Анна смотрит на него спокойно и мягко. Патрик продолжает:
– Ты центр моей жизни, ты и дети. Я не хочу навечно застрять в этом «Лабиринте». Я так хочу, чтобы ты была со мной счастлива. Но будь снисходительна. Дай мне шанс научиться. Не думай, что мне все равно, раз я не всегда понимаю, что тебе нужно. Постарайся увидеть, что я пытаюсь. Я делаю для тебя многое. Думаю, мне нужно немного признания. Нужно знать, что ты никуда не уйдешь, что мы останемся вместе и преодолеем все трудности. Знать, что я, в конце концов, не такой уж плохой муж… Мне тяжело все это чувствовать и очень страшно делиться своими чувствами с тобой – вдруг тебе все равно.
В этот момент Патрик полностью открывается, активно помогая жене настроиться на него. Он тянется к Анне и просит ее подтвердить, что его слова имеют для нее значение. Он четко называет свои потребности, впуская Анну в свой внутренний мир и давая ей шанс ответить взаимностью.
Но может ли она его поддержать? Я думаю, что умение достучаться до любимого человека – главное умение в танце взаимоотношений. Но, кроме него, нужно еще умение реагировать на потребности другого, отвечать на них так, чтобы вовлеченность была обоюдной.
– Мне не все равно, – медленно говорит Анна. – Просто все так непривычно. Какое облегчение узнать, что ты не злишься и не равнодушен. Но я не хочу, чтобы ты так сильно боялся. Я не знала, что так важна для тебя! Я получала от тебя только предложения рациональных компромиссов, в которых не учитывались мои чувства. А оказывается, тебе просто страшно!
– Да, страшно, – отвечает Патрик.
Я спрашиваю Анну, что она чувствует.
– Я чувствую более тесную связь с Патриком. – отвечает она. – Я слышу, что он хочет стать мне ближе. Так намного лучше.
Они проделали огромный путь, но до финиша осталось еще несколько важных шагов. Патрик полностью открыт, но Анна все еще не может расстаться с привычкой не доверять, не может начать новый танец. Если связь между ними будет крепнуть и дальше, ей придется рискнуть и открыться самой, рассказать о своих страхах и потребностях. Моя работа – помочь им начать этот новый танец.
– Итак, Анна, – говорю я на следующем сеансе, – сейчас вы стали немного увереннее в отношениях?
– Да, – отвечает она. – Но я все еще цепляюсь за старые привычки. Несколько дней назад у нас случилась размолвка. Патрик сделал первый шаг к примирению, и я знала, что ему пришлось приложить огромное усилие, чтобы побороть страх, но я все равно держалась отстраненно и повторяла свою старую мантру, что он холоден и равнодушен. Мне все еще проще разозлиться, чем открыться ему.
– В ваших отношениях повторился момент, когда вы задраивали бойницы и поднимали мосты при первом признаке опасности. И принять парламентера все еще сложно, да? – спрашиваю я.
Она кивает.
– Что вы чувствовали после размолвки?
Анна кривится.
– Как обычно. Холод и одиночество. Что-то вроде «вот все и вернулось на круги своя». Во всеоружии и готовая обратиться в ледяную статую! – Она смотрит на Патрика и пожимает плечами, как бы показывая, что он ничего не может поделать. – Но я пыталась не злиться.
– Когда Патрик попытался помириться, вы не смогли найти в себе силы ответить ему, даже несмотря на то, что устали от ссор и одиночества?
– Да. Мне трудно доверять ему. Трудно поверить, что он хочет быть рядом со мной и никуда не исчезнет.
– Можете сказать ему это?
Анна поворачивается к Патрику и говорит:
– Мне трудно поверить, что это не опасно. Я чувствую себя очень уязвимой. Когда я впервые почувствовала веру в то, что ты поддерживаешь меня, у меня словно бабочки в животе запорхали. Я хочу снова их ощутить, но… не уверена. Откуда мне знать…
Она затихает и несколько минут молчит, а потом продолжает:
– Откуда мне знать, что меня не ранят снова, не бросят снова? Наверное, я просто боюсь доверять тебе сейчас.
Патрик кивает и подается вперед.
– Да. Я могу тебя понять. Мы так часто причиняли боль друг другу. И иногда я бываю занят другими вещами или не очень внимателен к тебе, но я пытаюсь к тебе прислушиваться. Я бы очень хотел, чтобы ты смогла в это поверить. И если ты не будешь на меня злиться, у нас получится.
Анна смеется.
– Ну теперь я злюсь только иногда… когда внутренний голос предупреждает меня об опасности. Я, видимо, боюсь надеяться, боюсь выпустить наружу тоску по тебе. Вдруг я это сделаю, а ты не услышишь…
– Это было бы невыносимо, да? – спрашиваю я. – Словно оказаться в вакууме? В пустыне?
– Да, – говорит Анна и поворачивается к Патрику. – Так что я боюсь. Даже не так – я в ужасе. Но я тоскую по тебе и нуждаюсь в твоей заботе и поддержке. Дай мне немного времени, чтобы я смогла поверить и ощутить себя в безопасности. Я восхищаюсь тем, каких успехов ты добился на этих сеансах. Я хочу, чтобы мы стали ближе. Может быть, мне просто надо немного помочь.
– Я помогу тебе, – отвечает Патрик и светится от радости. – Я сделаю все. Я с тобой.
Анна улыбается и берет его за руку.
– Ну прямо сейчас ты и так уже делаешь все. Мне просто нужно научиться доверять.
Он встает и раскрывает объятия, и она прижимается к нему. Анна смогла рассказать о своих страхах, не пряча их за яростью, и нашла в себе смелость попросить о том, в чем нуждается.
После сеанса я сижу в кабинете и обдумываю, что только что произошло. В моей голове всплывают слова «возвращение», «восстановление» и «воссоединение». Я счастлива. Эмоциональная связь дарит радость, даже если просто наблюдать за ней со стороны. Наш мозг млекопитающего распознает моменты близости как нечто прекрасное – точно так же, как реагирует на теплый луч солнца на щеке. Как ученый и исследователь, я анализирую то, что произошло в моем кабинете, и делаю прогноз, что к концу терапии у Анны и Патрика сформируется ощущение надежной эмоциональной связи, безопасной гавани, которая коренным образом решает проблему эмоциональной разобщенности и всех горестей, связанных с ней.
С этого момента Анна и Патрик могут сделать то, что делают пары с надежным типом привязанности на всех этапах развития отношений: они могут вместе добиться эмоциональной сонастроенности. Они прислушиваются к собственным эмоциям и эмоциям партнера и способны с эмпатией реагировать на самые тихие эмоции и сигналы друг друга. Они создают крепкую любовную связь у меня на глазах.
Такие события обладают достаточной мощью, чтобы развеять годы недоверия и болезненной разобщенности. Возможно, это объясняется лавиной положительных эмоций или важностью для инстинкта выживания. Какой бы ни была причина, с появлением подобных эмоционально значимых событий пары могут не только выйти на новый, более позитивный путь развития своих отношений, но и превратить неминуемый развод в глубочайшее доверие, благодаря которому они будут снова и снова влюбляться друг в друга.
Такие события позволяют воспринимать неверные сигналы и моменты разобщенности не как катастрофу, а как небольшие помехи связи. Стресс разобщения становится управляемым и решаемым. Партнеры могут помогать друг другу постоянно расширять репертуар реакций, не боясь напугать резкими словами и защитным поведением. Способны ли такие положительные события перепрограммировать мозг и сформировать доверие и эмпатию, даже если ничего подобного в совместной жизни пары или в прошлых отношениях партнеров не было? Думаю, да.
Научившись открываться, посылать четкие сообщения и отвечать друг другу на уровне эмоций привязанности, пары создают надежный фундамент, опираясь на который они могут решать проблемы в других сферах любовных отношений, где возникают страхи и потребности, связанные с привязанностью, например в сексе и травматических переживаниях.
На определенном этапе терапии Анна и Патрик взялись за свою сексуальную жизнь. По сравнению с первыми годами брака их сексуальные роли поменялись: Патрик стал настаивать на сексе, а Анна – отказываться. Теперь Анна способна сказать ему:
– Я знаю, что в некотором роде остерегаюсь секса. И хотя мы многое поменяли – стали уделять больше времени прелюдии и дольше лежим в обнимку после секса, – я все еще сдерживаюсь. Это немного странно, но мне кажется, в сексе я чувствую примерно то же, что ты в наших отношениях в целом. Ты говоришь, что чувствуешь себя недостаточно хорошим, – и я чувствую себя точно так же в сексе. Когда ты рассказываешь о своих фантазиях или говоришь пошлости во время секса, я теряюсь. Мне хочется оказаться в другом месте. Я не знаю, как стать той сексуальной, раскрепощенной и горячей женщиной, которую ты хочешь. Я не хочу громко кричать от оргазма – я, скорее, медленно и тихо дохожу до крайней точки. Именно поэтому меня часто тревожит ощущение, что я для тебя недостаточно хороша.
Она вздыхает, опускает глаза, и говорит очень тихо:
– И возможно, я никогда такой не стану – это просто не я. [Беспомощно разводит руками.] Мне трудно испытывать эти чувства, поэтому я начинаю избегать ситуаций, которые их вызывают. Именно поэтому я отказываюсь заниматься любовью. Но тогда уже ты чувствуешь себя отверженным.
Ее откровение совсем не похоже на резкие комментарии, которые она обычно отпускала по поводу их с Патриком сексуальной жизни. Раньше она говорила, что он похож на подростка, застрявшего в пубертате. Стоит ли говорить, что такие комментарии не располагали Патрика к открытому разговору. Но теперь, рассказав о своих страхах, она способна попросить Патрика подтвердить, что нравится ему как сексуальный партнер, – и он с легкостью это делает. Он также объясняет, что говорил пошлости, потому что считал их проявлением страсти и желания. Он признается, что даже намек на утрату желания с ее стороны ввергает его в пучину сомнений, любит ли она его.
Когда партнеры обретают более надежную эмоциональную связь и укрепляют свое ощущение безопасности во время диалогов о сексе, занятие любовью из проверки желанности превращается в счастливое и приносящее удовольствие выражение чувств и близости. Такие диалоги «Обними меня крепче» помогают создать эмоциональную безопасность для поиска собственного сексуального танца пары.