– Никшни! – коротко бросила Мстислава, которой начало становиться скучно. Мальчишку она выручила, а плащ купить не успела. Так, глядишь, и лавка закроется.
Но если Мстиша полагала, что после всего сможет просто так уйти, она жестоко ошибалась. Боярыня, запас ругательств которой к тому времени уже иссяк, оказалась настолько оскорблена и спокойной уверенностью простолюдинки, и ее теперешним равнодушием, что не нашла ничего иного, как со звериным рыком кинуться на нее и толкнуть.
– Ах ты, ворона погумённая! – вскричала едва не упавшая Мстиша и, даже не думая сдерживаться, налетела на обидчицу, принявшись отвешивать ей звонкие оплеухи.
– Помогите! Помогите! Убивают! – взвыла боярыня, закрываясь руками от разъярившейся Мстиши, которая скособочила ей убрус, норовя ухватить за косы.
В этот миг, растолкав народ, собравшийся поглазеть на волосяницу, откуда ни возьмись появились два детины. Они схватили Мстиславу с обеих сторон, оттаскивая ее от всклокоченной толстухи.
– Пустите меня, смерды! – в свою очередь возмутилась Мстислава. Но охранники, где-то прохлаждавшиеся, пока мучили мальчишку, и соизволившие явиться только теперь, точно не слышали ее.
– Зась тебе! – злорадно торжествовала вспотевшая и потрепанная боярыня, сдувая со лба жидкую прядь волос. – Ты у меня попляшешь, заплевоха эдакая! Целая площадь видоков, что ты первая на меня накинулась! Будешь впредь знать, как буесловить! Не расплатишься теперь! В холопки продашься! – заключила она, заканчивая поправлять одежду. – А ну, к посаднику ее! – полностью отойдя от потрясения и вновь обретая привычный повелевающий голос, прикрикнула боярыня на стражников. – Он с тобой чиниться не станет, – это снова было обращено к Мстише, – мигом в порубе окажешься, возгрячка!
Мстиславу грубо подхватили под руки и поволокли по грязной мостовой. Кажется, покупка плаща откладывалась.
13. Доля и недоля
И снова Мстиша пожалела, что не слушала тату. Ведь сколько раз он звал ее посидеть рядом, когда люди приходили за княжеским судом. Если бы только училась уму-разуму у отца, то уж наверняка заткнула бы их всех за пояс. Но не ценила Мстислава, когда тата был рядом, принимала как должное, не сумела воспринять мудрость, а ведь о праведном суде медынского князя слава шла на многие вёрсты окрест.
Мстиша давно уже поняла, что Нелюб нигде не пропадет, и сама чувствовала себя подле него как за крепкой стеной, но только нынче осознала, что он не чурался учиться – всякому ремеслу, у любого человека. И досада от упущенной возможности лишь добавляла горя.
Даже не смысля в том, как обыкновенно проходит тяжба, Мстиша догадалась, что над ней вершится кривосудие. Точно все уже решено, ее притащили на посадничий двор, не позволяя даже сделать заклич на торгу и позвать свидетелей, тогда как боярыня явилась и с видоками, и с послухами. Толстуха держалась вызывающе уверенно, и ни она сама, ни посадник не трудились скрывать, что друг с другом на короткой ноге.
Расправа свершилась быстро, и, сколько Мстиша ни возмущалась, подкупленные видоки подтвердили, что она напала первая, да к тому же избила почтенную женщину едва ли не до полусмерти. Послухи же засвидетельствовали доброе имя боярыни. За пришлую и бедно одетую Мстиславу, которая в очередной раз прикрылась Векшиной личиной, заступиться было некому.
Ей и слова не дали произнести в свою защиту, и Мстише оставалось лишь с ненавистью смотреть на лоснящееся лицо посадника. Подумать только, и этого негодяя утвердил сюда отец! Знает ли он, сколько несправедливости творится на его земле? Что слова простолюдинов ничего не стоят против слов вельмож, подкрепленных серебром? Эта сторона жизни открылась Мстише во всей ее отвратительной неприглядности.
Конечно, она держала в руках деньги, знала, например, что гривна больше куны, и этого ей вполне хватало, чтобы легкомысленно проводить далекие от насущных забот дни. Поэтому теперь, когда посадник, не глядя на хмурую девушку, скучающим голосом вынес приговор, на Мстишу совершенно не произвели впечатления ни шесть гривен продажи, причитающейся самому посаднику, ни три гривны урока, что она должна была выплатить боярыне «за обиду». У Мстиславы имелись деньги, поэтому она только ждала окончания мерзкого судилища. Ей было противно, и, пока посадник бубнил, княжна думала лишь о том, как бы затряслись его поджилки, узнай он, кем Мстиша являлась на самом деле.
Она рассеянно провела рукой по груди, нащупывая сумку, и по спине пробежала волна ледяного озноба. Сумки не было. Мстиша встрепенулась и принялась оглядывать себя, но напрасно.
Небесная Пряха!
Сумка совершенно точно была при ней, когда Мстислава расплачивалась за пряник. А потом… Потом она, не помня себя, принялась браниться с проклятой жирухой.
Котомку могли срезать в толчее или по приказу боярыни. Значения это уже не имело, потому что Мстиша застывшим взглядом смотрела на посадника, сложившего руки на толстом животе и насмешливо и сыто поглядывавшего на девушку.
– У меня нет денег, – прошептала Мстислава. – Меня обокрали.
Судья и боярыня коротко переглянулись.
– Ну что ж, – протянул посадник, и его глаза масляно скользнули по Мстишиному стану. – Тогда покуда придется в порубе посидеть и подождать, авось родные спохватятся да выручат тебя. Семья-то есть?
– Как в порубе? – опешила Мстислава.
– А так, – ехидно вмешалась боярыня, и посадник и не подумал ее останавливать, – седмицу-другую померзнешь в яме, а коли долг твой не сыщется дураков выплатить, придется тебе, голубушка, в холопки продаваться. Ничего не поделаешь! – И она откровенно расхохоталась.
Кровь бросилась в лицо. Мстиша рванулась в сторону надменной бабы, но ее тут же перехватили руки стражников. И вдруг, точно спасительная соломинка, пришел на ум Нелюб.
– У меня муж есть! – закричала она, пытаясь вырваться.
– Ну что ж, коли любит, выкупит, – усмехнулся посадник, удовлетворенно поглаживая бороду.
– Пошлите к нему! Мы в предместье на хуторе у вдовы остановились!
Тут уже раздался общий смех. Даже детины, державшие ее под руки, точно отъявленного головореза, и те позволили себе прыснуть.
– Коли хватится, сам придет, отыщет. Хотя, сдается мне, вдова ему заскучать не даст, – подмигнул посадник и лениво махнул охранникам.
– Ну, пойдем, красавица, – проговорил один из них, щербато улыбаясь в лицо Мстиславы. – Проводим тебя в покои.
Стражники поволокли Мстишу куда-то вглубь усадьбы, мимо служб и построек. Она больше не сопротивлялась. Теперь, когда она оказалась полностью во власти двух дюжих мужчин, это было чревато.
Чем дальше они отходили от богатых хором, тем грязнее и темнее становилось подворье. Пахло скотиной, вареной репой и отхожим местом. Княжна повернула голову, пытаясь спрятать нос в складки одежды, но наткнулась взглядом на пришитую к плечу одного из стражников ежиную морду.
Мстиславу затошнило.
Они остановились перед зияющей в земле четырехугольной дырой. Один из охранников выпустил Мстиславу, чтобы сбросить вниз деревянную лестницу, и Мстиша покачнулась и упала бы, если б не рука его напарника.
– Таких гладеньких еще не доводилось в яму сажать, – с придыханием проговорил он ей на ухо, обдав чесночным смрадом, и Мстислава едва сдержала рвотный порыв. Ежиная морда коснулась ее плеча. – Я помогу тебе скопить монет, если будешь покладистой, – жарко шепнул стражник, и вдруг его ладонь легла ей на пояс и бесстыдно скользнула вниз, повторяя изгиб и сжимая ягодицу.
Едва не задохнувшись от гнева и унижения, Мстислава пихнула обидчика, одновременно отшатываясь к порубу. Охранник хрипло захохотал, глядя, как трясущаяся словно осиновый лист девушка принялась торопливо спускаться по узкой лестнице. Кое-как сколоченные перекладины дрожали под руками, но Мстиша была готова свалиться вниз и пролететь полторы сажени, нежели вынести хотя бы еще одно прикосновение мерзавца.
Она спрыгнула на землю и в страхе прижалась спиной к деревянной стене. Между щелями сруба зашевелились, разбегаясь в разные стороны, черепичницы и пауки, сухо прошелестела песочная струйка. Лестница тут же исчезла, а следом на грязно-серой, не больше ширинки клетке неба появилась безобразная кудлатая голова:
– Ничего, я необъезженных кобылок даже больше люблю. Соскучишься – кличь Шульгу.
Мстишу колотило. Только когда грубый гогот и шаги полностью стихли, она позволила себе оторваться от стены и тяжело опуститься на голую лавку. Та была настолько узкая и короткая, что даже невысокая Мстислава не смогла бы вытянуться на ней в полный рост. Но она и не думала ложиться, а просто подобрала ноги и обняла колени.
Мстислава никогда еще в жизни не испытывала подобного ужаса и отчаяния. Ей хотелось убить Шульгу – самой, собственными руками. Она знала, что именно так бы и поступил тата. Тата! Если бы он только ведал, в какую передрягу угодила его непутевая дочь!
Хуже всего была беспомощность. Мстиша оказалась совсем одна, в полной зависимости даже не от посадника, а от двух по недоразумению облеченных властью смердов. Здесь не было закона. Кто помешает им пробраться к ней ночью? От одной мысли дыбились волоски на руках.
Мстислава лихорадочно думала. Чем она могла откупиться?
Она быстро проверила – и ожерелье, и кольцо на месте. Даже нож, висевший под накидкой на поясе, не отобрали. Но сколько они стоят? Мстиша не ведала цены вещам. Да и продать их или предложить в уплату долга она могла бы только через посредничество охранников, а в их честности не было никакой уверенности. Теперь, зная, чего Шульга хотел от нее, Мстислава и вовсе не могла рассчитывать на его помощь. Вот куда завела Мстишу красота.
Нелюб!
Мстислава боялась думать о нем и вместе с тем не могла не думать. Вся ее надежда была лишь на Нелюба. Но если он не придет…
Нелюб не обязан вытаскивать ее из беды. Он не приходился ей никем, лишь спутником. Случайным знакомым. Если бы все произошло раньше, Мстиша бы с равнодушной трезвостью поняла, что, скорее всего, помытчик бросит ее.