Она так пристально наблюдала за служанкой, что вспомнила о Хорте, только когда обоз тронулся и можно было разглядеть лишь безликие темные тени всадников, возвышающиеся над повозками. А ведь Мстиша предвкушала, как посмотрит на него в последний раз. На него и на Нелюба.
Что ж, оно и к лучшему. Зазимцы отбыли, и, если Векша не сдурит, у них со Сновидом окажется в запасе достаточно времени, чтобы осуществить задуманное.
Мстислава вспомнила о Сновиде, и отчего-то по позвоночнику пробежал мороз. Должно быть, она слишком долго простояла на утреннем холоде. Она поспешила к себе, затворилась в крошечном покое и уселась на убогую постель, подле которой, точно пара княжеских скакунов в мужицком хлеву, стояли два ее богато расписанных и обитых серебром сундука. Здесь было еще теснее и мрачнее, чем во вчерашней ложнице, и пахло затхлостью, но теперь Мстислава притворялась простолюдинкой и могла чуть-чуть потерпеть, ведь совсем скоро ее заберет Сновид.
Скоро. Надо только немного подождать.
Перебарывая брезгливость, Мстиша опустилась на лежанку и подсунула руки под голову, собираясь чуть-чуть отдохнуть.
Она проснулась резко и неприятно. Кажется, ей снился дурной сон. Спину ломило после непривычно жесткой постели. Мстислава села, спустив ноги на пол, и огляделась. Осознание того, где она находится, накрыло внезапной тревожной волной. Что-то было неправильно.
Она метнулась к единственному крошечному волоковому оконцу и, больно прищемив палец, с трудом оттянула задвижку в сторону. Ей отвели самый дешевый покой в подклете, и окошко было прорублено почти на уровне земли, но Мстиша смогла рассмотреть, что утренняя хмарь рассеялась, а солнце стояло высоко и время шло к полудню.
Сердце бешено застучало. Сновид уже давно должен был быть здесь. Мог ли он не найти ее? Нет, Векша наняла уговоренную наперед клетушку, да и разве не перевернул бы боярин вверх дном подворье, только бы отыскать ее? Нет, Мстиша сделала все, как они условились.
И тут ее бросило в холодный пот. Она забыла. Забыла, потому что не верила, что это пригодится. Но сейчас Мстиславу озарило, и она вспомнила, будто все случилось вчера.
«Коли что стрясется, повяжу ее на верею в воротах – будет тебе знамением».
Не помня себя, Мстислава выскочила из дверей, пронеслась через весь двор к воротам, едва не сшибив на своем пути ошарашенного хозяина, и вросла в землю. Там, неброско, но заметно знающему глазу, висела на столбе, чуть колыхаясь на ветру, ее зеленая шелковая лента.
6. Нелюб
Мстиша оцепенело сидела на краешке жесткой кровати. Она накрепко затворила засов, а потом еще и подперла дверь обоими ларями. Мстислава не чувствовала себя безопасно, даже когда ждала Сновида, – теперь же, когда она знала, что он не придет, ей стало откровенно страшно.
С ней еще ни разу в жизни не происходило такого злоключения. Первым ее побуждением было нанять повозку и отправиться прямиком в усадьбу Внезда. Мстиша едва ли знала, как подступиться к этому делу, ведь прежде все ее повеления исполняли слуги, но вскоре ей пришлось расстаться с этой мыслью. Ехать в открытую опасно, показаться же в чернавкиной одежде перед Сновидом и будущим свекром представлялось и вовсе немыслимым. Да и потом, едва ли бедная девушка могла позволить себе нанять возницу, это вызовет ненужные подозрения. А самое главное, Мстише было страшно. Что случилось? Почему Сновид не пришел? Значило ли это, что он отступился от Мстиславы и смиренно отдавал ее Ратмиру?
Но разве вся затея не принадлежала Сновиду? Разве не он убедил сомневающуюся и поначалу трепетавшую от одной мысли о побеге Мстишу? Что могло произойти? Неужели Сновид разлюбил ее?
Мстиславу мелко трясло.
Что делать?
Вернуться в Медынь? Нагнать поезд? Вопреки всему, отправиться к Сновиду? Положение представлялось безвыходным, а самое ужасное, Мстислава оказалась совершенно одна.
Что же делать?
Она закрыла лицо руками.
И вдруг, когда Мстиша уверилась, что самое худшее уже произошло, с улицы до нее донесся знакомый голос. Пусть она по пальцам одной руки могла пересчитать те разы, что слышала его раньше, но спутать этот грудной, чуть хрипловатый, неизменно спокойный голос уже не смогла бы ни с чьим другим.
Мстислава прильнула к оконцу, стараясь держаться как можно скрытнее. Неужели они уже обнаружили подлог? Неужели вернулись за ней?
Сквозь небольшую щель она смогла разглядеть лишь сбитые сапоги Нелюба да босые ступни мальчишки-слуги, который заходил с ним в конюшню. Больше никого на подворье она не увидела. Мстиша быстро задвинула заслонку и, забившись в угол лежанки, обратилась в слух. Бежать было некуда, и оставалось лишь ждать, когда ее, точно загнанную лису, выкурят из жалкой норы.
Но мгновения шли за мгновениями, а никто не врывался в Мстишин покой. Снаружи по-прежнему раздавались редкие голоса путников, гомон суетливой челяди, скрип колес и ленивое ржание лошадей.
Мстиша устала бояться, и ее незаметно сморил сон. Когда она открыла глаза, тусклый свет, пробивавшийся снаружи днем, исчез, и каморка погрузилась в кромешную темноту. Сделалось холодно, с присыпанного полуистлевшей мякиной земляного пола тянуло сыростью. В углу стоял железный светец, и следовало попросить у хозяина огня, но тут Мстислава с содроганием поняла, что исполнять это ей придется самой.
В то же время она осознала, что уже наступил вечер, а никто не вышиб ей дверь и не потащил ее с позором обратно в обоз. Но почему Нелюб медлил? Раз уж он сумел отыскать ее в дремучем лесу, ему не составляло большого труда найти ее на крошечном постоялом дворе. Мстиша не хотела понапрасну обнадеживаться, но не значило ли это, что Нелюб вернулся не за ней? Быть может, он и вовсе никуда не уезжал? В конце концов, зазимец был случайным попутчиком, и кто знает, не могли ли их с Хортом дороги разойтись в Осеченках?
Мстиша села и провела ладонями по волосам, приглаживая растрепавшиеся пряди. Она не умывалась с раннего утра и чувствовала себя грязной и гадкой в чужой, не по чину одежде. Хотелось пить и есть.
Она потерла виски. Нельзя позволять себе раскисать. Ее главным чаянием было добраться до Сновида, но начать можно и с малого.
Вполголоса поминая лешего, Мстислава отодвинула тяжелые укладки и осторожно приотворила дверь, убеждаясь, что в сенях никого нет. То и дело оглядываясь, она, чуть прихрамывая, прокралась вверх по лестнице, которая вела из подзыбицы в сруб. На свое счастье, Мстиша столкнулась с хозяйской дочкой.
– Ты ведь здесь прислуживаешь? – спросила княжна, вздергивая подбородок.
Девушка в недоумении замерла и оглядела незнакомку с макушки до пят. В ее голове явно не вязались надменный выговор и скромный наряд странной постоялицы.
– А, – озарилось веселым пониманием лицо служанки, – так это ты в клоповнике живешь?
– Что? Да что ты мелешь? У вас там и правда клопы? – взвизгнула Мстислава, и девка откровенно прыснула.
– Не знаю, до тебя там бродячие волынщики жили, может, всех с собой унесли, – ответила хозяйская дочь, явно получая удовольствие от неподдельного ужаса, исказившего лицо Мстиславы. – Тебе чего надобно-то? – сжалилась она, с любопытством разглядывая княжну.
Мстислава поежилась от отвращения. Голова закружилась, а пустой желудок сжался в болезненной судороге.
– Я есть хочу, – жалобно проговорила она ослабевшим голосом.
Девушка задумчиво вздохнула.
– Непутевая ты какая-то. Ладно, гляну пойду, там вроде одёнки с ужина оставались. Да багатья подам, небось, в потемках сидишь.
Мстислава, не чувствуя под собой ног, спустилась обратно, держась за стену, чтобы не упасть.
Хозяйская дочка и правда вскоре явилась с большим ломтем хлеба и крынкой простокваши, которые в былые времена Мстиша и не посчитала бы за еду, но нынче ей показалось, что ничего вкуснее она не пробовала. Девица, по-бабьи подперев кулаком подбородок и мелко кивая, следила за тем, как ест княжна. Она принесла с собой лучину, и теперь от яркого живого огонька каморка стала казаться чуть менее мрачной.
Насытившись, Мстиша подняла глаза на не отрывавшую от нее дотошного взгляда девку. Раньше та осталась бы для княжны безликой тенью, лишь незаметно промелькнувшей и принесшей еду и тепло, но нынче Мстислава была вынуждена смотреть на нее, терпеть рядом с собой, замечать грубые загорелые руки и засаленный передник, испытывать на себе насмешливый снисходительный взор.
Мстиша сдержала закипевший гнев. Она находилась не в том положении, чтобы давать нраву волю. В памяти отдались язвительные слова помытчика, и, превозмогая себя, Мстислава чуть склонила голову.
– Да вознаградит тебя Небесная Пряха, – с достоинством проговорила она.
От такой напыщенности брови служанки взлетели вверх, но, кажется, упоминание Богини удержало ее от открытой ухмылки.
– Чудная ты. Говоришь как бобыня, да и, – она выразительно кивнула на Мстишу, не умея подобрать нужных слов, – сама из себя чудная. Откуда ты взялась такая? Я по первости думала, ты от поезжан, что вечор останавливались, с зазимским сокольником отлукнулась. – Ее глаза озорно сверкнули любопытством.
Мстиша выпрямилась.
– А что же, он все тут еще? – спросила она, стараясь не выдать волнения.
– Тут, – кивнула служанка, – я ему в сеннике постелила. Надумал на торжище остаться, что в конце седмицы собирается. К нам со всех концов гости жалуют, хороший торг, знатный.
– Порознь мы, – отрезала Мстиша, насупившись. – Медынская я, тоже на торг приехала по господскому поручению.
– Как скажешь, – развела руками девушка, видя, что от странной гостьи больше ничего не добиться. – Ладно, некогда мне лясы с тобой точить, а то батюшка осерчает. Спи да не бойся. Про клопов я так, ради смеха сказала. Да крынку поутру не забудь занести.
Когда служанка ушла, Мстиша привычно заперлась на засов и, придвинув к двери сундук, задумчиво опустилась на расписную крышку.
Единственной живой душой, которую знала здесь Мстислава, был Нелюб. Более того, он догадался, что княжна пыталась сбежать в ту злосчастную ночь и, кажется, сложил из-за этого весьма невысокое мнение о ней. Как ни странно, это несколько облегчало душу, потому что Мстиша могла не бояться упасть в его глазах. Ниже было некуда.