– Спи, спи, – быстро шепнул он, и Мстислава послушно закрыла глаза.
Он осторожно опустил ее в телегу. Кисло пахло кожей, но Мстислава лишь повернулась на бок, зарываясь в душистое сено, со странным волнением чувствуя тепло там, где ее только что касались загрубелые ладони Нелюба. Княжна не спрашивала, что происходит и куда они едут, ощущая себя как в детстве, когда возвращалась с татой с масленичного катания в санях и он укутывал ее в свою лисью шубу и прижимал к себе, а она закрывала глаза, вдыхая колкий морозный воздух и ни о чем не заботясь.
Мстиша окончательно проснулась, когда мерная тряска и скрип прекратились. Потемнело, небо набрякло, скрыв солнце за грязно-серыми тучами.
– Пошли тебе Великий Пастух здоровья и достатка, сынок, добрались! – Старик, который, оказывается, сидел неподалеку от Мстиславы, слез на землю и принялся благодарить Нелюба. – Ну, проходите. Не судите строго, наше дело запестовато, из рогатой скотины ухват да мутовка.
Мстиша поднялась и, держась за грядку телеги, вяло оглянулась вокруг. Ей прежде никогда не приходилось бывать в простой деревенской усадьбе, и она рассматривала большой двор со смесью брезгливости и любопытства. В редкой пожухлой траве с независимым видом расхаживали курицы и утки, тут же, промеж них, на клочке утоптанной земли несколько взлохмаченных ребятишек в одних рубашонках запальчиво играли в бабки; впрочем, появление телеги отвлекло их внимание, и теперь они сворачивали русые головки на пришельцев. Из скотника появилась молодая женщина, тянувшая на веревке упирающуюся козу.
– Опять подойник опрокинула, блажная! Ну, я тебе задам! – грозила она мотающей головой строптивице. Увидев старика, незнакомка остановилась. – Батюшка, вернулся! А мы уж все жданики съели!
Старик принялся пересказывать снохе, какая напасть приключилась с ним на обратном пути, и велел ей позвать мужа, чтобы, заменив ось, тотчас отправляться за сеном. На шум из избы вышла крепкая пожилая женщина.
– Вот, Томилушка, – обрадовался старик, – насилу добрался. Принимай гостей.
Мстислава растерялась, но тут словно из-под земли вырос Нелюб. Он молча простер руки, и, доверяясь естественному порыву, она потянулась в ответ. Нелюб подхватил ее за пояс, вытаскивая из телеги. Мстиша безотчетно положила ладони на его плечи и через миг оказалась на земле. Ее нос почти уперся в грудь зазимца, и княжна подняла на него ошалевший от неожиданной близости взгляд.
Нелюб сглотнул, его глаза на миг расширились, и он сделал шаг назад, отступая от Мстиславы. Ей даже показалось, что он хотел вытереть руки, словно они испачкались, но на полпути сдержался.
– Идем, – почему-то сердито шепнул Нелюб, и Мстиша покорно последовала за ним.
Старик уже успел поведать жене о своих мытарствах и великодушии случайных попутчиков, и та взирала на гостей прищуренным пытливым взглядом.
– Мир твоему дому, хозяюшка, – поклонился Нелюб и, приобнимая Мстиславу, слегка надавил ей на поясницу, заставляя последовать его примеру.
У Мстиши разве что пар из ноздрей не повалил. Да что он себе позволяет? Княжне кланяться лапотнице?! Мало того что из-за ненужной возни с телегой им пришлось задержаться, так еще и теперь перед всякой голытьбой спину гнуть?
Мстислава сердито скинула с себя ладонь Нелюба и чуть опустила подбородок. Хватит с нее и этого.
– Милости просим, добрые люди, – поклонилась в ответ Томила, в противовес приветливым словам ощупывая Мстишу с ног до головы проницательным взглядом. – Да воздастся вам сторицей! Уж мы заждались отца с телегой. Отдохните с дороги, я мигом паужну справлю. А пока в баню сходите, она нынче растоплена, дочка внучат как раз мыть закончила.
– Вот спасибо, хозяйка. Только лошадь расседлаю. Да вот, возьми, к обеду приварок будет. – Он протянул старухе утку.
– Благодарствую, – расцвела Томила, принимая птицу. – А кобылку в хлев ставь, мил человек. Велю Вторушке овса задать.
Проводив Нелюба взглядом и нерешительно помявшись, Мстиша со вздохом опустилась на завалинку. Из избы выпорхнула виденная ими молодайка с двумя березовыми вениками и опрятно сложенными утиральниками. Она поднесла их Мстише и, сияя белозубой ухмылкой на загорелом лице, многозначительно стрельнула глазами в сторону скотника, где скрылся Нелюб:
– Легкого вам парочку!
Мстислава вспыхнула и хотела уже высказать деревенщине все, что думает о ней, когда вернулся Нелюб. Он с улыбкой поблагодарил женщину и кивнул Мстиславе на баню, отстоявшую от всех дворовых построек. Из трубы, стелясь по реке, вилась тоненькая струйка душистого дыма.
Они вошли в предбанник, и княжна выжидающе посмотрела на своего спутника, но он затворил дверь и с хмурым видом сел, снимая шапку и вытирая ею лицо. Мстишу распирало от желания выругать зазимца за то, что он стал поддерживать заблуждение старика и называть ее своей женой. Она едва могла дождаться, пока их оставят наедине, чтобы всласть высказаться и о хозяевах, и об их бедном дворе. Но суровое лицо Нелюба отбило всякую охоту судачить, и она с досадой плюхнулась напротив помытчика.
– Ступай первая, я тебя тут обожду, – снова не глядя на Мстишу, проговорил он.
Что ж она, пустым местом была?! Ничего, она заставит его посмотреть на себя!
Мстислава сердито швырнула веники на лавку.
– Ты и вправду думаешь, я пойду после этих, – она замешкалась, подбирая выражение покрепче, и злорадно ухмыльнулась про себя, когда уловка подействовала и Нелюб поднял голову, наконец взглядывая на нее, – сермяжников?
Но Мстишина радость оказалась преждевременной. Нелюб лишь утомленно поморщился и, ни слова не говоря, подхватил веник с полотенцем и исчез в парной. Почти сразу до слуха донесся резкий плеск воды и сердитое шипение каменки, а следом из щели под дверью поползли язычки сизоватого пара.
Мстислава тяжело вздохнула и, обняв колени, тоскливо посмотрела в окно, прорубленное под потолком. Хмарь разбухла, заморосил ситничек. Многое бы Мстиша нынче отдала, лишь бы оказаться в Медыни, в своей мыльне, которую девки затопили бы для нее одной, приготовив веники из пижмы и полыни, собранных накануне Солнцеворота, и кувшин ледяного грушевого кваса. Потом, розовую, мягкую, разомлевшую, они бы натерли Мстиславу душистыми маслами и укутали, а тут бы рядом появилась Стояна с тарелкой ее любимых пряжеников, хрустящих и жирных. Потом бы Мстиша повалилась на пуховую перину и спала, спала вдоволь, и никто бы не посмел будить ее…
Заурчало в животе, и она нетерпеливо поерзала на лавке.
Дверь распахнулась, и, окутанный клубами белого пара, в одних портах на пороге возник Нелюб. Мстиша поспешно закрыла лицо ладонями и потому не видела, как он улыбнулся. Хлопнула дверь, затем раздался быстрый короткий топот по деревянному настилу и громкое бултыхание. Мстислава выскользнула на улицу и осторожно выглянула из-за угла бани. Нелюб, фыркая и отдуваясь, широкими гребками плыл на середину реки. Против воли Мстиша залюбовалась красивыми, отточенными движениями. Зазимец вернулся к мосткам и одним коротким рывком подтянулся, выбираясь из воды. Порты облепили тело, крепкая грудь и жилистые руки матово лоснились от влаги. Он отвел с лица намокшие волосы и встретился с Мстишей взглядом.
Она вспыхнула и влетела обратно в предбанник.
«Жихарь тебя понеси!» – подумалось Мстиславе Стояниными словами.
– Не гляди, – услышала она спокойный голос и, зажмурившись, торопливо отвернулась к стене. Раздалось недолгое шуршание. – Все.
Мстиша недоверчиво открыла глаза. Нелюб переоделся в сухие штаны и, слава Пряхе, надел свою неизменную рубаху. На смуглых скулах разлился румянец, а очи непривычно блестели. Если до этого у Мстиславы и были сомнения, то зависть к его отдохнувшему, посвежевшему виду разом пересилила все остальное, ведь она уж и забыла, что такое теплая вода. Неизвестно, когда еще выпадет возможность как следует вымыться.
– Пойдем? – спросил Нелюб, собирая вещи.
– Погоди. Я… Я тоже стану париться.
Зазимец сделал нарочито удивленное лицо.
– Ладно, – пожал он плечами, – буду в избе.
Мстиша округлила глаза.
– Нет! Не уходи! – В ответ на его недоуменный взгляд она поспешно прибавила, потупившись: – Пожалуйста, не уходи. Я банника боюсь.
Нелюб хмыкнул и по своей привычке мотнул головой, так что с мокрых волос на пол полетели брызги, но все-таки остался. Когда, смущаясь, Мстиша выглянула из парной, он уже сидел с поленом и ножом в руке.
– Мне бы студеной воды, – тихо попросила она.
В отличие от Мстиславы, Нелюб не стал отворачиваться, а, напротив, окинул ее долгим взглядом. Всеславна, прикрывавшаяся накидкой, стояла в одной рубашке, и он обошел взглядом и распущенные волосы, доходившие до бедер, и белые ступни, выглядывающие из-под подола.
Мстиша подумала, что сейчас Нелюб велит ей не ломаться и идти окунуться в реку, но вместо этого он наконец перестал рассматривать ее, отложил нож и, молча подхватив ведро, вышел. В бане, видно, браниться язык не поворачивался.
Когда, чистые и притихшие, Нелюб с Мстиславой вернулись, Томила позвала их к столу. Войдя в избу, Нелюб поклонился красному углу, а потом печи. Мстиша нехотя повторила за ним. Гневить богов – даже этих, темных и закопченных, сумрачно взиравших прорезями деревянных глаз из бедного, украшенного лишь пожинальным снопом угла, ей не хотелось.
Гостей усадили за стол рядом с остальной семьей: стариком, младшей снохой и ребятней мал мала меньше. В избе стоял такой же кислый запах, что и в телеге, только гораздо сильнее, и Мстислава гадливо прикрыла нос рукой. Поджав локти, она принялась неприязненно озираться.
Сквозь заволоченные бычьими пузырями окна пробивался слабый свет, но и его хватало, чтобы заметить, насколько это жилище не походило на княжеский терем. В плохо проконопаченных стенах между бревнами торчал мох, голые лавки были почти до блеска вытерты многочисленными домочадцами, дубовый стол стал черным от старости. Впрочем, несмотря на бедность, в избе было чисто и опрятно. Большуха постелила старую, расшитую по краю незамысловатыми узорами скатерть – «должно быть, еще из девичьего приданого», ядовито подумала Мстиша – и поставила два горшка щей, подбеленных сметаной, лук, вареные яйца и хлеб.