Суббота, 31 мая 1930 года Дважды ходил в кино и прочел несколько страниц очень интересного труда об «Улиссе» Джеймса Джойса. Держал корректуру «Наклеек на чемодане»; полно опечаток, которых в гранках не было.
Четверг, 12 июня 1930 года Обедал в женском клубе. Пил чай с Оливией и ее матерью. Коктейль у Сэчи Ситуэлла. Ужинал с Ричардом и Элизабет. Оттуда – на небольшую вечеринку. Поль Робсон напился до потери сознания. Вернулся и лег в постель с Вардой [203] ; оба перепили, поэтому удовольствия никакого.
Среда, 18 июня 1930 года <…> Пил чай в «Ритце» с Нэнси Митфорд [204] . Пребывала в волнении: в воскресенье вечером Хэмиш [205] сказал ей, что ему вряд ли когда-нибудь захочется спать с женщиной. Пришлось долго объяснять, что сексуальная робость мужчинам свойственна.
Лондон,
понедельник, 23 июня 1930 года
Утренним поездом из Сезинкота в Бирмингем. Побывал в картинной галерее. Валлиец, хранитель музея, спросил, не был ли валлийцем и Огастес Джон [206] . Голова персидского мальчика кисти Россетти, ранняя работа – ничего мне про нее сказать не смогли. На другие картины Россетти непохожа абсолютно. Обедал с Генри, потом – на его фабрику, где видел медное и железное литье. Был совершенно потрясен сноровкой рабочих. Ничего общего с массовым трудом или механизацией – чистое искусство и ремесло. Особенно красива медная отливка: зеленый расплавленный металл из докрасна раскаленного котла. Вернулся в Лондон и переехал к Ричарду.Лондон,
понедельник, 30 июня 1930 года
Приехал в Лондон в середине дня и написал статью. Немыслимая жара. Ужинал у герцогини Мальборо. Сидел рядом с Эдит Ситуэлл. По стенам столовой развешаны ужасающие фрески Уоттса. Эдит высказала предположение, что в действительности их автор – леди Лейвери. В основном говорила про книгу Этель Мэннин («Признания и впечатления». – А. Л. ), про то, что она сказала или собиралась сказать в ответ на слова миссис Мэннин, и про то, что сказала миссис Мэннин в ответ на ее слова. Мельба: «Я читала ваши книги, мисс Ситуэлл». – «Ну а я, дама Мельба, слышала, как вы поете». На ужине присутствовали два посла и человек сорок пэров и их жен средних лет с суровыми лицами. В брильянтах вид у герцогини не первой свежести. Герцог – с орденом Подвязки в петлице и в шелковом тюрбане, на глазу повязка, из-под повязки торчит маленький острый носик. Когда я уходил, герцогиня сказала: «Ах, вы прямо как мой Мальборо. Такой же суетный. Он у меня ходит на любой прием, если получает отпечатанное на машинке приглашение». <…>Четверг, 3 июля 1930 года <…> Переоделся – и на ужин к Спирменсам. <…> Диана Спирменс заказала Мэри Пэкенхем две фрески для своей гостиной, каждая ценой 20 фунтов. Когда первая фреска была готова, Диана сказала: «Насколько я понимаю, мы еще не решили, сколько мы вам заплатим, не правда ли?» Мэри: «Да». Диана: «Прекрасно. Напишите на этом листке бумаги, сколько, по-вашему, мы вам должны, а я напишу, сколько я готова вам заплатить. Итак, какую сумму вы поставили?» – «20 фунтов». – «Ну вот, а я – 15. Давайте выведем среднее арифметическое, и, таким образом, с нас причитается 17 фунтов 10 шиллингов». Даже этих денег бедная Мэри до сих пор не получила. Как говорится: «Если найдете мою чековую книжку – деньги ваши». Клаф Уильямс Эллис [207] очень мил и болтлив. Каждую минуту вынимает из портфеля какие-то маленькие книжечки и сует их мне под нос; подчеркивает в них что-нибудь вроде: «Художник – единственный законодатель». Истинный энтузиаст. <…>
Понедельник, 7 июля 1930 года Обедал в «Ритце» с Ноэлом Кауардом [208] . По натуре прост и дружелюбен. Мозги отсутствуют. Прирожденный актер. Говорили о католицизме. «Совершите кругосветное путешествие», – посоветовал он мне. Рассказал, что знает настоятеля в доминиканском монастыре, который больше всего на свете хотел стать актером и на этом помешался. Кончилось тем, что его обнаружили в нижнем белье своей хозяйки. <…>
Вторник, 8 июля 1930 года В одиннадцать ходил к отцу д’Арси [209] . Синий подбородок, тонкий, скользкий ум. Иезуитская часовня на Маунт-стрит обставлена хуже не придумаешь. Англиканам до такой безвкусицы далеко. Говорили о богодухновенности Писания и Ноевом ковчеге. <…>
Пятница, 11 июля 1930 года Ходил к отцу д’Арси; говорили о папской непогрешимости и индульгенциях. Обедал с Ричардом и Лизой; весь день провели вместе.
Суббота, 19 июля 1930 года Первый раз за неделю хорошо спал. Ужинал с Гвен и Оливией; говорили о религии.
Понедельник, 21 июля 1930 года Ездил с Одри [210] покупать у Оливии щенка. Потом – чаепитие в египетском посольстве. Рассуждал об авиационных авариях с леди Дафферин, как вдруг ее вызвал к телефону дворецкий. Вернулась в необычайном волнении: ее муж попал в авиакатастрофу, разбился его самолет, летевший из Ле-Туке. Попросила меня проводить ее до дому. Провел у нее час, пытался получить из Крейдона точную информацию; связался с полицией в Чатэме, с Министерством авиации и пр. Вероника Блэквуд тут же села в машину и уехала, и леди Д. осталась совершенно одна. В конце концов мне удалось вызвать к ней леди Лоутер. Эта история и сейчас не дает мне покоя. Леди Д. такая прелестная, такая достойная – и совершенно потеряла голову от происшедшего. Как ребенок от боли. Не плачет. <…>
Вторник, 22 июля 1930 года Был в «Сэвиле»; все разговоры – об авиакатастрофе. Потом обедал в «Ритце» с Дэвидом Сесилом [211] . Говорили, если не ошибаюсь, о любви.
Фортхэмптон-Корт, Глостер,
пятница, 1 августа – вторник, 5 августа 1930 года
Уик-энд в Фортхэмптоне у Йорков [212] . Поехал вместе с Морисом [213] , который сказал, что кормить будут плохо и шампанского не дадут. Ни то ни другое предсказание не сбылось. При этом сказал, что постели удобные и ванных комнат сколько угодно. Ошибся и тут. Наша компания состояла из Мод и Винсента (родители Йорка. – А. Л. ), Генри (Суслика) Йорка, сестры Суслика Мэри и ее мужа Монти Лаури-Корри. Эта парочка безостановочно совокуплялась. Хью Уиндем, брат миссис Йорк, – типичный младший сын-неудачник. Разорился в Южной Африке; выручила семья. Теперь целыми днями рисует грушевые деревья. Его жена робка и неприметна; утром отменно нехороша собой, к вечеру хорошеет. За вычетом Генри, иногда игравшего на бильярде, никто ничего не делал. <…> Славно провел эти три дня. «Дейли мейл» не желает продлевать наш контракт. Театральные продюсеры не желают покупать пьесу Брэдли [214] . Ищу ссоры с Боттом [215] , так что в скором времени опять обеднею.Пятница, 15 августа 1930 года Приехала со своей собакой Оливия. Театральный антрепренер хочет, чтобы я переделывал пьесы для сцены. Не такой уж сложный способ заработать много денег.
Воскресенье, 17 августа 1930 года Ездил с Элизабет в Крэнборн на чашку чая. На удивление красивый дом; его обитатели – все как на подбор славные, незамысловатые люди с крючковатыми носами. Религиозная служба на улице, перед домом.
Четверг, 21 августа 1930 года Дождь целый день. Ничего не делали. Написал отцу д’Aрси.
Хэмпстед,
пятница, 22 августа 1930 года
Приехал на Норт-Энд-Роуд переночевать. Отца, накануне его дня рождения, искусала его же собственная собака. Мать навещала родственников – только что вернулась. Хотя я отказал Одри в деньгах, она, судя по всему, на меня не в обиде. Кит Вуд [216] совершил самоубийство. Герцогиня Йоркская родила девочку. Беркенхед, оказывается, еще жив. Вечером пошел в кино, отчего отец был безутешен [217] .Лондон – Аддис-Абеба, пятница, 10 октября – воскресенье, 26 октября 1930 года
Французский кинооператор в поезде: обувь снял, но всю ночь проспал в лайковых перчатках. Рука в перчатке свешивалась с couchette [218] и покачивалась в такт движению. Медный пол раскален докрасна. В ресторане маршал Петен [219] . Только он и я лицезрели jour maigre [220] , за что были вознаграждены oeufs au plat [221] .
«Café de Verdun» в Марселе. Превосходный обед.
«Azay le Rideau». Пароход видавший виды и не слишком чистый. В коридорах голые полы. У меня двухместная каюта с наружной стороны. Пассажиры: французские колониальные чиновники с совершенно неуправляемыми детьми, офицеры Иностранного легиона – дурно одеты, небриты, с оттопыренными, как у коммивояжеров, животами. Люди спят в трюме, едят и живут на палубе. Очень неопрятны – с виду каторжники. Бородатый sous-offcier [222] . В основном немцы; один – американец. Двое за час до Порт-Саида выпрыгнули из иллюминатора и исчезли. Еще один перед обедом, возле Суэца, у всех на глазах выпрыгнул за борт; был схвачен египетской полицией, на пароход не возвращен.
На борту польские и голландские делегации; деловито расхаживают с портфелями, набитыми, надо полагать, поздравительными адресами. В Суэце на борт поднимаются французы и египтяне. Рас [223] – с сыном, двумя слугами и секретаршей-переводчицей; одета по-европейски, идет с ним под руку. Англичанки (наполовину малайки?), мать и дочь. Из Канн в Мадрас. Поначалу решил, что дочь наше путешествие оживит. Обе абсолютно ничего не соображают. Дочь, Дениз Гарисон, не гнушается косметикой: густо подведены глаза, алый маникюр – но не для того, чтобы соблазнять самцов; просто по-детски подражает светским львицам в Каннах. Обе так глупы, что, хоть и играют целыми днями в детские карточные игры, даже пересказать правила не в состоянии; все игры, которым они нас учили, перемешались у них в голове. Бартон – брат британского министра [224] , отставной банкир, зануда; корыстен, но нельзя сказать, чтобы был себе на уме. Гнусный американский журналист – оскорбляет прислугу. Итальянец, владелец третьеразрядной гостиницы в Мадрасе. Рыжеволосый американец – едет в Индокитай продавать сельскохозяйственное оборудование. Не знает ни слова, ни на одном языке, неспособен даже объясниться по-французски в ресторане.
Порт-Саид. Из моих знакомых не осталось никого [225] . На Восточной бирже повздорил из-за сигар. Чиновник в порту куда менее вежлив, чем полтора года назад.