– Где бабы гладки, там нет воды в кадке, – глухо вымолвила Незвана, точно отвечая на ее невысказанные мысли, и Мстиша прыснула.
– Что?! – хохотнула она. – Это еще что за околесица?
– Так дедушка говорит, – больше не поднимая глаз на Мстиславу, пробормотала девка и выскользнула из избы.
Мстиша лишь покачала головой и, оправляя одежду, с удовольствием прошлась руками по своим мягким бокам и округлым бедрам. Успокаивал ли старик плоскую, словно сушеная вобла, девку, или просто был женоненавистником? Кто знает. Но невольное унижение Незваны еще немного приподняло ей настроение.
Впрочем, благостное расположение духа быстро улетучилось. Выйдя во двор и бросив взгляд в сторону клетки, Мстислава мигом помрачнела.
– Как, разве не хочешь муженька проведать? – усмехнулась Незвана и, нагрузив побледневшую Мстишу двумя пральниками и пешней, неторопливо пошла в сторону леса.
К реке вела хорошо протоптанная, но узкая тропинка. Крошечные мостки угрожающе скрипнули под весом Незваны. Умелыми уверенными движениями она пробила успевшую зарасти полынью и, вся раскрасневшаяся от работы, скинула платок. Мстиша почти с сочувствием оглядела жидкую, даром что длинную косу.
– Ну, что смотришь, давай, берись за дело, – хмуро распорядилась девка, вываливая белье из корзины.
Мстислава наморщила нос, брезгливо оглядывая несвежую кучу, а потом перевела взгляд на прорубь. Если вода, спрятанная под ледяным доспехом, не внушала ей опасений, то от одного вида черной колышущейся ямы Мстишу пробил холодный пот. Чем дольше она смотрела на перехлестывающую через край воду, тем труднее становилось дышать.
– Что это ты? – недоверчиво нахмурилась девка. – Позеленела как поганка.
С усилием отведя взор от полыньи, Мстислава вдруг почувствовала, как кружится голова. Все перед глазами поплыло. Она принялась неловко расстегивать шубу, но, казалось, грудь одеревенела, и Мстиша не сумела сделать и вздоха. Гора грязного белья больше не занимала ее. Все, о чем она могла думать, – лишь блестящая темная пучина.
– Ты что, припадочная?
Но Мстиша, оцепеневшая от ужаса, не могла вымолвить ни слова. Тело сковало, воздуха не хватало, а сердце колотилось резко и как-то неправильно.
– Смерть моя пришла, – только и сумела выдавить она.
Незвана приблизилась к Мстиславе и с тревогой заглянула в глаза. Она вдруг положила ладонь Мстише на лоб и принялась вполголоса что-то шептать. Мстислава слишком ослабла, чтобы возмутиться, и просто осела на обледеневшую лаву, подчиняясь безмолвному приказу девки. Колдуньи. Потому что иначе отчего одно прикосновение ее прохладной костлявой ладони сразу принесло облегчение?
Через несколько мгновений Мстиша почувствовала, что снова может дышать. Незвана замолчала и, отведя руку, внимательно вгляделась в ее лицо. Наверное, надо было сказать, что она не может подойти к воде, что боится ее, объясниться, но Мстислава не могла. Она и так показала свою слабость и теперь презирала себя за этот миг уязвимости.
Но, кажется, Незвана и без того что-то поняла. Покачав головой, она вернулась к полынье и начала окунать белье в прорубь.
– Хоть пральником помоги, – бросила она, с трудом доставая из ледяной воды тяжелые намокшие холстины. На ее покрасневших руках проступили синие жилки.
– Что ты такое сделала? – превозмогая себя, спросила Мстиша, покорно берясь за валек. Она никогда в жизни не стирала, поэтому просто слабо повторяла за рублеными движениями Незваны, которая принялась выколачивать ткань, хлюпавшую под мерными ударами.
Девушка хмыкнула.
– Ничего особенного. Так, словцо шепнула.
– Значит, ты тоже? Колдунья?
Лицо Незваны омрачилось.
– Обычно меня ведьмой кличут. Но да, кое-что умею. – Она опять усмехнулась, а глаза мстительно блеснули, так что у Мстиши по предплечьям пробежали мурашки.
– Тебя родители Шуляку в учение отдали?
Незвана остро посмотрела на нее.
– Нет, сама пошла, – сквозь зубы пробормотала она и принялась колотить белье с удвоенной силой.
Мстислава удивленно приподняла брови. Она вспомнила, как Ратмир рассказывал, что против собственной воли жил у волхва и не желал постигать колдовской науки. Но, видно, Незвана была слеплена из иного теста.
– Как же тебя отпустили? – искренне удивилась Мстислава. Отец никогда бы не отдал ее в чужие люди, и ей трудно было представить, что в какой-то семье могло быть по-другому.
– Много будешь знать, скоро состаришься, – отрезала Незвана и подкинула Мстише мокрую рубаху. – Лучше делом занимайся, а не болтай.
Мстислава обиженно поджала губы. Не то чтобы ей хотелось узнать о жизни дремучей девчонки, но от накатившей скуки она предпочла бы скоротать время за беседой. Работать было тяжело, но она согрелась, а от головокружения не осталось и следа. И все-таки Мстиша держалась подальше от воды и старалась не смотреть в сторону полыньи. Впрочем, было полезно узнать, что Незвана умеет ворожить. Значит, с девкой стоило держать ухо востро.
Возвращаться было труднее. Хотя на долю Незваны выпало куда больше работы, Мстиша все еще отходила от приступа, выевшего много сил, а мокрое белье потяжелело в два раза.
Краем глаза Мстислава заглянула в клетку. Волк по-прежнему лежал в углу и не двигался. У нее сжалось сердце. Медлить дольше было непозволительно. Улучив миг, когда Незвана ушла развешивать стирку, она юркнула в хлев. Последнее, чего ей хотелось, – это чтобы кто-то увидел ее позор – иначе расставание с волосами Мстислава назвать не могла.
Забравшись по лестнице на сенник, она дрожащими руками размотала убрус и сняла повойник. Тряхнув головой, Мстиша выпустила на свободу уложенные венцом косы и торопливо расплела одну из них. Казалось, что стоит чуть промедлить, и с таким трудом собранная решимость рассыплется. Мстислава вынула из ножен клинок, осторожно отделила прядь в палец толщиной и, глубоко вздохнув, махнула лезвием рядом с ухом.
Волосы послушно упали в подставленную руку, и из глаз Мстиши брызнули слезы. Начало было положено, и она знала, что отныне дороги назад нет. Помалу или все сразу, но волосы будут срезаны.
Мстислава уронила лицо в ладони и беззвучно, чтобы никто не услышал, разрыдалась. Но нельзя позволять себе раскисать. Если ей заблагорассудится, она поплачет на обратном пути в Зазимье. На плече у мужа.
Мстиша подняла голову и, шмыгнув носом, быстро вытерла слезы. Торопливо смотав прядь, она спрятала ее за пазуху, затем убрала косы под повойник и заспешила в избу. Схватив новое веретено, она судорожно достала волосы и начала прясть их. От долгой работы на морозе еще толком не зажившие пальцы подрагивали и не слушались, и веретено несколько раз выпадало из рук, но она приноровилась, и в скором времени у нее на коленях лежала светлая, чуть пушащаяся нитка. В горле встал ком, но снова дать волю слезам Мстише не позволила открывшаяся дверь. Она ожидала увидеть Незвану, но вместо нее на пороге возникла другая девушка – куда более миловидная, румяная от мороза и испуганная. Озираясь, она несмело вошла.
– Проходи-проходи, милая, – послышался позади незнакомки голос колдуна, и, хотя он говорил ласковые слова, Мстиша заметила на лице Шуляка, вошедшего следом, снисходительность и презрение.
Волхв провел гостью в избу и усадил за стол. Встретившись взглядом с удивленно взиравшей на нее Мстишей, девушка вспыхнула, покраснела еще сильнее и потупила взор.
– Садись, милая, не робей, – продолжал ворковать Шуляк, и Мстислава нахмурилась. Его приторность была уж слишком далека от обычно обращенных к ней яда и издевки. – Ну, сказывай.
Девушка опасливо покосилась в Мстишину сторону, но старик только отмахнулся:
– Не пугайся, работницу взял, глуха и нема.
Мстислава от возмущения и вправду едва не потеряла дар речи, но сочла за лучшее промолчать и, спрятав нить из волос, взялась за оставшийся лен.
Пришлая девушка опустила глаза. Покусывая губу и неловко теребя рукавицу, она с обидой проговорила:
– Меня Чеверко знать не хочет, на Жданку заглядываться стал!
– Ну и пусть себе за ней бегает, петух ощипанный, – грубовато хмыкнул Шуляк. Кажется, его начала утомлять необходимость делать участливый вид.
– Помоги, дедушко, – едва не плача, попросила девушка. – Молва ходит, есть у тебя травка заветная.
– Может, и есть, – усмехнулся волхв. – Да только надо ли оно тебе? Мало ли на свете парней пригожих? На Чеверке-дураке свет клином, поди, не сошелся?
Но девушка упрямо поджала губы и сложила руки на груди:
– Помоги, дедушко.
Шуляк криво усмехнулся.
– Ну а о цене моей молву тоже, небось, слышала?
Прежде чем ответить, гостья сглотнула. Мстислава, все это время не перестававшая прясть и внимательно прислушиваться к тихим голосам, с живостью представила, как у девушки, должно быть, пересохло во рту.
– Слышала лишь, что дорого берешь, – выговорила девушка, – а точную плату не ведаю. Но серебро у меня найдется, – поспешно прибавила она и торопливо полезла за пазуху за мешочком, в котором что-то тихонько звякнуло. Должно быть, пара колец да лунница, мысленно фыркнула Мстиша, сама не зная, что больше испытывала к этой дурехе, презрение или сочувствие.
– Из серебра каши не сваришь, – раздался знакомый ответ, и у Мстиславы кольнуло сердце. Не была ли она сама такой же дурехой? – Дорого беру, то верно, а не ведаешь, потому что у всякого своя цена. Слышал я, дядька твой на боярский двор стольником подвизался?
Девушка изумленно приподняла брови и кивнула.
– Ну так надо будет у дядьки твоего услугу попросить, ненакладную, пустяковую.
– Услугу? Что ты, что ты! – замахала она на него руками и подскочила с места. – Злодейство хочешь меня заставить на душу взять!
Шуляк вдруг хрипло рассмеялся.
– А Чеверко присушить, по-твоему, не злодейство?
– То ведь не душегубство, – возразила гостья, впрочем, не очень уверенно.
– Так разве я о душегубстве прошу? У боярина сын есть младший, ладный молодец растет, завидный жених. Так вот рушник мне надобен будет, которым он утрется, только и всего, – невинно возразил Шуляк, но лицо его сделалось хищным, точно ему наконец наскучила личина благочестивого старца.