Чувство капучино — страница 42 из 46

Чтобы разрядить обстановку, я спрашиваю, как же так получилось, что окрестности Ниццы из итальянских превратились во французские. Неужели итальянцам было не жалко этих замечательных мест?

– Жалко, но такой уж был уговор. В 1858 году король Пьемонта и Сардинии обратился к Франции, чтобы та помогла выгнать австрийские войска из Ломбардии и Венеции. А в качестве благодарности подарил французам Ниццу и прилегающие земли.

Мне такая идея – получить одну территорию в обмен на другую – кажется странной, но Бруно считает, что это был правильный ход: освобожденный север намного больше того куска, что отдали Франции.

– Но почему этот король обратился к Франции, а не к Италии?

Бруно не может поверить, что я так плохо знаю историю своей новой родины. Никакой Италии тогда не было! Были отдельные кусочки: Папская область – куда больше, чем нынешний Ватикан, – Пармское герцогство, загадочное Королевство Обеих Сицилий (откуда вторая-то взялась?!). И только к 1861 году они кое-как объединились в Италию при посредничестве графа Кавура, которого носки…

– Носки?..

– Есть такой сыр – кавур, настолько вонючий, что в народе его называют «носки графа Кавура». Что, конечно, никак не должно умалять достоинства этого великого человека.

Я рассказываю Бруно, что в России в тот самый год отменили крепостное право. Он этого тоже не знал. А во Франции 1861-й ознаменовался тем, что всю страну покрыла телеграфная сеть.

Благодаря последнему очку счет в битве сравнялся. Арбитры удаляются на совещание и выходят с такой формулировкой: кофе лучше в Италии, булочки вкуснее во Франции. Булочки к кофе привезти можно, а вот кофе к булочкам – нельзя! Так что поживем пока в Италии.

Секс! Секс! Секс! Каждый культурный человек должен поучиться у итальянцев, как о нем разговаривать


Науке неизвестно, являются ли итальянцы лучшими в мире любовниками. Они сами, конечно, считают, что да. Но как проверить?! Всех ведь не перепробуешь. Зато с уверенностью можно утверждать, что итальянцы лучше всех в мире разговаривают о сексе. Они делают это везде: в очереди к зубному, на прогулке с собакой, на смертном одре. Прекрасный пример того, с каким мастерством итальянцы говорят о сексе, – прямой эфир развлекательной программы «Фантастико», где встретились дважды оскароносный Роберто Бениньи и поп-звезда Рафаэлла Карра. Ролики в изобилии выложены на youtube.com, и посмотреть их стоит, даже если вы ни слова не понимаете по-итальянски.

– Красавица Карра!

– Когда видишь красное, ничего не соображаешь, да?

– Иди сюда-а-а!

– Ага, сейчас.

Недолгая погоня заканчивается тем, что Бениньи побеждает: Карра падает на колени, а он прыгает на нее сверху. На лице – чистое, ничем не замутненное счастье.

Зрители беснуются. Каждый итальянец старше пяти лет хотел бы оказаться сейчас на месте Роберто, и он это прекрасно знает. Он поднимает певицу, обняв за задницу и не преминув заметить:

– Какая красивая попка!

И дальше, без лишних вступлений, – к делу.

– Моя Карра! А что это у вас там такое? Ну что, скажи? Трактор? Поезд? Автострада Флоренция – море? Туннель под Монбланом? Покажи мне на секундочку!

Попробуйте себе представить россиянина – ну, например, Владимира Меньшова, у него тоже есть «Оскар», – который просит Аллу Пугачеву показать ему причинное место. Впрочем, Рафаэлла Карра, которая в этот момент пытается приладить на задницу оторванный в процессе борьбы бант, тоже делает удивленно-неприступный вид:

– Что тебе показать?!

– На секундочку!

– Что?!

– Это же один миг! Раз-раз!

Бениньи демонстрирует, как задрать платье. Карра реагирует, как очень умная женщина:

– Да не выйдет ничего – там все на пуговицы застегнуто. Не получится.

Но он настаивает:

– Ну пожалуйста!!! На секундочку! Я не хочу умереть, не увидев, что там у тебя!

– Никогда не видел?!

– Ну, видел… несколько раз.

– Ага! Говори правду!

Но Бениньи хочет посмотреть! И приводит аргумент, казалось бы совершенно немыслимый в такой католической стране, как Италия:

– Господь сказал: размножайтесь. А Адам спрашивает: а как это делается? Ну не умел он! Бог говорит: я же только-только создал мир, не могу же я с самого начала неприлично выражаться! И поэтому он поместил все эти штуки в самый центр тела. Чтобы никто не ошибся.

Дальше начинается феерия синонимов. У каждого региона Италии есть свое словечко, и не одно. Перевести их, конечно, можно только приблизительно, но представление о широте диапазона составить можно.

– …Эта вещь – деликатная, красивая, чувствительная, поэтичная. Киска! Как еще ее можно назвать? Гитарка! Воробушка! Фисгармоника!.. Да покажи же ты мне ее, наконец! Воробушка, мартышка, полынья, салатница! Неаполитанцы, а? Салатница! Как красиво, как зажигательно! Индюшка, мышка, крыска, пельмешка… Как красиво! А медицинские термины: вагина, вульва… Вульва – это страшно! Смотри, какая вульва! 740 турбодизель. Это что-то! Вульва пугает. Тут же, без перерыва, Бениньи переходит к мальчикам.

– Стручок, пистолетик, перчик… А потом, когда вырастет, превращается в дубину, банан, копье, кувалду, огурец. Сколько слов! Вспарыватель живота гусыни! Инструмент!

И немного о политике:

– Ребята, всё на свете – сексуальная проблема! Представьте себе только, что было бы, если бы в Италии тебя бы могли уволить за… как это называется… вербальные сексуальные оскорбления. Да у нас все политики отправились бы на галеры! Возьмите Саддама Хусейна, Буша: мое орудие больше твоего, у меня суперпушечка. Все это – взрыв репрессированной сексуальности. Они должны больше заниматься любовью!

Последний эпизод: Бениньи обращается к мамочке.

– Мама, не бойся! Мама смотрит телевизор, а я их так люблю, мамочку и папочку!

Карра:

– Синьора, простите его!

Бениньи:

– Мама, не волнуйся! Даже если меня арестуют, то отправят в сумасшедший дом, а потом выпустят. Не волнуйся! Все, что я тут говорил, – не ругательства. Ругательства – это спонсор, аудитория, массмедиа. А то, что я тут наговорил, – это красиво!

Глава тринадцатаяДекабрь. Я здесь живу

– Ты ничего не чувствуешь? – озабоченно спрашивает Бруно.

– Нет, а что?

– По-моему, пахнет дымом. Кажется, засорился дымоход.

Мне сразу вспоминается Андерсен, трубочист и пастушка… но Бруно, как известно, детских книжек не читал.

– Ну так мы же его не чистим, вот он и засорился. Вызови трубочиста, и все будет в порядке.

– Легко сказать!

Это неправда! На то, чтобы сконструировать эту фразу, у меня ушло минут десять, потому что я полезла в словарь за «трубочистом». Но я молчу, и Бруно продолжает:

– Где же взять каминочиста? Прошли те времена, когда в Триальде проживало десять тысяч человек и у всех имелись периодически засоряющиеся трубы. Тогда, конечно, был и соответствующий работник. А сейчас профессия умерла, нет таких специалистов. Придется идти в «мазагин» и покупать щетку.

Перед нами в очереди всего две пожилые дамы, но мы с Бруно стреляные воробьи – знаем, что это может затянуться надолго, и в магазин ходим с книжками. Марко занят важным делом – ищет лампочку. Для этого он открывает ящик за ящичком, ящик за ящичком… Всего их около сотни.

– Надо когда-нибудь подписать эти дурацкие ящики, – бормочет он. – А! Нашел. Черт, не та!

Наконец медитативная практика открывания и закрывания подходит к концу. Денег за лампочку он не берет, так как для этого надо прошерстить толстую тетрадь с ценами, – «Завтра занесете».

Следующей синьоре нужен утюг – и не абы какой, а самый лучший, «с яйцами». Старушка сжимает кулачки, демонстрируя, какого размера «шары» должны быть у утюга:

– Он у меня будет работать каждый день! Я не какая-нибудь там лентяйка, которая гладит раз в неделю.

Мы с Бруно переглядываемся. «Хорошо бы хотя бы раз в неделю вытирать с утюга пыль и паутину», – мучаюсь я угрызениями совести.

Марко приветствует нас обычным для этого времени года текстом: как же Наде должно быть сейчас жарко! Он видел по телевизору репортаж из Сибири – на улице минус тридцать, а дома люди ходят в легких маечках. Я пытаюсь объяснить про центральное отопление, теплые дома и горячую воду, которая никогда не кончается, но это бесполезно. Марко уверен, что я, как и все русские, сибирский морж, которому холод нипочем.

Щетка для чистки камина у него есть – гибкая раздвижная палка, на конце которой ершик, как для унитаза, только металлический. Но, по его мнению, Бруно один с ней не справится. Поэтому через полчаса Марко закроет магазин и придет к нам помогать.

– Надоело! Прямо хоть табличку на шею вешай, – ворчу я на обратном пути и складываю из пальцев рамочку: – «В России теплые дома».

Вдруг Бруно дергает меня за руку, довольно грубо. Он весь красный от возмущения:

– Прекрати сейчас же, на нас смотрят!

Сверху, с балкона сумасшедшего дома, раздаются одобрительные вопли. Бруно ускоряет шаг. Ему явно не хочется иметь со мной ничего общего, но почему? Что я такого сказала? Неужели сам факт, что в далекой холодной России народонаселение наслаждается теплыми домами, для итальянца оскорбителен?

Нет, с фактом все в порядке. А вот рамочка из пальцев – это верх неприличия. Особенно для женщины. Это настолько чудовищно, что Бруно наотрез отказывается объяснить мне, в чем дело. И раскалывается только после допроса с пристрастием, который у нас в семье проходит под кодовым названием «Советская армия наступает по всем фронтам».

Невинная конструкция из пальцев – указательный к указательному, большой к большому – угрожающий тюремный жест, его демонстрируют только крутые парни, которым нечего терять. Он означает примерно следующее: «Я могу сделать твой анус во-о-от такого размера!»

Да, явно не то, что я имела в виду.

Приходит Марко, и мужчины лезут на крышу. Горный парадокс: на крышу надо не карабкаться снизу вверх, а спускаться сверху вниз. Было бы логично, если при таком раскладе и падать пришлось бы наоборот – взлетая к облакам. Но закон земного притяжения еще никто не отменял, поэтому я запираюсь у себя в комнате: