пышные сугробы, а сама она, как это ни удивительно, расчищена.
– Ставь Франции плюс, – бурчит Бруно, – вот скоро и в Триальде выпадет снег, и ты увидишь: никто и не почешется чистить дороги!
Глазея по сторонам, мы едем так медленно, что нас обгоняет лыжник – на роликовых лыжах.
На самой вершине выходим из машины, но только на минуту: очень холодно. Настоящая зима. И сразу – назад, в осень. Снова появляются голубые спящие озера, вырастают уютные ели, переваливаются сурки, озера сменяются шустрыми водопадами, а сурки – овцами.
Нам уже пора домой, но я начинаю ныть, что мы не посмотрели жизнь богатых и знаменитых – ни в Сен-Тропе не побывали, ни в Каннах, как же так!
– Давай хотя бы в Монако заедем, это даже и не Франция, а карликовое государство, а я никогда в жизни не была в карликовом государстве, ну, Бруно…
– Ты уже в нем одним боком, – терпеливо отвечает Бруно. – Твоя правая сторона – во Франции, а левая – в Монако.
Я верчу головой туда-сюда, и до меня наконец доходит, что он имеет в виду. Таблички с названиями улиц cовсем разные! Значит, граница проходит прямо посередине улицы.
Мы паркуемся возле порта. В нем – масса плавсредств, на любой вкус. Выкрашенные в яркие цвета рыбацкие лодки, по которым шастают чайки в надежде найти забытую рыбешку, соседствуют с белоснежными красавицами яхтами, на которых есть все, даже вертолетные площадки. Обеденный час, и на многих яхтах накрыты столы. Миллиардеры обедают, а мы за ними наблюдаем. Неужели приятно питаться перед публикой, как будто ты экспонат на выставке?
– Очень приятно, – убежден Бруно. – Единственная проблема – решить, перед кем ты хвастаешься: перед простой публикой или перед друзьями? И то и другое вместе – невозможно.
– Почему это?
– Если ты пригласил друга пообедать, то как же тогда публика определит, кто из вас владелец? Может, это он хозяин яхты, а ты – его дальний родственник из Згурголы…
Некоторое время уходит на выяснения, что же такое Згургола: городок, который для римлян символизирует провинциальность, как для москвичей – Жмеринка или Бобруйск.
– А если ты один – то тогда да, сразу понятно, кто тут главный, но как же тогда хвастаться кожаным салоном, ванной-джакузи и прочими сокровищами, скрытыми в глубине яхты?
Мы сходимся на том, что миллионеры живут по жесткому графику: по четным обедаешь один, на потеху публике, по нечетным – развлекаешь своих товарищей, миллионеров из Згурголы.
Из Монако мы никак не можем уехать: вроде бы всего два квадратных километра, но сколько же тут понапихано всего интересного! Ездим с одной улицы на другую на лифте, катаемся на рейсовом кораблике по порту, возле княжеского дворца наблюдаем смену караула (очень красивые, но совершенно небравые парни), фотографируем ящички с дефибрилляторами – вдруг кому-то станет плохо, так прохожие его оживят. Напоследок, уже в полном изнеможении, гуляем по нарядному саду возле знаменитого казино Монте-Карло. В само казино коренных жителей Монако, которые называются смешным словом «монегаски», не пускают: дескать, нечего благонамеренным католикам предаваться порокам, пусть иностранцы грешат. Повсюду понатыканы видеокамеры, поэтому преступности в Монако практически нет… ну кроме экономической, конечно. В этом маленьком государстве крутятся большие, очень большие деньги.
А ведь когда-то Монако было сплошным недоразумением. Правители – князья Гримальди – стремились в Париж, хотели развлечений и шикарной жизни, но их родовая вотчина никаких доходов не приносила, жители еле-еле сводили концы с концами. Совсем до ручки Монако довел «князь-актер» Флорестан I: он действительно играл в парижских театрах, а хозяйством совершенно не занимался. Подданные были настолько недовольны его правлением, что девять десятых княжества самопроизвольно отделились и присоединились к Франции. Следующий правитель, Карл III, наконец взялся за ум и воплотил в жизнь блестящую идею: открыл в Монако казино. В XIX веке это было еще совершенно новым развлечением. По всей Европе казино то открывались, то закрывались – после какого-нибудь громкого скандала или по требованию церкви.
Но, как ни странно, в Монако дело пошло на лад – возможно, потому, что князю нечего было терять. Деньги потекли рекой, стали приезжать европейские монархи, и наши Романовы тоже. Железной дороги тогда не было, добираться приходилось на перекладных, и многие пользовались этим предлогом для того, чтобы оставить дома жен и детей. Например, дряхлый бельгийский король Леопольд выгуливал тут шестнадцатилетнюю куртизанку и даже выстроил для нее неподалеку красивейшую виллу – сейчас она считается самой дорогой недвижимостью мира, ее торговал один российский олигарх за полмиллиарда, но так и не купил. Кажется, его арестовала французская полиция по подозрению в сутенерстве – уж слишком много вокруг него вертелось несовершеннолетних красоток. Разумеется, это была трагическая ошибка – девицы развлекались с олигархом чисто платонически, такой уж он умный и интересный собеседник. Миллиардера выпустили, но он уже обиделся и покупать виллу отказался.
– Видишь, как тяжело быть миллиардером!
– Постой, но ведь не ради казино здесь селятся олигархи?
– Разумеется, нет. Они сюда слетаются, как мухи на мед, потому что в Монако нет подоходного налога. Вот, к примеру, есть у тебя миллион евро… – Бруно смотрит на меня оценивающе: может ли у меня иметься миллион евро или нет… – Все равно тебе с ним в Монако делать нечего. Потому что самая завалящая однокомнатная квартира – панельная коробочка с мини-кухней в одном углу и мини-душем в другом углу – как раз и обойдется в миллион, цены тут выше среднеевропейских примерно в десять раз.
Мы как раз проходим мимо агентства недвижимости, я хватаю буклет и убеждаюсь, что Бруно прав.
– Зато если у тебя имеется пятьдесят миллионов, то есть прямой резон потратить миллион на квартирку и получить громадное послабление насчет налогов!
– И что же, миллионер будет ютиться в однокомнатной панельной квартирке?
– Нет, конечно. Пять метров от границы – и цены снова падают, так что они покупают себе прекрасные виллы «ноги в воде», то есть с персональным спуском к морю.
Выбравшись из Монако, мы гуляем вдоль моря, как раз мимо этих прекрасных вилл. Мне кажется, что мы почти в раю. Синие волны (вот почему берег – Лазурный!) бросаются на камни, но до нас не достают. Солнце щедро припекает. Вдоль тропы – тропические кущи, некоторые кусты до сих пор пышно цветут. Даром что почти зима!
Несмотря на такую прекрасную погоду, многие виллы наглухо закрыты – не сезон. Но чу! Есть жизнь и тут: сверху доносится русский мат. Кто-то отчитывает садовника Владимира за то, что на дорожке валяются ветки.
– Вот тут у тебя – что за хуйня такая? Вот я, допустим, выпил, иду нетвердо – и что? Споткнулся – упал. Очнулся – гипс. Ты этого хочешь, Владимир?
По моему настоянию мы усаживаемся на лавочку – очень уж интересно послушать, чем дело кончится. Через несколько минут появляется недовольный хозяин, полностью экипированный для пробежки.
– Вот ведь какая удивительная судьба, – задумчиво говорит Бруно. – У нас с тобой совсем нет денег. Ну, во всяком случае, с точки зрения этого русского синьора. У него, наверное, даже бейсболка стоит не меньше ста евро! Но мы сидим в теньке и попиваем прохладную минералку, никуда не спешим, и нам не нужно ни решать вопросы с садовником, ни мчаться рысцой по жаре!
У самой границы останавливаемся перекусить. Обслуживает кафе чрезвычайно ветхий, но шустрый старичок. Народу нет, ему скучно, и он рассказывает нам, как много лет назад, мальчиком он ездил в гости к бабушке в Италию. За два часа поезд шесть раз пересекал границу Франции и Италии, а граница тогда была настоящая, с пограничниками. Контролер собирал со всех пассажиров паспорта и выдавал их на проверку целой кучей, пока по вагонам проходил таможенник с ленивой толстой собакой. Когда поезд окончательно оказывался на итальянской территории, кондуктор снова проходил через поезд, выкрикивая фамилии: «Лантери! Оддо! Барелли! Феррари! Дженовезе!» То есть все местные французы – на самом деле потомки итальянцев, и в подтвержение этой мысли он рассказывает нам анекдот про «мы здесь все французы» (произносится по-итальянски – сьямо тутти франчези – собственно, в этом и заключается анекдот).
Под синей табличкой с надписью «ITALIA» стоят люди в форме: четыре жандарма и три карабинера. Все – писаные красавцы. Итальянцы – с безупречными бородками, зато у одного из французов шикарные усики. Наша контрабанда – сметана, черносмородиновый ликер и овсяные хлопья – никого не интересует. У них какие-то свои терки.
– Женщин обсуждают! – авторитетно заявляет Бруно. – Самые красивые французские женщины – итальянки, тут уж и спорить нечего: Софи Лорен, Летиция Каста, Карла Бруни.
С этим я охотно соглашаюсь, тем более что мужчины тоже ничего: Мишель Платини, Жан-Поль Бельмондо.
– С другой стороны, если взять обычных женщин, не звезд, то француженки красивее, – неожиданно заключает он. – Французская женщина выглядит элегантно в любом возрасте, а итальянки превращаются в аляповатых старушек, вспомни хоть Луиджину, хоть Антониетту.
Пожалуй, и тут он прав. Может быть, дело всего лишь в одежде – француженки любят черное, а оно, как всем известно, стройнит, тогда как итальянки в обязательном порядке обвешивают себя золотыми украшениями.
– И еще француженки одеваются гораздо откровеннее, не боятся показать голое тело!
Ну да, действительно. Вот, например, символ Франции – Марианна – всегда изображается с обнаженной грудью. А на площадке для игры в шары в обязательном порядке присутствует девица Фанни, задравшая юбку: проигравший должен поцеловать ее в голый зад.
Но тут мне приходит в голову другая мысль.
– Зачем им обсуждать женщин? На таких красавцев они и так пачками вешаются, безо всяких обсуждений. Знаешь, о чем они спорят? Что сказал Матерацци Зидану!
Такой реакции я никак не могла ожидать. Бруно надувается как шар. И как это я до сих пор не могу запомнить: ИТАЛИЯ – ЧЕМПИОН ПО ФУТБОЛУ! Причем чемпион всего: Европы, мира и Вселенной. Если же по какому-то трагическому стечению обстоятельств Италия временно не чемпион, так это только формальность, на которую даже внимания обращать не стоит!