки на свитках и распределяли всех этих знатных особ на постой централизованно.
Как же им было скучно, бедным генуэзцам, думаю я, если они пускались на разные хитрости, чтобы заманить к себе гостей.
Но стоит сделать шаг в сторону от этих роскошных дворцов, и мы оказываемся в проходе шириной не более метра, сыром и гулком. Солнца не видно, оно затерялось где-то среди белья на веревках, которое капает мне на голову. Запахи из окон – тоже не ахти. Какой тут, должно быть, бушует котел страстей от такого соседства: очень бедные и очень богатые живут через стенку. Тут теснота, там простор. Тут крысы, там плоскомордые собачки, которых причесывают в специальной собачьей парикмахерской – мы только что проходили мимо нее и видели недовольного мопса, закованного в цепи. Мопсу сушили феном усы.
В Генуе так мало места! Горы совсем близко, а море так и пытается слизнуть все, что у него отвоевано с боем. Немудрено, что генуэзцев в Италии считают страшными жадинами – как же им было не жадиться, если так мало места? По дороге в ресторан Бруно травит анекдоты про генуэзцев:
– Скажите, синьора, сколько стоят две коробки конфет?
– Пятнадцать тысяч лир.
– А одна?
– Десять тысяч лир.
– Тогда я вторую возьму.
Генуэзский аптекарь случайно продал стрихнин вместо аспирина и звонит клиенту. Тот спрашивает: а какая между ними разница?
– Cтрихнин на две тысячи лир дороже! – отвечает аптекарь.
Парень возвращается домой, отец его спрашивает:
– Где ты был?
– На танцах с Барбарой, – отвечает тот.
– И сколько же денег ты потратил? – интересуется отец.
– Десять тысяч лир.
– Всего-то?!
– У Барбары при себе больше не было…
Впрочем, любой анекдот меркнет перед правдой жизни. И нам она является во время обеда. Я заказываю тренетте аль песто – раз уж я этнограф-исследователь, нужно познакомиться с местной кухней. Тренетте – разновидность длинных макарон, а песто – соус из толченой зелени базилика, кедровых орехов и пармезана. Хотя его считают визитной карточкой Лигурии, в наших краях его нечасто встретишь, а песто из супермаркета мне совсем не понравился. В ресторане, да еще столичном, должно быть гораздо вкуснее! Бруно просит спагетти с морскими черешками – это такие ракушки. Официант – и он же, видимо, хозяин заведения – смотрит на нас выжидающе. Нет, второго мы не хотим.
– А закуски? – умоляюще говорит он. – Вы что же, не хотите даже антипасти?
– Нет, – твердо отвечает Бруно, – не хотим. Может быть, мы потом закажем десерт и кофе, но пока совершенно в этом не уверены.
Однако он не унимается.
– Вы пришли в ресторан, чтобы съесть две тарелочки макарон? И может быть, – он комически повышает голос, – может быть, десерт и кофе? А может и не быть? Вы в этом еще даже не уверены?
– Именно так, – подтверждает Бруно.
Думаю, он сдерживается не столько из вежливости, сколько потому, что мы страшно устали и хотим есть. Кроме того, из ресторана открывается потрясающий вид на порт.
– А что, разве это проблема? – спрашивает он холодно. – Так мы можем и в другом месте поесть.
– Нет, нет, проблемы нет. – Официант-хозяин демонстрирует покорность, делая хенде-хох, то есть поднимая руки вверх на секунду, после чего удаляется на кухню.
До нас доносится его саркастическое сообщение повару: «Тренеттини аль пестино, спагеттини алле вонголине – и всё!!! ВСЁ!!!»
Дело пахнет скандалом. Но повар молчит, а ресторан мало-помалу наполняется людьми, и официанту становится не до нас, он только плюхает на стол наши макароны и исчезает без комментариев.
Мои тренетте – отличные, и Бруно, кажется, тоже доволен своими ракушками. Мы жуем, глазеем на медленно передвигающиеся по порту судна и беседуем о том, что жизнь, кажется, удалась.
Но пора ехать дальше. Бруно просит счет, официант приносит его без единого движения мышц лица, даже и не пытаясь упрекнуть нас за незаказанный десерт. Зато у Бруно очки лезут на лоб вместе с бровями. Он молча расплачивается и устремляется к выходу, бросив на прощание покрытое инеем арривидерчи. Ясно, что мы сюда никогда не вернемся. Я умираю от любопытства – что же там такое было, в этом счете? Вроде бы Бруно не так уж много денег положил. Какая-то оскорбительная записка? После короткой драматической паузы, когда мы уже на улице, Бруно объявляет: коперто – три пятьдесят!
Коперто буквально означает «накрытый стол» или «столовые приборы». Во многих итальянских ресторанах – да почти во всех – к счету прибавляют символическую сумму, как бы за хорошо накрытый стол, а на самом деле за обслуживание, то есть своего рода обязательные чаевые. Благодаря чему необязательные чаевые посетители оставляют крайне редко, только в особых случаях. Например, если заказываешь что-нибудь такое, чего нет в меню. Или если являешься обедать в полтретьего, когда повар уже сам сидит за столом и жует. Или заказываешь только закуски и понимаешь, что больше ничего не хочется.
– Но ведь мы так и сделали, да? – уточняю я. – Попросили только первое и больше ничего не захотели?
– Мы сделали совершенно не так! – вскипает Бруно. – Между первым и закусками огромная разница, как ты не понимаешь!
Чуть успокоившись, он эту разницу мне объясняет.
– Да, паста и закуски-антипасти стоят примерно одинаково. Антипасти даже чуть дороже. Однако заказать только макароны вполне прилично даже на ужин, а уж днем – так и говорить нечего. Особенно в наше время, когда столько итальянок, зомбированных тлетворной американской прессой, все время мечтают похудеть… – С этими словами Бруно игриво щиплет меня за изгиб бедра.
– Так в чем разница-то?
– Антипасти – это несколько маленьких искусно приготовленных штучек-дрючек, – объясняет Бруно. – Рулетик, пирожок, киш, фриттата, маринованный грибок, сушеный помидор – это же все отдельные блюда, в которые вложен труд. Кто-то их приготовил, нарезал, красиво уложил. Время – деньги! А макароны – что? Вода да мука. Каждый дурак может их сварить!
Я гневно молчу, потому что он-то свои макароны всегда варит сам, мне не доверяет, потому что считает, что у меня не получится, как надо.