Мужчина подошел к ней сзади, и Люба даже не сразу заметила, что рядом кто-то идет. Когда она в очередной раз развернулась, чтобы идти в обратном направлении, – столкнулась с ним нос к носу, вежливо улыбнулась и сделала шаг в сторону, чтобы обойти препятствие. Но мужчина не пропускал ее.
Она нахмурилась.
– Здравствуйте, Люба.
Он улыбнулся, но и в голосе, и в лице его Люба уловила напряжение. «Симпатичный», – решила она в первый момент, но уже в следующую секунду сказала себе: «Нет, красивый». Мужчина был высок, широкоплеч, синеглаз, только выглядел каким-то измученным, словно долго болел. Наверное, тоже из родителей юных спортсменов, ходит-бродит-скучает, вот и решил познакомиться, чтобы время скоротать.
– Здравствуйте, – ответила она, закрывая книгу. – Мы знакомы?
– Нет. Но я хотел бы с вами познакомиться. Вы не возражаете?
Она и сама не знала. С одной стороны, раз у него ребенок занимается на катке, значит, и жена есть, и с этой точки зрения знакомство совершенно бесперспективное. С другой стороны, целеустремленная, трудолюбивая и живущая по жесткому графику Люба запланировала на время тренировки проработать две главы из этой монографии, и терять время попусту не хотелось. Но была еще и третья сторона: сам мужчина, показавшийся ей необыкновенно привлекательным. Какой бы послушной дочерью, каким бы строгим учителем ни была Люба Филановская, она оставалась женщиной, к тому же не избалованной мужским вниманием.
– Не возражаю, – улыбнулась она. – Мое имя вы уже знаете. А ваше?
– Сергей. Не хочу, чтобы возникло какое-нибудь недоразумение, поэтому сразу назову и фамилию: Юрцевич.
Она споткнулась. Юрцевич подхватил ее под руку, но Люба вырвалась резким движением и отступила на пару шагов.
– Что вам нужно? Ну что вам опять нужно?! – гневно заговорила она. – Сначала жену ко мне подсылаете, теперь сами явились. Вас что, уже выпустили?
– Как видите. Не надо сердиться, пожалуйста. Разве я не имею права посмотреть на своих сыновей? Я часто сюда прихожу, просто вы всегда читаете, по сторонам не смотрите, поэтому не замечали меня.
– Вы следите за нами? – с ужасом спросила Люба.
– Я не слежу, я смотрю на мальчиков. Уж в этом-то вы мне отказать не можете.
– Могу, – твердо произнесла она, ускоряя шаг. – И откажу.
– Не обольщайтесь, – усмехнулся Юрцевич. – Вы не можете ничего мне запретить.
– Я заявлю на вас в милицию.
– И что? Разве я пристаю к вам? Разве пытаюсь заговорить с сыновьями, увести их от вас? Разве я вообще делаю хоть что-то запрещенное законом?
– Прекратите называть детей сыновьями! Забудьте о том, что вы их отец. Они – дети моей покойной сестры, мои племянники, внуки моих родителей. И на этом всё. Вы не имеете к ним никакого отношения.
– Вы ошибаетесь, Люба, – мягко проговорил он. – Я имею к ним отношение. Саша и Андрей – мои сыновья, их родила женщина, без которой я не мог жить, да и сейчас не могу, я до сих пор каждый день думаю о Наденьке, мысленно разговариваю с ней. И я очень их люблю, моих мальчиков, потому что они – ее продолжение, ее новое воплощение. Мне необходимо их видеть, и я был бы счастлив, если бы вы позволили мне хотя бы иногда общаться с ними.
– И не мечтайте, – бросила Люба, не поворачивая головы. – Не смейте даже приближаться к ним.
Юрцевич несколько секунд шел рядом молча, потом неожиданно кивнул:
– Хорошо. Как вы скажете – так и будет. Приближаться не буду, не стану пытаться заговорить с ними и познакомиться. Но хотя бы смотреть на них мне можно?
В его голосе звучала такая мольба и такая мука! И голос у него, между прочим, был очень приятным. Что, в конце концов, плохого в том, что этот Юрцевич будет издалека смотреть на мальчиков? Да пусть, не жалко.
В отношениях с мужчинами Люба была не особо опытной, серьезных романов у нее не случалось, а короткие и не оканчивающиеся ничем ухаживания не могли дать ей необходимых навыков разбираться в собственных ощущениях. Она в тот момент была уверена, что всего лишь разрешила отцу смотреть издалека на своих детей, ничего больше.
Она снова раскрыла книгу и углубилась в научный текст. Юрцевич больше не шел рядом, он направился в другую сторону и медленно прогуливался, не сводя глаз с катка, на котором занимались Саша и Андрюша, но, поскольку детей в группе было много, его пристальное внимание именно к этим мальчикам никому не было заметно. Иногда маршруты Любы и Юрцевича пересекались, и тогда она делала над собой некоторое усилие, чтобы не поднять голову и не посмотреть на него. И она даже не задалась вопросом, почему так точно и остро чувствует его приближение, хотя обычно не замечала ни идущих навстречу, ни обгоняющих ее людей. И еще она не заметила мелькнувшего в глубине сознания странного желания, чтобы сегодняшняя тренировка длилась подольше.
Наконец детей отпустили. Саша и Андрюша помчались в раздевалку, и Люба направилась поближе к тому месту, откуда они должны были появиться уже переодетыми, краем глаза пытаясь наблюдать за Юрцевичем. Не увидела его и решила, что Сергей уже ушел, однако легкого укола разочарования не заметила. А ведь он был, этот укол…
Весь остаток вечера, занимаясь с детьми, она мысленно сравнивала их с Юрцевичем и находила в мальчиках огромное сходство с отцом. Такие же синие глаза, такие же точеные лица, в которых не было и следа пухлощекой сероглазой Надюши. Мальчишки вырастут и станут такими же красавцами, как Юрцевич. Просто-таки смерть девчонкам! Какой же он красивый, этот Сергей… Тот факт, что Юрцевич весь вечер и всю ночь занимал мысли Любы, ничуть ее не удивил, ну а как же иначе, он ведь отец мальчиков, а мальчики все время у нее перед глазами.
Через два дня, ведя племянников на следующую тренировку, Люба думала о том, придет Юрцевич или нет, и эти мысли тоже показались совершенно естественными. Он пришел. Появился где-то минут через пятнадцать после начала занятий, издалека кивнул Любе, улыбнулся, но не подошел и не заговорил. Она снова читала что-то научное, прогуливаясь вдоль ограждения, но почему-то в этот раз Юрцевич ни разу не попался ей навстречу. То и дело поднимая глаза от книги, она видела его стоящим возле раздевалки и внимательно наблюдающим за катающимися малышами. К концу тренировки Любу охватило непонятное раздражение, природу которого она объяснить не могла. Да и не пыталась. Просто разозлилась, и все. Сердито схватив Сашу и Андрюшу за руки, она потащила их к троллейбусной остановке, ни разу не оглянувшись на то место, где всю тренировку простоял их отец.
Прошла неделя, прежде чем он снова заговорил с Любой.
– Трудно с ними? – спросил Юрцевич, подойдя к ней и даже не поздоровавшись.
– А как вы думаете? – Люба не сумела справиться с волнением, которое приняла за привычное чувство сердитой раздраженности. – Маленькие дети – всегда проблемы.
– Но вам кто-нибудь помогает? Ваша мама или еще кто-то?
– Мама много работает. Может, вы забыли, чем она занимается? У нее нет ни минуты свободной. И вообще она подолгу отсутствует, когда уезжает на гастроли или на съемки. Мальчики полностью на мне.
– Значит, вы совсем одна, – задумчиво протянул Юрцевич. – Вам, наверное, очень тяжело с моими детьми.
– Вот именно, с вашими, – внезапно вспылила Люба. – Вы же ни о чем не думали, когда тащили мою сестру в постель, вам лишь бы свое получить. А я теперь расхлебываю.
Она тут же устыдилась своей вспышки и огорчилась оттого, что в порыве злости назвала племянников «его детьми». Получается непоследовательно: то она утверждает, что Юрцевич не имеет к Саше и Андрюше никакого отношения, а то заявляет, что это его дети.
– Но вы ведь могли отдать мальчиков на усыновление. Наташа вам предлагала, я знаю.
– Какая еще Наташа? – сердито спросила она.
– Моя жена. Вы даже не стали это обсуждать. Если бы вы тогда согласились, сегодня у вас не было бы этих проблем, верно? Дети росли бы в моей семье, а вы были бы свободны.
Правильно. Все правильно. Разве можно объяснить ему, почему она не согласилась? Это даже в мыслях повторить неприлично, не то что вслух произнести, да еще постороннему человеку. Об этом можно было говорить только с матерью, да и то потихоньку.
– Если бы моя семья согласилась отдать детей вам на усыновление, у вас сейчас было бы уже трое на руках, – Люба постаралась добавить в голос побольше презрения. – У вас ведь, кажется, уже есть ребенок. Вы что, подпольный миллионер? Вас только-только из тюрьмы выпустили. Как вы могли бы содержать семью с тремя детьми?
– Меня выпустили не только-только, а довольно давно, больше года назад, – спокойно заметил Юрцевич, словно не замечая ее вызывающе неприязненного тона. – И я очень неплохо зарабатываю. Во всяком случае, на семью с тремя детьми вполне хватило бы. Может быть, вы все-таки передумаете и отдадите мне моих сыновей?
– Не смейте даже заговаривать об этом! Даже если отбросить все прочее, то мальчики уже достаточно большие, чтобы понимать, что семья от них отказывается и отдает в чужие руки. Это травма, которую впоследствии невозможно будет ни залечить, ни компенсировать.
– Они еще совсем маленькие, – возразил Сергей, – они скоро все забудут. Подумайте, Люба. Я ведь серьезно говорю.
– Они не маленькие, – высокомерно бросила Люба. – Они взрослые самостоятельные люди. Они уже давно свободно читают, бегло говорят по-английски, владеют всеми арифметическими действиями, играют на рояле и великолепно решают логические задачи, рассчитанные на десятилетних школьников.
– В самом деле? – удивился Юрцевич. – Вы не шутите?
– Не шучу. К сожалению, мальчики не могут продемонстрировать вам уровень своего развития, мы ведь с вами договорились, что вы не будете пытаться общаться с ними, так что вам придется поверить мне на слово. Но это действительно так. Это очень умные и не по годам развитые дети. Почти вундеркинды.
– Только почти?
– Вундеркинд – это удивительный ребенок, от рождения наделенный природой необыкновенными способностями. Саша и Андрюша – самые обыкновенные дети, просто я много и целенаправленно занималась их развитием.