Но… Тогда Мстиша никогда больше не увидит зеленые сполохи в медовых глазах, не почувствует прикосновения сильных рук, для которых не было ничего невозможного, не услышит низкого грудного голоса, обещающего надежность и спокойствие, не вдохнет родного запаха. Ей больше никогда не очутиться в крепких объятиях, не замереть от биения родного сердца.
Разум говорил, что нужно бежать, но разве когда-то Мстиша прислушивалась к нему? Ее сердце кричало громче и сильнее.
– Я хочу остаться с тобой, кем бы ты ни был, – твердо выговорила она, глядя в очи Ратмира. – Я люблю тебя таким, какой ты есть.
Но, вопреки ожиданиям, Мстислава не увидела на лице княжича облегчения. Он продолжал пристально смотреть на нее, и она знала, что слова не убедили его.
– Нелюб, – позвала Мстиша и тут же поправилась, произнеся негромко, пробуя каждую букву на вкус: – Ратмир. – Совсем недавно Мстислава ненавидела это имя, казавшееся грубым и злым, но теперь ей нравились его короткая резкость, его законченность и скупая строгость. – Не сомневайся во мне. – Она сжала пальцы Ратмира, что продолжали бережно держать ее ладонь.
– Я не сомневаюсь в твоей искренности. Ты веришь в то, что говоришь. Но ты сама до конца не понимаешь, какая жизнь ждет тебя со мной. С таким, как я.
– Наша жизнь не будет одним только медом, но я хочу быть с тобой. Помогать тебе. Быть опорой, когда потребуется.
Мстислава протянула свободную руку и погладила Ратмира по волосам. Великая Пряха, как давно она мечтала об этом! Ее движения были поначалу робкими, но княжич прикрыл глаза, и, осмелев, Мстиша пропустила пальцы сквозь густые блестящие пряди, любуясь переливами света в вороных волнах.
Но миг блаженства был недолгим. С тихим стоном сожаления Ратмир разомкнул веки и осторожно отстранил от себя Мстишину руку.
– У тебя будет время. Пока идут приготовления к свадьбе, знай: ты вольна отказаться. Я пойму, даже если ты решишь отозвать помолвку ночью накануне. Никто не посмеет тебя осудить.
Мстислава коротко улыбнулась сквозь раздражение. Он не верил ей, и виновата в этом была лишь сама Мстиша. Что ж, значит, не оставалось ничего иного, как день за днем доказывать свою преданность не словами, а делом.
– Вот и добро, – кивнула она. – А теперь я хочу поклониться князю и княгине.
Желание Мстиши было выполнено, и она наконец познакомилась с будущими свекром и свекровью. Княжне приходилось только гадать, как Ратмир успокоил родителей, потому что приняли ее гораздо благосклоннее, чем она могла на то рассчитывать. Конечно, Мстислава превзошла саму себя в любезности, но чувствовала, что здесь не обошлось без помощи ее жениха.
Князь Любомир – высокий, кряжистый, видный – напомнил Мстиславе собственного отца властным открытым взглядом и величественной статью. Прожитые года припорошили серебром смоляные пряди, но поступь князя сохраняла молодецкую бодрость. Мстислава поняла, что ее красота не осталась незамеченной, и в прищуренных, окруженных разбегающимися лучиками морщин глазах просквозило поощрение. Судя по тому, что зазимский правитель велел Мстише называть себя батюшкой, он остался доволен будущей снохой, ведь, во всяком случае, та оказалась обходительна и хороша собой. Но ей никогда не составляло труда околдовать мужчину. Гораздо сложнее было расположить к себе мать Ратмира.
Княгиня Радонега, как и следовало ожидать, глядела на невестку с большим недоверием. Пристальный, пробирающий до костей взгляд ее светло-карих, почти ястребиных глаз ни на миг не покидал Мстишиного лица, и она не могла не замечать его. Но и Мстислава была не лыком шита и, быстро справившись с первым волнением, пустила в ход свое обаяние. Она ничего не скрывала, и раз уж Ратмир, зная всю ее подноготную, не попрекал Мстишу, то его матери и подавно не к чему было придираться.
И хотя обе стороны, кажется, остались удовлетворены друг другом, Мстислава вздохнула с искренним облегчением, когда появившийся пригласить к трапезе слуга положил конец их беседе.
С этого дня началась подготовка к свадьбе, которую решили править на первые зазимки. У князя накопилось порядочно поручений, и Ратмир почти не бывал дома. Прежде всего требовалось выследить и изловить разбойников, и княжич вместе с Хортом и дружиной пропадал в лесах. Они поймали всю шайку, но Чубатому с парой приспешников удалось уйти, и Ратмир остался недоволен, пообещав, что после свадьбы перероет весь бор, но найдет душегубов.
Шла вторая седмица пребывания Мстиславы в Зазимье, и за этот срок она видела жениха лишь несколько раз, да и то мельком. Мстиша дала себе зарок закончить обещанный Небесной Пряхе рушник до свадьбы и работала даже при лучине. Уже наступил вечер, и от усталости узоры расплывались перед глазами. Внезапно раздался короткий стук. Мстиша с удивлением прислушалась. Через несколько мгновений звук повторился, и она, отложив пяльцы, подошла к окну. Открыв створку, она настороженно выглянула в темный двор, и вдруг сердце подпрыгнуло от нечаянной радости. Внизу стоял Ратмир, и даже осенние сумерки не могли скрыть озарявшую его лицо улыбку.
Княжич весело махнул Мстиславе рукой и, отбросив не пригодившийся камешек, быстро принялся карабкаться по росшей рядом с теремом липе. Проворно взобравшись наверх, Ратмир перепрыгнул с ветки на деревянный венец и, не успела Мстиша подумать о том, что окно слишком мало, уже ловко протиснулся внутрь.
Мстислава отступила в сторону, любуясь женихом, пока тот поправлял сбившуюся одежду. Она никак не могла привыкнуть видеть на нем вытканную серебром свиту вместо потрепанных дорожных одеяний. Впрочем, Мстиша знала, что под изумрудным аксамитом пряталась неизменная шерстяная рубаха.
Она едва ли ожидала такого внезапного появления от обычно сдержанного и степенного Ратмира. И видеть его здесь, в девичьей горнице, было волнительно. Мстислава не боялась ни пересудов, ни того, что он позволит себе вольность – все вольности обычно оставались на совести Мстиши, – но дыхание сбилось, а к лицу прилила краска.
– Здравствуй, Мстишенька, – не скрывая радости, но негромко, чтобы не услышали слуги, выговорил княжич, обращая на невесту сияющий взгляд.
Еще разгоряченный движением, он, кажется, заставил себя остановиться и задержать протянутые к невесте руки, но Мстислава слишком соскучилась, чтобы терпеть, и без раздумий порхнула к нему. Прильнув к груди Ратмира, она улыбнулась, наслаждаясь его оторопью. Несколько мгновений он мешкал, прежде чем наконец заключил невесту в крепкие объятия. Послышался шумный выдох, и Мстиша в блаженстве закрыла глаза, впитывая заставивший подкоситься ноги запах.
– Стосковалась я по тебе, – прошептала она, сама удивляясь тому, что ныне могла свободно говорить ему о своих чувствах, что не было нужды таиться и ощущать себя отвергнутой. Ей до конца не верилось в их счастье.
– А уж я-то как стосковался, – ответил Ратмир в Мстишины волосы, и его низкий голос, полный невысказанных обещаний и томления, пробрал до мурашек.
Руки княжича медленно скользили по ее плечам и спине, точно ему хотелось обойти и запомнить каждый их изгиб, каждую ямку и округлость. Из сдержанных прикосновения Ратмира постепенно становились все более смелыми, и сердце Мстиши затрепетало в мучительном млении. В груди разлилось тепло, а по рукам и ногам побежала дрожь. Но ладонь Ратмира замерла, и Мстислава почувствовала, как судорожно сжались его пальцы. Нахмурившись, она открыла глаза и подняла голову.
Ратмир оказался так близко, что губы Мстиши почти коснулись его подбородка. Он смотрел ей в очи, и зеленые искры мерцали, словно крупинки золота в темной реке. Обнаженный взгляд, полный боли, сдерживаемой страсти, отчаяния, желания, надежды, всего, что Ратмир так долго прятал от Мстиславы, ударил наотмашь. Ей стало нечем дышать от счастья и ужаса. Только теперь Мстиша поняла, что за непроницаемым, всегда спокойным лицом Нелюба скрывалось бушующее море, и ей сделалось радостно и страшно. От нежности защемило сердце, но она не могла не воспользоваться тем, что Ратмир приоткрыл свою броню, не могла упустить миг слабости. Руки Мстиши, покоящиеся на груди княжича, обвились вокруг его стана. Она приподнялась на носочках и прикоснулась губами к щеке жениха.
Мстислава почувствовала легкий рокот, прошедший по его телу, когда он сдавленно выдохнул.
– Что ты со мной делаешь, – не то с усмешкой, не то с упреком простонал Ратмир. Он не шевелился, и, приняв его неподвижность как приглашение продолжать, Мстиша оплела одной рукой шею княжича, запуская вторую в кудри.
– И это говоришь мне ты, – прошептала она, ощущая его неровное теплое дыхание на своей коже, – ты?
Ратмир рассмеялся и, неожиданно вывернувшись из-под Мстишиных рук, отступил обратно к окну. Она, миг назад полагавшая, что княжич пребывает полностью в плену ее чар, удивленно приоткрыла рот, раздосадованно находя под пальцами лишь пустоту.
Мстислава обиженно хмыкнула и сложила руки на груди. Тряхнув волосами, Ратмир с улыбкой подошел к невесте и взял ее ладони в свои.
– Прости меня, – примирительно сказал он, слегка наклоняя голову, чтобы поймать старательно отводимый княжной взор. – Но я не мог не увидеть тебя, каржёнок.
Мстислава сжалилась и посмотрела на Ратмира. Сколько она ни крепилась, сдержать улыбку не вышло, и княжич облегченно выдохнул. Его уловка удалась, и воздух между ними больше не казался разреженным и сухим.
– Тебе нравится меня мучить, – укоризненно заметила Мстислава, но ее негодование было напускным. Взгляд Ратмира, в котором на краткое мгновение отразились его истинные чувства, теперь хранился у нее в груди драгоценным изумрудом. Как бы отстраненно ни вел себя Ратмир, она всегда сможет заглянуть в сокровищницу разума и вспомнить. – Как жить, вечно держа себя в узде? Вечно окорачивая собственные желания?
Светлая улыбка княжича потускнела. Он выпустил Мстишины руки.
– Я не умею иначе. Когда часть жизни ты не принадлежишь себе, не можешь управлять ни порывами души, ни побуждениями тела, когда сознаешь, что способен навредить людям, что на время превращаешься в дикого зверя… – Ратмир горько усмехнулся и мотнул головой. – Я не имею права давать волю чувствам, потому что цена оплошности может оказаться слишком высокой.