трумплини, фокануты, везувиаты.
Продолжая древнеримскую тему, едем к развалинам амфитеатра. В нем демонстрировались шоу-программы – кровавые бои гладиаторов и свирепых зверей, которых сюда бесперебойно завозили из Африки на кораблях. А для более взыскательной публики строились театры, где ставились пьесы модных тогда драматургов – Ливия Андроника, Гнея Невия, Плавта и Пакувия. Все культурно-развлекательные сооружения были обустроены по последнему слову тогдашней техники: поворотные механизмы быстро заменяли декорации, а если шел дождь или солнце светило слишком ярко, рабы моментально натягивали тент.
При римлянах тут было много фонтанов – для красоты, питья и гигиены, а вода поступала по акведуку, то есть водоводу на гигантских каменных опорах. Одна такая опора сохранилась до наших дней… то есть это мы сначала думаем, что она такая одна, и припарковываем возле нее машину, рассудив, что очень легко ее найдем. Не тут-то было! Путеводитель сообщает, что таких опор здесь несколько десятков, просто они стоят далеко друг от друга.
Изрядно набегавшись между «ногами» акведука, находим наконец машину и едем дальше.
– Ты любишь замки? – спрашивает Бруно.
– Да я как-то равнодушна к ним, – отвечаю осторожно, потому что если их на Лазурном Берегу столько же, сколько древнеримских развалин, то у меня уже ножки устали. К моей радости, в начале XVIII века французский «король-солнце» Людовик XIV приказал разрушить все местные крепости, чтобы враги не смогли в них окопаться.
Однако один замок чудом уцелел, причем это вообще самый древний средневековый замок во Франции. Конечно, нам туда надо – посмотреть, как жили феодалы. А жили они очень неуютно: комнаты крошечные, посреди гостиной – колодец, на всю стену – камин, топившийся дровами, – у нас дома такой же, только поменьше и с дверцей, которая защищает нас от дыма. По иронии судьбы, самое большое и хорошо сохранившееся помещение замка служило тюрьмой. Воображаю себе такую сцену: хозяин женится на средневековой красотке, та, надув губки, требует себе уютный будуар, а он ей отвечает сурово: «Дорогая, лучший комфорт – это безопасность. Поэтому здесь будет тюрьма».
Обедаем в Мужене. Это крошечный городок на холме, размером с Триальду, если не меньше, однако куда более ухоженный. Он знаменит своей кухней и весь состоит из ресторанов, причем у каждого своя фишка: в одном во всех блюдах присутствует миндаль, в другом – трюфеля, в третьем – фуа-гра, даже десерт сделан из гусиной печенки! Но меня из всего этого богатства интересует одно: омлет! Простейший омлет из двух яиц, с сыром или ветчиной, есть в меню любой французской забегаловки. Ну почему их не делают в Италии? Что может быть лучше омлета на завтрак или на обед? Я хочу присудить Франции еще два очка, но Бруно категорически против: ведь кроме омлетов, практически вся еда – итальянская!
– Что французы могут противопоставить пицце и пасте? Лягушачьи лапки? Не смеши меня. Прошутто́, паста́, желато́, – читает он итальянские названия с французским акцентом, – пидза́…
Я аж подпрыгиваю.
– Что ты сказал?!
– Пидза – так французы пиццу называют.
А я была уверена, что раз Ницца по-французски будет Нис, то и пицца должна быть пис! Но не сдаюсь.
– Позволь, а как же милые русскому сердцу французские супермаркеты? В них есть сметана, творог, укроп – всё, чего в Италии днем с огнем не сыщешь. А также прекрасные этнические магазинчики – китайские, арабские, индийские. Я тут даже армянский соус из гранатового сока видела, уж не говоря о соевом!
Бруно ничего такого не ест, поэтому ему меня не понять.
– В Санремо есть китайский ресторан, – вяло парирует он.
– Да, есть. Там и дешево, и вкусно, и официанты так и стелются. Но скоро закроется. Ты там когда-нибудь видел итальянцев? Одни китайцы да русские, а мы им выручку не сделаем.
– Но вот что точно лучше во Франции – так это вино, – оживляется Бруно. – Даже не то что лучше… а изысканнее, что ли. И дороже. Итальянцы любят французские вина, но на каждый день предпочитают отечественные: покрепче и подешевле.
Вина мы не пьем, но я заказываю бутылку воды с газом. Бруно пихает меня под столом ногой:
– Ты посмотрела, сколько стоит вода?!
– Нет, а сколько она может стоить? Ну евро, н у два…
– Это в Италии! А во Франции обычная минералка почему-то дороже раза в два.
Я оглядываюсь по сторонам. Действительно, кроме нас, больше бутылок с водой ни у кого нет, у всех – графины, а в них – вода из-под крана, совершенно бесплатно.
Поедая десерт, при участии официанта (итальянца) и соседнего столика из трех человек (французов) мы пытаемся сформулировать, чем же отличается отношение к еде у итальянцев и французов. За кофе приходим к такой формуле: итальянец не будет жить там, где плохо кормят, а француз не поленится проехать сто километров, чтобы хорошо поесть.
После Мужена мы долго-долго едем в горы. Конечно, это те же Приморские Альпы, что и у нас, но пейзаж совсем другой. Дорога шире и огорожена не скучными металлическими или бетонными бортиками, а симпатичными перилами из сучковатого дерева. Мы проезжаем много живописных ферм с соблазнительными табличками «Сыры и мед». Плюс Франции – у нас в Лигурии сельское хозяйство выглядит куда более заброшенным. На круглых склонах пестреют золотисто-алые линейки из виноградных лоз. Урожай уже собран, так что людей не видно, только меланхоличные стада позвякивают колокольцами. Тормозим возле огромной розовой бутылки с надписью «Дегустация». Бруно за рулем, а я очень даже не против продегустировать местные напитки! Большой лысый дядька рад нас видеть. Редко кто сюда заезжает в поисках провансальского розового – основная масса виноградников произрастает гораздо западнее. Пока я изображаю из себя профессионала – болтаю вино в бокале, нюхаю его с умным видом, полощу вином рот и с большим сожалением выплевываю его в специальный тазик, – хозяин рассказывает нам душераздирающую историю: по его словам, злые силы пытаются выдавать за розовое вино смесь белого и красного, что совершенно незаконно. В результате производители настоящего, биологически-экологического, традиционно-старинного розового, вроде него, несут колоссальные убытки!
Он демонстрирует нам банку, в которой ползают отвратительные серые бабочки. Это вредители. Вместо того чтобы поливать их пестицидами, виноградарь спаривает вручную близкородственных особей – потомство от таких браков оказывается недееспособным. Вырождается, как европейские монархи, женившиеся на двоюродных сестрах.
Покупаем несколько бутылок розового и едем дальше. Постепенно горы начинают лысеть. Густых зеленых елок становится все меньше, жухлая трава овец не привлекает, зато появляются ульи. Шумят многоярусные водопады. Скоро-скоро их намертво скует мороз.
Мы устали, поэтому останавливаемся у первого попавшегося бара, на вид очень скромного.
– Где тут у вас ванная? – вежливо спрашивает Бруно по-французски.
– Вы имеете в виду туалеты? – уточняет официант. – Вон там, направо.
Ну да, еще одно отличие. По-итальянски прилично спросить про ванную, хотя тебе, конечно, нужно именно в туалет. По-французски туалеты во множественном числе, хотя он там один. Даже не знаю, какой стране ставить плюсик. Получается, что Италия с эвфемистической «ванной» деликатнее, зато Франция честнее.
Нам повезло: единственная в радиусе пятидесяти километров гостиница – прямо здесь же, на втором этаже. Комната хорошая и чистая, но в ванной явно чего-то не хватает.
– Биде! – потрясенно говорит Бруно, правда смотрит при этом не в ванную, а в телефон. Да, я тоже уже не представляю себе жизни без биде. В Италии (плюс один!) им оснащены даже самые занюханные беззвездочные пансионы, а французы, выходит, как-то обходятся без него.
– Да нет, – говорит Бруно, – это мне Лоренцо прислал СМС. Джулия украла у Карлоса биде.
– Но как?! Как ей это удалось? И зачем?
Любопытство так разбирает нас, что Бруно звонит Лоренцо. К сожалению, подробности не такие пикантные, какими мы их воображали (ночь, Джулия вся в черном, на голове чулок, прокрадывается на половину Карлоса с ящичком инструментов и т. д.). Просто Карлосу пришел счет из магазина сантехники – кто-то купил биде, воспользовавшись его именем.
– И что теперь?
– Да ничего, – пожимает плечами Бруно, – к делу подключились адвокаты. Так что затянется на годы.
После ужина идем на прогулку, и Франция получает еще одно очко: в девять вечера местное сельпо еще открыто, и в нем продается свежее мясо, свежее молоко и свежий хлеб! В нашем «мазагине» мяса и молока не бывает вообще, а хлеб – только триальдский и только до 11 утра.
Следующим утром, ни свет ни заря, выруливаем на дорогу, про которую пишут, будто она самая высокая в Европе. Открываются такие шири и дали, что просто дух захватывает. Мимо нас медленно и совершенно спокойно ходят толстые сурки. Я их никогда не видела, но знала про них с детства, по песне Бетховена на слова Гёте «И мой сурок со мною». Совместными усилиями мы с Бруно вспоминаем целый куплет на трех языках:
По разным странам я бродил,
Avec que la marmotte,
Und immer was zu essen fand,
И мой сурок со мною!
Но смысл этой песни от меня все равно ускользает. Зачем вообще лирический герой завел себе сурка? Экстравагантное хобби, как у некоторых звезд – держать дома питона или мартышку? Бруно объясняет, что песня про нищих савойских мальчиков, которые сурков ловили, обучали танцевать на задних лапах, как собачек, а потом отправлялись пешком в богатые соседние страны – Германию и Швейцарию – и демонстрировали на улицах свое нехитрое шоу.
Несуществующее ныне герцогство Савойя располагалось именно здесь – вот прямо где мы едем. Я недоверчиво смотрю по сторонам. Уже появляются островки снега. Непохоже, чтобы тут росла савойская капуста! И савойских пирожных что-то не видать. Сурки тоже пропадают, и по краям дороги высятся