Вопрос только в том, а ценим ли мы сами связи между людьми? Однозначного ответа на него нет. В 2009 году власти Британской Колумбии сократили финансирование программы «Корни эмпатии», но в 2012-м новое руководство провинции возобновило действие программы в 360 классах. Вопрос о том, достаточно ли мы ценим человеческие отношения и эмпатию, чтобы обучать им и сознательно их продвигать, возможно, зависит от того, что мы понимаем под словом «цивилизация». Когда Махатма Ганди в 1930-х годах приехал в Англию вести переговоры о самоуправлении для Индии, репортер спросил, что он думает о западной цивилизации. Ганди ответил: «Я думаю, это была бы очень хорошая идея».
Слово «цивилизация» происходит от латинского слова civilis (гражданский, общественный) и означает высокий уровень развития общества и гражданских институтов. Можем ли мы судить об этом уровне по количеству этажей в зданиях и модных товаров в магазинах? Или мы судим о нем по качеству отношений?
Прогуливаясь в ноябре 2012 года по улицам старого Иерусалима, я встретила в этом раздробленном и беспокойном городе двух маленьких девочек примерно трех лет, спокойно идущих, держась за руки, по узкой каменной улице. На фоне молодых израильских солдат, сжимающих в руках автоматы и встречающихся на каждом шагу, эта трогательная картина невинной дружбы и веры в безопасность очень обнадеживала. В Дании люди оставляют своих детей на улице без присмотра в уверенности, что никто их не заберет и не причинит им вреда. В Осло на улицах нет нищих: если кто-то просит милостыню, люди подходят и предлагают помощь или звонят в специальную городскую службу. В небольших городах Америки и Канады, где все друг друга знают, не принято запирать двери домов и машин. Мне кажется, о цивилизации можно говорить там, где мы серьезно относимся к социальному капиталу и стараемся его взращивать.
Когда мы понимаем, как строятся отношения и как они способствуют нашему личностному росту и развитию, мы можем распространить это понимание на трудовую сферу и научиться «выращивать» более эффективных лидеров. То, как наука описывает успешных лидеров в бизнесе и вооруженных силах, во многом отражает описание моделей привязанности. Они улавливают и отвечают на эмоциональное состояние подчиненных, они наставляют, предлагают им задачи, которые позволяют расти, поддерживают их инициативы, укрепляют уверенность в себе и повышают самооценку. Хороший пример такого лидера есть в фильме «Спасение рядового Райана». Капитан Миллер, которого играет Том Хэнкс, учит своих солдат доверять ему и друг другу; он превращает их в мощную сплоченную команду, которая может выполнить свою миссию. Доверие – это клей, который из группы отдельных людей делает единое целое, точно так же этот клей превращает двух людей в пару.
Аналогично это работает и в спорте. Психолог Майкл Краус и его коллеги из Калифорнийского университета в Беркли обнаружили, что лучшим предиктором победы команды из NBA в плей-офф сезона 2008–2009 был не результат в начале сезона, а количество прикосновений и физических контактов между игроками в первой игре. По-видимому, ободрение от товарищей по команде усиливает уверенность друг в друге, способствует сотрудничеству и позволяет игрокам полностью сосредоточиться на игре. Человеческая связь работает!
Марио Микулинсер из Междисциплинарного центра в Герцлии изучил связь между привязанностью и лидерством в израильской армии. В одном исследовании он определил паттерн привязанности призывников в начале интенсивного четырехмесячного обучения. Когда они закончили, он попросил их назвать тех, кто должен стать лидерами. У всех кандидатов новобранцев был выявлен надежный стиль привязанности.
В другом исследовании Микулинсер попросил 200 человек, в том числе офицеров Армии обороны Израиля и руководителей предприятий в государственном и частном секторах, заполнить анкеты, содержащие вопросы об их стиле привязанности и мотивах, которые заставляют их стремиться к руководящим должностям. Лидеры с преимущественно избегающим паттерном обычно рассуждали о силе, стойкости, независимости, единовластном принятии решений; при этом в их ответах никак не учитывались подчиненные; их отношение можно выразить фразой «Я получаю удовольствие, контролируя людей». Руководители с тревожным типом, как правило, отмечали утверждения, которые отражали желание способствовать росту подчиненных («Я посвящаю усилия личному развитию сотрудников»). Но в себе они были не уверены, и их подчиненные отмечали, что знают, как и что им нужно делать для более эффективной работы подразделения в решении ключевых задач и проблем. Тревожность затрудняет коммуникации.
В третьем исследовании Микулинсер работал с военными («Хорошо ли слажена работа в команде?», «Быстро ли вы приходите к согласию по спорным вопросам?»). И тревожных, и избегающих офицеров солдаты охарактеризовали как мало способных сплотить команду. Но каждого по-своему. Военачальники с тревожно-амбивалентным типом были названы неэффективными лидерами в ситуациях, когда важно было выполнить какую-то задачу; в то время как избегающие лидеры оказались не способны выполнять обязанности, так или иначе связанные с эмоциями, например поднятие морального духа бойцов.
Особенно низкие оценки избегающие офицеры получали, если солдат опрашивали после напряженной боевой подготовки. Чем сильнее у военачальника выражен избегающий паттерн, тем меньше его бойцы склонны считать, что он умеет поддержать и позаботиться. И это так: даже те солдаты, которые перед началом обучения оценивали свой тип привязанности как надежный, сообщали, что испытывают нервное напряжение и депрессию.
Микулинсер и его команда пришли к выводу, что избегающие лидеры склонны игнорировать собственные и чужие эмоции, не ждать от людей ничего хорошего и выстраивать отношения в соответствии с этим ожиданием. Такое отношение деморализует подчиненных, снижая энтузиазм при выполнении групповых задач. Тревожные лидеры, с другой стороны, сомневаются в своих способностях и передают эту неуверенность подчиненным, что делает всю команду неспособной действовать решительно и снижает общую производительность. Такого рода исследования расширяют наши представления об эффективном руководстве. Они показывают, что в лидерстве, как и в других сферах жизни, именно те, кто в состоянии управлять эмоциями и выстраивать позитивные отношения с другими, более расположены к созданию безопасной структуры, способствующей высоким достижениям.
Долгие годы цели личностного роста и стремление к независимости рассматривались как нечто противоположное близости и нашей потребности в других. На самом деле надежная связь – это плодородная почва, на которой вырастают уверенные в себе, жизнеспособные и независимые люди. Ощущение безопасной близости и открытость готовят нас к тому, что известный психолог Абрахам Маслоу в 1970-х годах называл самоактуализацией. Люди с надежным типом привязанности, как правило, в большем ладу с собой и считают себя и других достойными заботы и внимания. Когда мы привязываемся по надежному типу, у нас появляется более положительное, сбалансированное, сложное и связное восприятие себя. У таких людей представления об идеальном себе и реальные проявления личности расходятся гораздо реже.
Моя клиентка Анита говорит после окончания терапии:
– Когда у нас с Кеном все хорошо, я чувствую себя более уверенно и думаю о себе лучше. Уверенность, что я для него особенная, помогает мне принимать свои страхи и верить, что я смогу с ними справиться. Бояться иногда – это нормально. Мне не нужно больше прятаться за маской безразличия. В конце концов, просто знать о своих уязвимых местах – уже прекрасно.
Но и это еще не все! Поскольку люди с надежным типом привязанности живут в мире, который они считают безопасным, они менее погружены в себя и реже напряженно ждут угроз, чем тревожные или избегающие типы. Это позволяет им видеть, сопереживать и быть терпимее к другим. Джон Боулби считал, что, люди, которые с детства видят любовь и заботу, естественным образом вырастают чуткими и альтруистичными. Он был также убежден, что люди с ненадежными типами привязанности склонны подавлять свою естественную потребность заботиться о других или отвергать чужую заботу. Похоже, что безопасная связь с другими людьми делает нас способными сочувственно реагировать на их нужды.
Психологи сегодня умеют «прокачать» или включить ощущение безопасности в лабораторных условиях и по крайней мере на некоторое время повысить способность человека к состраданию. Микулинсер и его коллеги изучали, как любовная связь влияет на нашу способность сочувствовать и действовать в интересах других. В одном таком исследовании студентам предлагают прочитать либо историю человека, который самоотверженно заботится и поддерживает кого-то, терпящего бедствие, либо историю, когда человек высказал стандартный набор банальностей, которые, как ожидается, поднимут настроение того, к кому обращены. Затем они читали историю о студенте, родители которого только что погибли в автомобильной катастрофе. После чего их просили оценить, насколько сильно они сочувствовали и сострадали этому студенту. Те участники, кому досталась история о деятельной поддержке и сочувствии, сострадали и скорбели вместе с героем, потерявшим родителей, сильнее, нежели те, кто читал историю о поддержке с помощью банальных фраз. Но еще меньше сочувствия проявили также участники с ненадежными типами привязанности. Тревожные типы отмечали, однако, что примерили печальную историю на себя и расстроились сильнее, чем остальные. Но скорбь эта была больше личная, не за несчастного студента.
Если связь между нами становится прочнее, трансформируется ли более высокий уровень эмпатии в действие – в готовность помочь человеку, попавшему в беду? В другом эксперименте испытуемым было предложено определить людей, с которыми у них самые близкие отношения (с помощью вопросов вида «К кому вы обращаетесь, когда чувствуете себя подавленным?»). У большинства было три объекта привязанности. Затем испытуемых посадили за компьютеры и попросили сообщить, если в последовательности букв, которые быстро сменялись на экране, появится какое-нибудь слово. В каждой последовательности было зашифровано имя одного из близких для участника исследования людей. Другой группе также показывали буквы, но им было велено специально думать о каком-то крупном положительном событии с участием конкретного любимого человека. Контрольная группа прошла тот же процесс, но имя, указанное в эксперименте, принадлежало кому-то просто знакомому, но не любимому.