Сдобный дух пирога кружил голову, и Мстислава с удовольствием отломила кусочек.
– Только много не ешь, – посоветовал Нелюб. – А то с непривычки живот разболеется.
И действительно, ей хватило совсем немного, чтобы почувствовать сытость. Отложив кушанье, Мстиша обняла себя за плечи. Теперь она раскаивалась, что кинулась на Нелюба. Во-первых, стоило вести себя сдержанней. Во-вторых, должно быть, от нее воняло.
Она скосила взгляд: Нелюб сидел, глядя вперед, прямой и суровый. Мстише показалось, что его черты заострились, меж бровей собралась складка, а губы сжались в упрямую полосу.
– Ты сердишься? – тихо спросила она, когда они миновали городской вал.
Нелюб быстро посмотрел на нее и снова перевел взгляд на дорогу. Телега мирно поскрипывала, над золотившейся стернёй с пронзительными криками носились запоздалые ласточки.
– Не на тебя, – неохотно ответил он, а помолчав, добавил: – Хотя и на тебя немного. Как ты только догадалась отправиться одна в незнакомый город, да еще и зная, что там могут бродить разбойники?
– Не тех разбойников боялись, – покачала головой Мстиша, и Нелюб против воли вымученно улыбнулся.
– Рассказывай, – вздохнул он, и Мстислава поняла, что прощена.
Она поведала ему обо всех своих злоключениях до поруба, и он слушал, лишь неверяще мотая головой и время от времени неодобрительно цокая.
– Полбеды, когда глузду маловато, а если к тому же отваги без меры, тогда совсем погибель, – подытожил он.
Но стоило Мстиславе дойти до ямы и, главное, до Шульги, Нелюб перестал улыбаться и посмурнел. Не перебивая, он внимательно смотрел на нее, а когда она закончила рассказ, лишь вымолвил сквозь зубы:
– Вот таких выродков земля точно носить не должна.
– Я решила, ты не придешь, – прошептала Мстиша, ковыряя сломанный ноготь.
Несмело подняв взор, она столкнулась с сузившимися глазами.
– Вот, значит, что ты обо мне думаешь?
– Почему ты не пришел сразу? – не смогла сдержаться Мстиша.
– Пришел. – Он сжал челюсти, и теперь стало еще заметнее, как Нелюб осунулся и посерел. Под глазами лежали темные круги. – Вот только оказалось, что нужны девять гривен выкупа. Кобылу удалось вернуть почти сразу, хозяин попался сговорчивый, а вот чтобы птицу продать, пришлось помыкаться.
– Птицу? – непонимающе нахмурилась Мстислава.
– Ястреба, – не встречая ее взгляда, проговорил Нелюб.
– Бердяя?! – ахнула Мстиша, накрывая рот ладонью. Зазимец чуть заметно поморщился и ничего не ответил.
Они как раз подъехали к хутору, и вдова вышла им навстречу. При виде Мстиши она радостно всплеснула руками.
– Вызволил! – Словята обняла ее как родную. – Говорила ж, за такого мужа держаться надо железным хватом! Да как же тебя угораздило с боярыней сваду затеять! Так, на порог не смей после погреба, – остановила вдова шагнувшую было в сторону дома Мстишу, – давай сразу в баню, я уж натопила так жарко, что всякая гадость мигом отколупнется. У меня баня справная, а муженек тебя попарит. Пойдем!
Словята подхватила ничего не соображающую Мстиславу и потащила в мыльню, но при входе остановилась.
– Обдериха иной раз шалит, погоди, сейчас присловьице скажу. – Вдова поклонилась до земли и завела напевным голосом: – Пусти, баенка, пусти, пустая хороминка, пусти погреться и потопить, полешко и веничек подам! Прими все скорби-болезни, все уроки-прикосы, все полохи-переполохи.
Мстиша и Нелюб тоже поклонились.
– Ну вот и добро, – удовлетворенно улыбнулась Словята, – теперь не тронет.
Хозяйка ушла, оставив Нелюба с Мстишей наедине. Некоторое время они молчали, а потом Мстиша нарушила тишину:
– Прости меня.
Нелюб вскинул на нее хмурый недоверчивый взгляд.
– Прости за Бердяя и… за то, что сомневалась в тебе. Просто… Я думала, что ты меня… – Она запнулась, не зная, как подобрать слова. – Что я тебе надоела, и ты только рад был бы от меня избавиться.
Мстислава хотела, чтобы Нелюб принялся отрицать ее догадки, чтобы возразил, заверяя, что она вовсе не надоела ему, но вместо этого он лишь устало бросил:
– Ладно уж, ступай в мыльню. Я тут посижу. – Что-то похожее на улыбку мелькнуло на его губах, когда он добавил: – Постерегу тебя от обдерихи.
Мстислава так истосковалась по теплу, что едва заставила себя выйти. Она оттерла кожу до скрипа, вымыла волосы и наконец постирала одежду, благо Словята дала ей свою старую девичью сорочку на смену.
За ужином пришлось заново пересказать вдове о своих злоключениях, и та только охала да ахала, на чем свет ругая посадника, бояр, а заодно и князя. Нелюб почти ничего не говорил, едва притрагивался к угощению и лишь задумчиво смотрел на Мстишу. И от этого странного, долгого взгляда ей делалось не по себе.
Еще только начало темнеть, а у Мстиславы уже слипались глаза, и Нелюб повел ее на сенник, где была устроена постель. Пока они шли, смутное беспокойство, завладевшее ей еще за ужином, усилилось. Нелюб молчал. Он держался отстраненно и почти не смотрел на Мстишу. Ей даже показалось, что и ступал он так, чтобы случайно не дотронуться до нее.
Сон как рукой сняло. Но ведь Нелюб был ей рад! Она ясно видела облегчение на его лице, когда он пришел за ней в посадничью усадьбу. Если Нелюб и сердился, то простил ее. Отчего же теперь от него веет холодом?
Словята расстаралась и, кажется, вывалила на сено содержимое всех своих сундуков. Нелюб остановился чуть в стороне от овчинной подстилки и коротко кивнул:
– Ложись.
Мстиша недоверчиво села на ворох старых шуб, не спуская тревожного взгляда с зазимца.
– А ты?
Она теребила перекинутую на грудь косу. Чистая и пригожая, в свежей рубашке и с вымытыми волосами, Мстислава впервые за долгое время была довольна своим видом, а Нелюб все равно не хотел смотреть на нее.
– Да я, пожалуй, в телеге лягу, чтобы тебя не стеснять. Ночь нынче теплая, – с непривычной для себя неуверенностью проговорил он, делая неопределенное движение рукой.
Мстиша почувствовала, как на глаза навернулись непрошеные слезы, а в груди встал ком обиды. Она вспомнила все непристойные намеки на Нелюба и вдову, что делали посадник и стражники, и к лицу прилил жаркий стыд. Хозяйка была далеко не старуха, да и не скрывала, что Нелюб ей приглянулся.
– К Словяте пойдешь? – не своим голосом спросила Мстиша.
Нелюб удивленно вздернул голову.
– Да ты никак ревнуешь? – догадался он и улыбнулся так светло, что у Мстиславы отлегло от сердца.
– Не уходи, – прямо попросила она.
Улыбка медленно сошла с лица Нелюба. Теперь он смотрел пристально, точно взвешивая что-то в уме. На миг Нелюб отвел взор в сторону, а потом снова взглянул на Мстишу, и она поняла, что он хотел отказать. Нелюб прочистил горло, но она опередила его, прошептав:
– Пожалуйста.
В глазах Нелюба мелькнула жалость, и, поколебавшись несколько мгновений, он поверженно вздохнул, сделал два больших шага к Мстише и опустился подле нее.
– Спи. Не бойся, я буду рядом.
Мстиша уронила взгляд на кончик косы в своих руках. Не такой она представляла себе эту встречу. Та близость, что начала завязываться между ними, оказалась забыта Нелюбом за две ночи. Он пришел за ней, но вовсе не потому, что Мстиша была ему дорога. Он пришел, потому что не мог иначе.
Мстислава легла.
– Обними меня, – тихо, едва слыша себя, попросила она. После того как Мстиша навязалась Нелюбу, терять было нечего и падать ниже некуда.
Нелюб сглотнул и несколько мгновений сидел неподвижно, а потом, сдаваясь, опустился рядом и осторожно вытянул руку, невесомо обхватывая плечи Мстиславы. Его движения были выверены, и он позаботился, чтобы не прикоснуться к ней лишний раз. Голова Мстиши лежала на руке Нелюба, но их разделяли добрых три вершка. Мстиша судорожно выдохнула и закрыла глаза. По вискам скатились две теплые слезинки.
Тело Нелюба было напряженным, точно у насильно посаженной на колени кошки, которая терпит, но только и ждет мгновения, чтобы вырваться из-под ласки надоедливых рук. Мстиша открыла глаза и повернула голову к Нелюбу. Он лежал, не мигая глядя в потолок, и не мог не видеть, что Мстиша смотрит на него, не мог не знать, что она ждала – ответного взгляда, слова и того страшного и волнительного, что могло за ними последовать. Но он не повернулся к ней, и Мстислава поняла, что запас его жалости наконец исчерпался. Шмыгнув носом, она соскользнула с руки Нелюба и, закутавшись в овчину, отвернулась на другой бок.
14. Хворь
Как Словята ни уговаривала, ни Мстиша, ни Нелюб не хотели задерживаться. Мстиславе не терпелось поскорее убраться из Волыни, которую она успела проклясть в душе, да и повторения прошлой ночи ей не хотелось. Она вывернула себя перед Нелюбом наизнанку, была отвергнута и теперь не понимала, что довлело над ней сильнее – злость или стыд.
Нелюб же наверняка не чаял поскорее закончить затянувшееся путешествие. Он ничем не показывал, что давешняя откровенность Мстиши произвела на него хотя бы малейшее впечатление. Мстиша могла бы порадоваться тому, что он не обращает ее слабость в оружие, но вместо этого закипала от его равнодушия. Нелюб был стеной, горой, которую ей не под силу пробить даже всем своим отчаянием.
Пришла настоящая осень. День задался непогожий и промозглый. Моросило, и на сжатых полях тут и там, точно позабытые нерадивыми хозяйками холстины, белели обрывки тумана.
Мстиша больше не жаловалась ни на мокрую одежду, ни на гудящие от ходьбы ноги. Каким-то удивительным образом она успела притерпеться к этой жизни, словно и не знала никакой иной. Нужно просто дойти. Скорее оказаться в Зазимье, чтобы только не слышать больше тихой поступи Нелюба, чтобы не надеяться мучительно на мимоходом брошенный и тут же отведенный в сторону взгляд светло-карих глаз, чтобы не вдыхать украдкой пьянивший запах дождя и скошенной травы, чтобы не смотреть на не знавшие покоя руки, к которым она желала и не имела права прикоснуться.