– Стой, глупая! – прошипела Незвана, и Мстиша удивилась силе тщедушной девчонки.
Она с неприязнью вывернулась, но девка заступила ей дорогу.
Вой повторился, а за ним до слуха донеслись жалобное мычание коровы и поросячий визг. Даже из дома было слышно, как припадочно захлопали крыльями куры, добавляя к переполоху. Раздался неясный шум, железное лязганье, звериный рык. Мстиша замерла, глядя на Незвану расширившимися от ужаса глазами, но в темноте видела лишь бледное пятно ее лица.
Девушка, тоже на несколько мгновений точно окаменевшая, быстро подошла к двери и, затворив засов, выдохнула и тяжело опустилась на лавку. Обе они молча прислушивались к происходящему снаружи. Постепенно шум стих, и через какое-то время послышались приближающиеся шаги. Мстиша едва не подпрыгнула на месте, когда дверь вздрогнула от двух мощных ударов.
– Открой, Незванка, – донесся до них глухой голос Шуляка, – я запер его.
Войдя в избу, колдун устало опустился на воронец и попросил воды. Он вытер шапкой лоб и пригладил всклокоченные волосы.
Незвана затеплила лучину, и Мстислава вдруг встретилась с его глазами. На самый короткий миг во взгляде Шуляка, в выражении его лица ей почудилось что-то знакомое, почти родное. По коже пробежала волна мурашек, и волхв, заметив ее смятение, усмехнулся, разрушив мимолетный морок.
– Ну что, волчья жена, муженек твой пожаловал.
Когда все снова улеглись, Мстиша еще долго не могла уснуть. Неужели Ратмир теперь совсем рядом? Нет, не Ратмир. Волк. Зверь.
Прислушиваясь к ночной тишине, она вдруг осознала, что провела у колдуна целый день, за который не сделала ничего, чтобы приблизить освобождение Ратмира. Засидевшись до ночи с треклятой прялкой, Мстислава совсем позабыла про рубашку. Позабыла или пожелала забыть. Ведь, как бы ни хотела она поскорее закончить и вернуться с мужем домой, ей по-прежнему страшно было даже подумать о том, чтобы расстаться с волосами.
На следующее утро Мстиша проснулась сама. В избе было пусто и тихо. Впрочем, облегчение от того, что никто не заставлял ее идти в хлев, померкло, стоило посмотреть на прялку с неопрятной куделью на ней и худой, жалкий початок. Вспомнив о ночном происшествии, она быстро вскочила с лавки и, торопливо набросив шубу, выбежала во двор.
Сначала ей показалось, что и на улице никого нет. Заглянув в хлев и не найдя там ни колдуна, ни Незваны, Мстислава принялась осторожно обходить двор. Она миновала амбар и услышала женский голос. Пойдя на него, Мстиша дошла до дровяника и остановилась. Там, почти на самой границе с лесом, была устроена большая крытая клетка, в дальний угол которой забился волк. Незвана стояла напротив клетки с миской в руках. Она задумчиво смотрела на зверя и не слышала приближения княжны. Лишь только когда волк встревоженно дернул головой в ее сторону, Незвана проследила направление его взгляда, но, безразлично посмотрев на подошедшую княжну, снова оборотилась к клетке и бросила между прутьями кость. Зверь, вернув внимание к Незване и не сводя с нее подозрительного взора, принялся подбираться к подачке. Он прихрамывал и прижимался к земле, но быстро ухватил зубами кость и, припадая на лапу, торопливо вернулся в свой угол.
– Да как ты смеешь! – воскликнула Мстислава, захлебываясь в водовороте охвативших ее чувств. Главным среди них было негодование, и она решила дать ему волю, чтобы заглушить остальные – отвращение, стыд. И страх.
Здесь пахло даже хуже, чем в хлеву: грязной слежавшейся скотьей подстилкой, испражнениями, протухшим мясом и мертвечиной.
Незвана недоуменно приподняла белесые брови, и Мстиша кивнула подбородком на миску, гневно добавив:
– Как ты смеешь бросать ему кости, словно собаке!
На лице девки отразилось понимание, и она ухмыльнулась.
– Должно быть, потому, что он и есть собака. Только хуже.
– Да как ты смеешь, оборванка!
Водянистые глаза Незваны блеснули злым огнем, неожиданно озарив лицо девушки. Она по-прежнему была серой и невзрачной, но сияние очей странно оживило некрасивые черты.
– Разве сама не видишь? Он – зверь. Ратша никогда так долго не проводил в звериной шкуре. С каждым днем шерсть прирастает все сильнее. Если не нравится, как я с ним обращаюсь, можешь войти в клетку и покормить его с руки. Давай же, – презрительно прошипела Незвана.
Всучив Мстише миску так резко, что лежавшие там кости громыхнули, она быстро удалилась.
Оставшись наедине с волком, Мстиша беспокойно покосилась в угол, где тот, еле слышно ворча, грыз свою добычу. Дрожащими руками она отставила миску в сторону, подошла ближе и медленно присела на корточки. Не сводя с нее глаз, волк предостерегающе зарычал.
– Пожалуйста, – прошептала Мстислава. Она хотела окликнуть его, но язык не поворачивался назвать это враждебное, чужое существо родным именем. – Пожалуйста, вернись ко мне. Не уходи, прошу, – взмолилась она, и голос ее дрогнул. Она пыталась поймать его взгляд, но волк посматривал на нее исподлобья как на возможную угрозу.
Мстиша подождала еще некоторое время, но волк по-прежнему не покидал своего угла. Если в теле зверя и был заключен дух ее мужа, он явно находился слишком далеко.
Тяжело вздохнув, Мстислава выложила оставшиеся кости в клетку, но, несмотря на всю осторожность, с которой она двигалась, зверь, дернувшись, оскалился и затравленно прижал уши к голове. Только теперь она заметила рану на его лапе. Отчего-то она полагала, что Шуляку удалось залечить ее, но нынче княжна поняла, что тошнотворный запах исходил от незаживающей плоти. С трудом подавив подкативший к самому горлу рвотный позыв, Мстиша поднялась и нетвердой поступью поспешила прочь. Возвращаться в избу не хотелось: ее не прельщали ни духота, ни общество Незваны, ни ждущая в темном углу прялка. Мстислава бездумно углубилась в лес и, отойдя от избушки достаточно, чтобы та скрылась из виду, уселась на поваленное дерево.
С ужасающей ясностью Мстиша поняла, что если она не поторопится, то может стать слишком поздно. Вылечить человека иногда непросто, но вылечить дикого зверя… Она не знала, насколько серьезной была рана, но этот запах напомнил угасающую лучину и любимое, ставшее неузнаваемым, позеленевшее лицо. Мстислава похолодела и зажмурилась, отгоняя детское воспоминание.
Нет! Надо действовать, и немедля.
Мысль о том, как сладить рубашку из волос, незаметно варилась в голове уже некоторое время, и, поразмыслив, Мстислава решила, что удобнее всего будет связать ее. Она не прикасалась к спицам так же давно, как и к прялке до вчерашнего дня, но теперь с благодарностью вспоминала Стоянину крепкую науку. Оглядевшись вокруг себя, она срезала несколько веток и принялась обстругивать их. Наверное, спицы можно было спросить у Незваны, но Мстислава скорее будет есть землю, чем переступит через гордость и обратится за помощью к неотесанной девке. Ей пришлось изрядно помучиться и поплатиться пораненным пальцем, прежде чем у нее вышло что-то сносное. Сжимая в руках получившиеся спицы, с вновь обретенной решимостью она заторопилась в избу. Но возвратилась Мстиша иным путем, заложив круг и обойдя дом с другой стороны. Она не могла заставить себя снова пройти мимо клетки.
Но и в тот день Мстислава не решилась приступить к делу. Она опять допоздна пряла, теперь получая от боли в истерзанных пальцах оправдание собственному бездействию. Ведь Мстиша была не виновата в том, что колдун своими прихотями отсрочивал начало работы. Да и потом, ее самодельным спицам было полезно просохнуть и как следует затвердеть.
Успокаивая себя так, Мстислава не могла не заметить взглядов: насмешливых – Шуляка, неодобрительных – Незваны. И все же, когда на следующее утро Мстислава посмотрела на неоконченную работу, вместо отчаяния она испытала облегчение. Она начнет рубашку, как только расправится с уроком Шуляка.
Но едва Мстислава успела устроиться с прялкой и порадоваться тому, что колдун с самого утра куда-то уехал на санях – отчего-то было очень неуютно находиться в его обществе, – как перед ней выросла Незвана с огромной корзиной в руках.
– Пойдем на реку, поможешь белье выпрать, – бросила она.
Мстиша с неприязненным удивлением оглядела девушку. Она все еще с трудом верила, что эта деревенщина так запросто с ней говорит и смеет раздавать указания, точно своей холопке. Мстислава жаждала поставить на место зарвавшуюся девку, но мысли тут же возвращали ее к тому, почему она вынуждена терпеть ее дерзость. Она покосилась на кривые палочки, которые ждали своей участи в подпечеке, и быстро отогнала воспоминание о волке, томившемся в тесной вонючей клетке.
– Да исподницу заодно сменить сможешь, – добавила Незвана, – поди, давно уж в нестираной ходишь.
Княжна, привыкшая к каждодневной бане, страдала оттого, что приходилось кое-как мыться из маленького ковшика, а уж о том, чтобы носить свежую одежду, она и не мечтала. Поэтому, как бы ни было оскорбительно идти на реку, мысль о чистой рубашке приободрила Мстиславу, и она с готовностью достала запасную сорочку из сумки. Быстро оглядевшись по сторонам, она удостоверилась, что, кроме них двоих, в доме никого нет, и принялась переодеваться. Присутствие Незваны никоим образом не смущало ее, Мстиша привыкла не замечать слуг, которые обычно безмолвно исполняли ее желания, поэтому когда, скинув старую сорочку, она заметила изумленный взгляд девушки, то опешила. Чернавки никогда не позволяли себе пялиться, и неприкрытый, полный благоговения и зависти взгляд заставил Мстишу вдруг почувствовать стыд от собственной обнаженности. Незвана, остолбенев, оглядывала ее нагое тело выпученными от простодушного восторга глазами. Мстиша нахмурилась и быстро надела свежую рубашку.
– Что вылупилась? – зло прищурилась она, и только теперь Незвана отмерла, дернула головой, будто отгоняя морок, и смущенно отвернулась.
Мстислава тоже опомнилась и высокомерно хмыкнула. Конечно, откуда этой страхолюдине видеть красивое женское тело? У самой-то одни мослы, как сказала бы няня.