а приходилось его разыскивать.
Мстиша хорошо понимала, о чем говорил воевода, с содроганием вспоминая, в каком состоянии обнаружила Ратмира в тот, первый раз.
Но, продолжал воевода, нынче след вел в другую сторону, а потом и вовсе терялся, да так, что даже Хорту, опытному ловцу, оказалось не под силу его подобрать. Заимка пустовала, и, сколько он ни кружил по чаще, княжича ему найти не удалось.
Мстиша и без того в глубине души знала, что Хорт вернется с пустыми руками, и поэтому теперь сидела в темных Ратмировых покоях, одинокая и никому не нужная. Она чувствовала, что ее присутствие сделалось неудобным, ведь княжна являлась живым напоминанием того, кем на самом деле был ее муж.
Только Векша оставалась рядом. Она приходила напомнить, что нужно есть и пить, заставляла покидать выхоложенную горницу, чтобы сходить на поклон к Богине. Лишь Векша не теряла присутствия духа и улыбалась княжне, ободряя ее и призывая верить в лучшее. Но когда нынче чернавка появилась на пороге, на ней не было лица. Впрочем, едва ли Мстиша была в состоянии это заметить.
– Госпожа, – нетвердо начала Векша, и Мстислава вздернула голову, замечая непривычную дрожь в ее голосе.
– Что? Что стряслось? – сипло спросила она, все больше хмурясь под напором нарастающей тревоги. – Вести от Хорта?
– Нет, – быстро замотала головой Векша. – Не от Хорта. Поутру я ходила на торжок, и ко мне подошел… – Она замялась и опустила взгляд на свою руку, в которой было зажато что-то небольшое. – Вот. – Нехотя она протянула Мстише ладонь с лежавшей на ней трубочкой.
Мстислава несколько раз моргнула, прежде чем взять бересту.
Векша не сводила глаз с княжны, пока та разворачивала крошечный сверток, и заметила, как скорбное лицо озарилось сначала изумлением, а потом гневом. Но Векша была рада и тому. Она и не помнила последнего дня, когда бы видела на лице своей госпожи отражение хоть каких-нибудь чувств.
Казалось, неведомое послание пробудило Мстишу ото сна, и краски стали постепенно возвращаться к бледному дотоле лицу. И вдруг негодование, застывшее на ее челе, исчезло, точно княжну поразила новая мысль. Она медленно перевела взгляд на замершую в тревожном ожидании Векшу.
– Что ж, я приду, – спокойно проговорила Мстислава, и в прежде бесцветном голосе Векше наконец послышалась искра жизни. – Скажи ему, что я приду.
Мстиша могла беспрепятственно перемещаться по городу, пока ее сопровождала служанка и приставленный к ним рында. Ратмир никогда не занимал при дворе по-настоящему значимого места: наследником князя являлся его старший брат Творимир, у которого уже подрастал сын. Даже не будь Ратмир младшим, все, и в первую очередь он сам, понимали, что хворь, как о его оборотничестве говорили в семье, являлась непреодолимым препятствием на пути к престолу. Поэтому, если любой выход из терема жены Творимира обставляли как торжественное и требующее исключительных мер событие, на Мстишины прогулки смотрели сквозь пальцы. Особенно теперь. Медынская княжна служила немым укором, и каждый раз ее появление воспринималось как молчаливое обвинение. Красивые заплаканные глаза спрашивали: «Где мой муж?», приказывали: «Найдите его!» Но поиски оставались бесплодными, а по относительному спокойствию Радонеги Мстиша поняла, что подобное случалось с Ратмиром не впервые. Если бы только княгиня знала про сожженную рубашку…
Поэтому никто не обратил внимания, когда на следующий день Мстиша снова отправилась к святилищу Небесной Пряхи. Здесь было безопасно, а страдания молодой княжны не предназначались для посторонних глаз, и рында с Векшей послушно остались ждать при входе в рощу. Капище окружали огромные замшелые валуны, и Мстислава не удивилась, когда из-за одного из них появилась бесшумная тень.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и сердце Мстиши вопреки данному самой себе слову крепиться сжалось в сострадании. Не зря говорили люди, что после свадьбы прежний человек умирал – Сновид, ее милый Сновид, с которыми они играли в горелки и тайком целовались под старой яблоней, умер. Нынче из-под складок глубокого куколя на Мстишу смотрели совсем иные глаза. Куда только девались озорные искры, которые она так любила? Куда пропала легкомысленная улыбка? Откуда взялись эти мелкие морщины, эти изжелта-синие круги под глазами? И все же, осунувшийся и истерзанный потаенной мукой, это был Сновид, ее Сновид, и Мстислава еле сдержала просящийся на уста вскрик. Она сцепила руки в замок, чтобы не поддаться искушению старых привычек, и напомнила себе: это он оставил ее одну. Это он сначала подговорил Мстишу бежать, а потом не нашел в себе смелости дойти до конца.
– Здравствуй, Мстишенька, – заискивающе начал Сновид, и в его глазах блеснула болезненная надежда, заставившая Мстишу внутренне подобраться.
– Что ты здесь делаешь? – насколько могла, холодно спросила она.
Едва ли Сновид ожидал радушного приема, но она никогда не говорила с ним так, и Мстише пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пожалеть боярина, когда он еле заметно вздрогнул.
– Я все знаю. Все знают! – захлебнулся шепотом Сновид. – Он обернулся волком и пропал в лесу. Я пришел за тобой, Мстиша. Я пришел спасти тебя от него!
Тусклые глаза Сновида разгорались лихорадочным огнем, и Мстиславе стало не по себе.
– Откуда…
– Я приехал в Зазимье на твою свадьбу, – перебил он. – Я видел тебя, видел вас… – Он замолчал и стиснул пальцы в кулак, стараясь успокоиться. – Я не мог уехать и оставался в городе, точно предчувствовал. Я всегда говорил тебе, что мое сердце – вещун.
Мстиша поморщилась.
– Где было твое сердце, когда я ждала тебя?
Помутившийся разумом Сновид вызывал смесь сострадания и презрения, но рана давно отболела, и нынче Мстиша лишь хотела утвердить свое положение. Ему не удастся ни разжалобить ее, ни уж тем более заставить почувствовать себя виноватой.
Сновид вскинулся, и против воли сердце Мстиславы кольнуло. Его глаза говорили о том, что свою долю мучений он получил сполна, но это не давало ему права разрушить Мстишино счастье.
Впрочем, она разрушила его собственными руками.
– Пустое, – отмахнулась она. – Значит, ты остался, чтобы следить за мной.
– Мстиша! – воскликнул Сновид, пытаясь взять ее ладонь в свою, но она спокойно отвела руку в сторону.
Мстислава сама не понимала, откуда в ней столько хладнокровия, но на человека, которого она некогда любила больше жизни, она нынче смотрела лишь как на средство достижения своей единственной цели. Должно быть, она становилась такой же, как Радонега.
– Где же твоя жена? Ты ее тоже бросил?
Желваки Сновида побелели, и было видно, каких трудов ему стоило сдержать гнев и обиду.
– Мы с ней чужие, Мстиша, – сдавленно выговорил он.
Мстислава еле слышно хмыкнула.
– Чужие или нет, да только теперь вы муж и жена. Наши с тобой дороги разошлись, Сновид, и тебе некого в этом винить, кроме себя.
– Я виноват перед тобой, Мстишенька…
– Виноват, – кивнула она, не давая ему закончить, – и бежать с тобой я не стану.
Сновид, смотревший в землю, метнул на возлюбленную отчаянный взор.
– Но ты ведь пришла, – растерянно пробормотал он.
– Пришла. Только совсем за другим. – Мстиша сузила глаза, испытующе глядя на Сновида. – Если хочешь прощения, помоги мне.
– Все что угодно, – жарко проговорил он, впиваясь взглядом в отчужденное лицо Мстиславы.
Княжна на миг опустила длинные ресницы и, зябко передернув плечами, сильнее закуталась в песцовый воротник. Она чуть помолчала, точно в последний раз взвешивая слова, и, решившись, подняла на Сновида острый, вызывающий взор.
– Помоги мне найти мужа!
В глазах боярина произошла быстрая перемена: слабый уголек надежды погас, и вместо него серые очи вспыхнули темным, лихим блеском. Некоторое время Сновид смотрел на спрятавшую замерзшие щеки в пушистый мех Мстиславу, тихо кивая своим мыслям, а затем ответил глухо и безжизненно:
– Хорошо, Мстиша. Я помогу тебе. Клянусь, я найду твоего оборотня.
2. Беглянка
Мстиша вышла из святилища к ожидавшим ее спутникам и словно впервые увидела Векшу. И как она раньше не замечала? Не было больше забитой чернавки в обносках – нынче на Мстиславу глядела пригожая боярышня. Княжна отпустила ее со службы, наделив бархатом и соболями, сукном и утварью – щедрым приданым, с которым не зазорно войти в знатную семью. Но Векша сама попросила остаться с княжной до свадьбы, и Мстиша понимала теперь, что просто пропала бы без верной наперсницы.
Дорогие наряды и любовь воеводы изменили стать девушки. Ее поступь сделалась спокойной и величавой, на губах блуждала задумчивая, ласковая улыбка, а лицо осеняла загадочная дума. Неизменной осталась лишь преданность в глазах, с которой Векша смотрела на княжну. И нынче в ее пристальном взгляде вдобавок плескались тревога и подозрение.
Мстиша недовольно свела брови, но тут же одернула себя, напоминая, что у Векши были все основания не доверять ей.
– Принес орехов, когда зубов не стало, – презрительно хмыкнула Мстиша, позволяя Векше усадить себя в возок.
Та недоуменно моргнула.
– Не бойся, Векша. Я не для того за княжича вышла, чтобы теперь со Сновидом в бега подаваться.
Векша робко улыбнулась, а Мстислава откинулась на спинку и закрыла глаза. Первым ее порывом было посвятить во все Векшу и попросить помощи, но, поразмыслив как следует, она передумала.
Как бы рассудил Ратмир?
Мстиша горько усмехнулась про себя. Прежде всего он никогда не одобрил бы ее замысла, но он точно ни за что не позволил бы снова впутывать в безумные Мстишины затеи Векшу. И уж тем более не теперь, накануне ее свадьбы.
Нет, она не имела права делать из Векши сообщницу. Она должна остаться в неведении.
Мстиша вздохнула и открыла веки, глядя на проносившиеся мимо заметенные снегом коньки домов и деревья. Установилась настоящая зима, и воробьи-застрешники сбивались под крышами пушистыми стайками. Мстиша понимала, что совершает безрассудство. Что правильнее было бы повиниться во всем князю и княгине и вместе с ними держать совет. Но переступить через собственную гордость и признаться в содеянном оказалось куда сложнее, чем очертя голову броситься в сомнительное путешествие с бывшим возлюбленным. Мстиша знала Сновида с детства и доверяла ему, а он чувствовал вину и был готов на многое, чтобы ее искупить. Лучшего спутника и придумать нельзя. Что же до свекров… Они простят Мстиславу, когда она вернется с Ратмиром.