– Я доложу ему, – сдаваясь, поклонился Хорт и вышел, чтобы вскоре вернуться – бледным и взволнованным. – Прошу, княжна. Твой жених ждет.
Воевода привез ее в детинец скрытно, через потайной ход. Мстишу поселили в лучшие палаты, но ни князь, ни княгиня не вышли встретить невестку. Никто не знал, как вести себя с ней теперь, и Ратмир не придумал ничего лучше, чем просто отправить ее восвояси.
Половицы жалобно постанывали под ногами, пока они шли по бесконечным переходам княжеского терема. Здесь по-своему приятно пахло – влажным песком и смолой, – но совсем не так, как дома. Они остановились у двери, которую сторожил мрачный гридин. Узнав Хорта, он отступил в сторону и окинул Мстишу подозрительным взором.
Коротко постучав, Хорт отворил дверь и пропустил княжну вперед.
Перебарывая смятение, Мстислава смело вошла внутрь, заставляя себя держаться вольнее, нежели чувствовала на самом деле. Решительные шаги тут же потонули в ворсистой медвежьей шкуре, устилавшей пол. Вопреки ожиданиям, покои оказались совсем небольшими. Стол, постель, стены, где висели охотничьи рога, сухая сосновая ветвь-присада и окно, изукрашенное цветной слюдой. Он стоял лицом к нему, сложив руки за спиной, но Мстиша не могла ошибиться.
Пусть нынче его одежда была иной, Мстислава узнала бы эту стать из тысячи. Едва не споткнувшись, она замерла. И даже не заметила протянутой руки Хорта.
Княжич повернулся.
– Оставь нас, воевода, – коротко велел он Хорту, и тот, кинув быстрый тревожный взгляд на княжну, подчинился.
– Что это значит? – не своим голосом выговорила Мстиша, беспомощно озираясь по сторонам. Но в покое не было никого, кроме них двоих.
Куда только девались потертые порты и стоптанные опорки? Нынче на нем как влитые сидели вышитая серебром свита и сафьяновые сапоги. Смоляные пряди, расчесанные заботливой рукой, увивали голову послушными волнами, на груди блестела тяжелая гривна.
Понимание медленно, по капле просачивалось в сознание, а вместе с ним изумление, возмущение и гнев.
Нелюб молчал, точно давая ей окончательно догадаться.
– Так Ратмир, – растерянно начала Мстиша, ненавидя свой дрожащий голос, – это… – Она зажмурилась, собирая расползающиеся мысли. – Лжец! – злобно прошипела она и сделала два порывистых шага к княжичу.
Стиснув руки в кулаки, она одернула себя в сажени от него. Нет. Мстиша не ударит Нелюба, и вовсе не потому, что он когда-то ей запретил. Она сдержит себя, потому что иначе будет только хуже, потому что от ее крутого нрава случались только одни беды.
Нелюб не сдвинулся с места, глядя на княжну с разъяряющей смиренностью. Казалось, ударь его сейчас Мстислава, он так и останется стоять – непоколебимый и всепрощающий.
Мстиша в бешенстве топнула ногой и зарычала, быстро отступая в противоположную сторону.
– Как ты посмел! Как ты посмел так обойтись со мной? – закричала она в исступлении. – Я верила тебе! Я думала, ты лучший из всех, кого я встречала! Я полюбила тебя!
Брови Нелюба дрогнули, а по лицу пробежала короткая судорога, и сердце Мстиши торжествующе екнуло. Даже ледяную глыбу можно пробить при должном упорстве.
– Я не обманывал тебя, – тихо проговорил он хриплым голосом.
– Что?! – яростно воскликнула Мстиша, в считаные мгновения оказываясь так близко к Нелюбу, что тот изумленно распахнул ресницы. – Ты врал во всем! Даже имя у тебя и то поддельное!
По лицу княжича скользнула бледная тень улыбки.
– Нет. Матушка и правда назвала меня Нелюбом. Надеялась отпугнуть злых духов, – добавил он тише.
– Сказал мне, что ты княжеский помытчик!
– Но это тоже правда, – без особенной надежды разубедить ее возразил Нелюб. – Я на самом деле добываю отцу ловчих птиц.
– Ненавижу! – точно не слыша его оправданий, выкрикнула Мстислава. – Ты не просто врал мне, а мучил! Зная, что я все равно стану твоей женой! Зная обо мне все! – Она с отчаянием уронила лицо в ладони.
– Позволь мне объясниться, – попросил Нелюб, осторожно прикасаясь к ее плечу, но Мстиша, не поднимая головы, неприязненно скинула его руку.
Нелюб терпеливо выдохнул и покорно отступил на шаг.
– Я не предполагал, что так выйдет. Я не собирался мучить тебя или врать, клянусь. Когда я узнал, что ты задумала бежать с боярином, – Мстислава отвела одну руку от лица, недоверчиво глядя на княжича сквозь пальцы другой, – да, мне было известно об этом с самого начала через зазимских лазутчиков, – кивнул он. – Когда я узнал, первым желанием было поймать вас с поличным. Опозорить. Заставить чувствовать тот же стыд, что ощутил я, когда узнал, что моя невеста предпочла другого.
Мстиша обняла себя руками и, поджав губы, смотрела на него исподлобья.
– Сначала должен был ехать один Хорт. Но потом я понял, что… – Он неловко усмехнулся, отводя взгляд в сторону. – Понял, что хочу увидеть тебя хоть раз. Не зря же я столько лет жил в ожидании, не зря столько слышал про медынскую княжну, прекраснейшую из дев, веря и не веря, что когда-то она станет моей. Я полагал, стоит тебе появиться в моей жизни, и ты чудесным образом изменишь ее. Мне и в голову не приходило, что ты можешь хотеть другой судьбы, любить другого мужчину. Я придумал тебя и не мог допустить, что ты окажешься иной.
Нелюб мотнул головой, понимая, что забылся и начал рассуждать вслух.
– Когда он не пришел за тобой… Когда ты отказалась возвращаться домой и попросила о помощи… Не стану лукавить, я испытал мстительное торжество. Мне хотелось проучить тебя. Заставить хлебнуть свою горькую чашу. Так я стал твоим проводником в Зазимье.
– Почему ты сразу не сказал мне правды? – потрясенно спросила Мстиша. – Ведь у меня все равно не оставалось бы выбора, кроме как отправиться с тобой.
Нелюб устало пожал плечами.
– Предвкушал, как ты поразишься, когда после всего я встречу тебя в истинном обличье.
– И ты смел обвинять меня, – Мстиша сузила глаза и ткнула себе в грудь маленьким розовым пальцем, – в том, что я забавлялась? Что я играла с тобой? – Ее высокие брови сошлись над переносицей, тонкие ноздри затрепетали.
Княжич тряхнул волосами.
– Я поступил низко и могу оправдаться лишь тем, что у меня не вышло долго злорадствовать. То, как ты убивалась по своему боярину… Мне стало жаль тебя. А потом… Дни и ночи, что мы проводили плечом к плечу, постепенно заставляли меня думать о тебе иначе, и все начало меняться помимо моей воли.
– Ты должен был сказать правду!
– Признаться, что я тот, кого ты ненавидела больше всего на свете? – Он поднял на Мстиславу полный горечи взор.
Мстиша затрясла головой.
– Я бы перестала ненавидеть. Ведь я узнала тебя… Узнала, какой ты, – прошептала она. – Но ты продолжал обманывать. Даже когда я открылась тебе…
В горле встали слезы, мешавшие говорить, а глаза предательски зарезало. Мстислава сморгнула и только теперь поняла: его невеста была сама она. Значит… Значит, Нелюб… то есть Ратмир… Значит…
– Но ведь ты любишь меня? – изумленно проговорила она, и теплое зеленоватое золото глаз Ратмира заставило сердце забиться скачками.
– Да. Люблю. Поэтому и отпускаю.
– Что? – выдохнула Мстиша.
Голова закружилась, перед глазами полетели белые мушки.
– Я не хотел, чтобы ты узнала. Думал, обрадуешься известию Хорта и в тот же день сбежишь. Но, видно, от судьбы не уйдешь. Ты с самого начала была права и ныне свободна от клятвы и от нашей помолвки. Потому что я – чудовище. Урод, каких не должна носить земля. Потому что я – оборотень.
16. Оборотень
– Я родился тщедушным и болезненным, и мне пророчили скорую смерть. Да ведь я уже рассказывал тебе, – слабо улыбнулся Ратмир Мстише, которая сидела теперь на лавке, не сводя с жениха напряженного взгляда. – Но моя мать не из тех, кто безропотно сдается на милость богов. В княжестве и окрестных землях не осталось ни одного лекаря или волхва, которому бы она не показала своего больного сына. Знахари поили меня молоком, кипяченным с лягушками, и обвешивали наузами. Лечцы купали в озерном иле и окуривали жупелом. Рудомёты полосовали кожу и пускали кровь. Не осталось ни единого зелья, ни одной притирки, ни воречья, которого бы мама не испробовала, чтобы побороть хворь. Но все было напрасно. От первого сквозняка меня снова сваливала огневица, и матушка просиживала надо мной бессонные ночи. Думаю, что и выживал-то я лишь благодаря ее воле.
На миг в окно заглянуло солнце, и по лицу княжича пробежало несколько быстрых изумрудно-алых отблесков.
– В тот, последний, раз ничего не помогало. Все проверенные способы оказались бессильны, и не проходившая лихоманка сжирала меня заживо. Тогда мать решилась на крайнее средство. Она велела послать за колдуном, про которого ходила самая дурная молва. Говорили, будто ему триста лет, что сердце его чернее дегтя, что он оборачивается вороном и может наслать мор на целый город. К нему не решались ходить в открытую, потому что знали: он берется за самые отчаянные и темные дела. Он мог помочь напустить порчу или приворожить холодную красавицу, проклясть род до седьмого колена и отравить колодец. Он не гнушался ничем, для него не существовало добра и зла. Именно к такому человеку обратилась за помощью моя мать, дошедшая в своем исступлении до последней черты. Ей было все равно, какой ценой. Главное – сохранить жизнь родимого дитя, и цель оправдывала любые средства.
Ратмир замолчал и на миг опустил взгляд себе под ноги, перебирая пальцами в воздухе, точно пытался нащупать невидимый предмет. Заминка позволила Мстише выдохнуть и облизнуть пересохшие губы.
– Шуляку – так звали колдуна – хватило одного взгляда, чтобы без обиняков, которыми говорили с княгиней прочие, сообщить ей, что я не жилец. Но, в отличие от остальных, он знал способ отогнать от меня смерть. Шуляк пообещал матери, что, забрав жизнь у волка, вдохнет ее в тело слабого мальчишки. Звериная кровь поможет ему выздороветь, но, когда придет время, она проснется в нем, и княжич сдел